- Я хочу поговорить о Глориане, - заявил Эдвард, когда они подъехали к воротам, которые были открыты, несмотря на проблемы Гарета с соседом, бароном Мэрримонтом.

- А я нет, - ответил Дэйн, когда копыта их коней глухо застучали по древнему деревянному мосту. - Ты скоро станешь рыцарем, Эдвард. Давай-ка лучше поговорим об этом.

Дорога, вьющаяся рядом с пустым рвом, была обсажена дубами. Их листья трепетали на ветру, ловя солнечный свет. Все тревоги вдруг оставили Дэйна, и он просто тихо радовался тому, что снова дома.

- Я буду наемником, - сказал Эдвард. - Как ты. Может быть, я поеду воевать с турками.

Ужасные образы - призраки прошлых сражений - пронеслись перед глазами Дэйна. Он видел, что делали знаменитые турки на войне и что делали с ними. Но за долгие годы службы он научился загонять страшные воспоминания в самые дальние уголки памяти. Вот и сейчас он снова встряхнул головой и улыбнулся.

- Это твоя жизнь, - просто сказал он. - Ты волен распоряжаться ею. - И тут же Дэйн увидел лицо Глорианы, ее ироническую усмешку, когда дерзкая девица заявила ему, что и она имеет право распоряжаться своей жизнью.

- А ты? - спросил Эдвард. - Ты когда-нибудь поедешь еще воевать ради денег?

Скрипнуло седло, когда Дэйн повернулся к своему младшему брату.

- Когда я сам буду знать ответ на твой вопрос, Эдвард, - произнес он, - то непременно скажу его тебе. Война - это не игрушки, Эдвард. Это не битва понарошку, когда двое юнцов с мечами воображают себя рыцарями, это не партия в шахматы. Нет, это жестокое, безобразное ремесло, пот и кровь, и я устал от этого.

- Ты стар, - выдал Эдвард как нечто само собой разумеющееся.

Дэйн расхохотался, вспомнив, что так же думал и о Глориане, боясь найти ее седой, сморщенной, беззубой каргой. Каким же он был глупцом - таким же, как сейчас Эдвард!

- Да, - сказал он, понимая, что спорить сейчас бесполезно. - Я уже стар и ни на что больше не гожусь, кроме как лежать у камина, как охотничий пес, загнавший в своей жизни немало зверья.

На сей раз Эдвард промолчал, и Дэйн облегченно вздохнул. Он был солдатом, командиром. Он не привык вести праздные речи и на дух не переносил подобные разговоры. Он уже понадеялся было, что они в молчании достигнут аббатства, как юноша заговорил вновь.

- Я бы стал ухаживать за Глорианой, - пробормотал мрачно Эдвард. - Она красива, добра, жизнерадостна. К тому же еще и умна.

- Леди разделяет твои чувства? - спросил Дэйн. Ворота аббатства были заперты, и Дэйн свесился с гладкой черной спины Пелея, чтобы достать до задвижки. Вот, подумал он, признак беззаботности или наивной веры в мир и спокойствие: врагам не составило бы труда попасть в монастырь.

- Глориана вбила себе в голову, что влюблена в тебя, - с восхитительной прямотой ответил Эдвард. - Но со временем это у нее пройдет.

Дэйн припомнил прощальные слова Глорианы: «Отправляйся в ад и гори там синим пламенем, мне на тебя плевать!» Он печально улыбнулся, въезжая в ворота. Ей не составит труда позабыть о своей «любви». Но почему его это так огорчает? Лучше и быть не может: Глориана перестанет думать о нем и удалится в монастырь, такой, например, так этот, чтобы провести в нем свои дни, посвятив их служению Господу.

Аббатиса, сестра Маргарет, вышла во дворик, чтобы встретить приезжих. Как и все монахини ее ордена, она была одета в простое длинное серое платье и серый же чепец. Увидев Дэйна, она приветливо улыбнулась, отчего по всему ее лицу разбежались тонкие лучики морщинок.

- Итак, - сказала она, когда Дэйн сошел с коня, - это правда, что мы слышали: вы наконец-то вернулись в родной Хэддей.

Дэйн посмотрел на видневшийся в отдалении замок.

- Я вернулся, это так, но не в Хэдлей, а в Кенбрук-Холл, - ответил он. - Я буду жить там, как только улажу кое-какие дела.

Эдвард возмущенно хмыкнул, но ничего не сказал.

- Как поживает леди Элейна? - спросил Дэйн. Сестра Маргарет протянула ему руку, и Дэйн слегка пожал ее. Они с сестрой Маргарет были очень привязаны друг к другу.

Аббатиса вздохнула и пошла впереди братьев по обветшалым камням монастырского двора. Аббатство, как и Кенбрук-Холл, было старым, с историей, уходившей корнями в глубину веков. Основание его передавалось, как легенда, из уст в уста, не зарегистрированное ни в одной хронике прошлых лет.

