«Она все знает!» — молнией пронеслось в голове у него. Почему-то противно заныло в желудке и опять начала кружиться голова.

«Значит, это правда!?» — с тоской подумала Надя.

— Что скажешь, Сереженька? — звонко спросила она.

— Мне вообще-то нельзя пить. А я выпил, — пробормотал он. И устало помотал головой.

— Да, да. Понимаю. Просто выпил. Шел, споткнулся, упал.… Тут как раз Наташка пьяная валялась. Дальше, как у всех.

Некоторое время оба молчали.

— С тобой такого не случалось? — вдруг резко спросил Сергей.

Надя вздрогнула, побледнела, но тут же взяла себя в руки.

— Случалось. Только я думала…

— Что?

— У нас с тобой, будет не как у всех. По другому…

И Надя изо всей силы влепила ему пощечину. Потом еще одну.

Это видели две балетные девочки, спускавшиеся по лестнице с третьего этажа. И электрик Оля, поднимавшаяся по лестнице на второй этаж с первого. Голова Сергея дергалась, он