- Она говорит, что знается с эльфами, - ответила аббатиса. - И это действительно так, что леди Хэдлей все молодеет и молодеет, тогда как все мы стареем. Иногда мне начинает казаться, что все это вовсе не сказки, что она не только знакома с маленьким народцем, но и сама - одна из них и посвящена в их таинства.

- Наверное, вы просто слишком много общаетесь с ней, - предположил Эдвард.

Дэйн обернулся к младшему брату и бросил на него такой взгляд, от которого Эдвард съежился.

В одном из уголков маленького дворика сидела Элейна. Ее изящная фигурка была залита ярким светом, на губах - нежная улыбка, лицо поднято к солнцу, а глаза закрыты. Волосы ее сияли, как золотая пряжа, а платье из тонкой материи, легкое, как паутина, трепетало на ветру и, казалось, жило своей отдельной жизнью, как трава или пташки в ветвях дуба.

Элейна открыла глаза и без удивления взглянула на своих гостей. Выражение лица у нее было спокойное и строгое. Когда она поднялась им навстречу, Дэйну невольно подумалось: «Если Элейна умалишенная, тогда и я тоже».

- Дэйн, - произнесла Элейна, приподнявшись на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. - Как ты вырос с тех пор, как я видела тебя в последний раз. И нет шрамов, по крайней мере, на теле. Это хорошо.

- Миледи, - поприветствовал ее Дэйн и хотел было поклониться, но она удержала его за плечи. Элейна посмотрела ему в лицо и разглядела слезы, которые так и не наполнили его глаза.

- Мой Дэйн, - с любовью произнесла она, - ты скорбишь обо мне. Не нужно. Я счастливейшая из женщин. - Элейна обернулась к Эдварду, который стоял рядом с аббатисой, поглядывая на открытые ворота, словно борясь с желанием убежать.

- Иди, Эдвард, - сказала она, - ты здесь не в своей тарелке. - Ее слова не были упреком, просто разрешением уйти.

Юноша с радостью покинул двор, и за ним пошла аббатиса, прикрыв за собой железные ворота.

Дэйн обнял Элейну и по-братски поцеловал ее в лоб. От ее волос и одежды так же, как от Глорианы, приятно пахло летними травами, свежим воздухом и курящимися маслами.

- Зачем ты здесь? - спросил он. - Ты ведь слаба умом не больше, чем любой из нас.

Элейна отвернулась, обхватив руками свои плечи, словно ей внезапно стало холодно.

- Это моя судьба. И я ею довольна. - Внезапно она склонила голову, будто вспомнив о каком-то своем горе, но потом вновь взглянула на Дэйна сияющими глазами. - Как поживает мой супруг? Он здоров?

- Гарет здравствует. Но он скучает по тебе, как и все мы.

- Да, - ответила задумчиво Элейна, - наверное. Хотя, знаешь, у него есть любовница - ирландка Аннабель.

Дэйн открыл было рот, но, прежде чем он успел сказать какую-нибудь глупую банальность, Элейна подошла к нему и легко прикоснулась своими тонкими пальцами к его губам.

- Ш-ш... - сказала она. - Не надо ложью навлекать на себя беду. Гарет всегда был добр ко мне, хотя я не та жена, которая ему нужна. Так как же я могу сейчас отказать ему хоть в таком утешении? Как ты думаешь, она сможет родить ему ребенка?

- Не берусь предсказывать будущее, - осторожно ответил Дэйн, - но думаю, нет. Такие женщины пользуются своим бесплодием, для них это преимущество.

- Меня печалит то, что у Гарета нет наследников, - призналась Элейна. Она склонила голову, словно прислушиваясь к далекому голосу свирели, который не долетал до слуха Дэйна. - Он был бы хорошим отцом.

Дэйн кивнул:

- Гарет всегда заменял отца и мне, и Эдварду.

Элейна вернулась на небольшую скамью, где сидела до прихода гостей. Она положила руки на колени и казалось такой чистой, светлой и умиротворенной, словно ангел, сошедший с небес.

- Я уже не чаяла увидеть тебя вновь, Дэйн, - сказала Элейна, когда ему уже показалось, что она забыла о его присутствии. - Я думала, ты уже никогда не вернешься, чтобы стать мужем твоей прекрасной Глорианы.

- Так, значит, ты ее знаешь? - Это все, что удалось вымолвить Дэйну в этот момент.

- Конечно, знаю, - рассмеялась Элейна, снова становясь самой собой. - Ведь с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, она жила неподалеку от замка Хэдлей. Сколько ей было, когда она стала твоей нареченной женой, Дэйн?

- Семь, - ответил Дэйн. - И я считаю, что это просто дикость - брачные союзы между детьми. Я никогда не поступлю так со своими сыновьями и дочерьми, когда они у меня появятся.

Элейна приподняла бровь и улыбнулась.

- Остерегайся поспешных обещаний, Кенбрук, - насмешливым тоном предупредила она. - Не искушай судьбу словами «никогда» или «всегда», иначе она найдет возможность посмеяться над тобой. В любом случае ваш брак был заключен в более высоких сферах, чем наше королевство.

Тяжело вздохнув, Дэйн опустился на скамью рядом с Элейной.

- Мне кажется, я люблю другую женщину, - сказал он. Еще сегодня утром, до мессы, он мог бы поклясться в своей любви к Мариетте, но сейчас он уже не был так уверен. Огонь, горящий в душе Глорианы, обжег его. Он не думал найти свою нареченную жену такой прекрасной, одухотворенной, изысканной и благородной.

- Глупец, - сказала Элейна, - Глориана - твоя судьба, а ты - ее. Я знала это уже тогда, когда она впервые вошла в эти ворота. - Она указала Дэйну на железную решетку - вход в аббатство. Дэйна неприятно кольнуло это напоминание о душевной неуравновешенности Элейны. - Знаешь ли ты, Дэйн, что находится по ту сторону ворот?

Он печально покачал головой:

- Нет, милая.

- Другой мир, - ответила Элейна. Она была бледна, на висках проступили тоненькие голубые жилки. - Это проход в другой мир, такой, каким наш станет через много сотен лет. Есть и другие ворота, другие проходы, которые ведут в другие миры...

Дэйн взял ее руку в свою, поднес к губам и поцеловал.

- Ш-ш... - прошептал он. На сердце у него было тяжело. - Ты устала, Элейна. Я утомил тебя, тебе необходимо отдохнуть.

- Да, - кивнула она, и слезы засверкали у нее на ресницах, как капли росы на траве. Она поднялась со скамьи. - Да, мне надо лечь. Я слышу его. - Она подняла руки к ушам, словно зажимая их от страшного шума. - Ужасное место, спешка, странные повозки, не лошади движут их. Они едут быстро и гудят, гудят. Как стадо оленей в бескрайних лесах.

Дэйн молился, чтобы Элейна покинула двор, прежде чем слезы польются из его глаз.

- Я снова приду к тебе, - пообещал он, потому что это было все, что он мог сделать для нее. Он привез много прекрасных даров для Элейны, но оставил их в замке, повинуясь просьбе брата.

- Пришли ко мне завтра Глориану, - попросила Элейна. - Я должна увидеться с ней.

Как только Дэйн кивнул в ответ, Элейна скрылась за каменной стеной. Дэйн подождал несколько мгновений, приходя в себя, а потом вышел из внутреннего дворика. Снаружи его ждали аббатиса и Эдвард, державший в поводу лошадей. Элейна же наверняка вернулась в свою келью или пошла в часовню.

Из кожаного кошеля, висевшего у пояса, Дэйн достал монету и вложил ее в мозолистую руку сестры Маргарет. Он не стал просить добрую женщину присматривать за Элейной, так как знал, что преданная аббатиса делает все, чтобы помочь несчастной леди Хэдлей. Дэйн молча оседлал Пелея и поскакал к выходу из аббатства.

- Чего ты хотел добиться этим визитом?-* спросил наконец Эдвард, когда они уже удалились от монастыря и подъезжали к подъемному мосту замка.

Дэйн не знал, как ответить.

- Я привязан к леди Элейне, - просто сказал он. - И надеюсь, что ты тоже разделяешь мои чувства. Она всегда была тебе вместо матери.

Эдвард вспыхнул:

- Говорят, она ведьма и насылает порчу. Однажды от ее сглаза умерла свинья, а еще...

- Подонки! - яростно воскликнул Дэйн. - Какой безмозглый, суеверный болван смеет распространять подобные слухи?

Юноша сдержался, но явно с трудом.

- Думаешь, я скажу тебе, Кенбрук? - спросил он через некоторое время. - Чтобы ты вырезал им языки?

Дэйн откинул голову и расхохотался. Но ни в этом смехе, ни в самом Дэйне не было прощения.

- Так бы я и сделал, - ответил он, перестав смеяться. - Прошу тебя, Эдвард, будь настороже. Безвинную Элейну могут сжечь на костре, считая, что служат Богу. Если она тебе хоть немного не безразлична, пресекай в корне подобные разговоры.

Эдвард кивнул. Остаток пути братья проделали молча.

Глориана стояла на коленях на чердаке дома, который когда-то принадлежал ее отцу, а теперь стал ее собственностью. Из самого дальнего пыльного угла она достала сундук и теперь разглядывала его содержимое. Эдвенна постаралась скрыть от людей правду о своей приемной дочери.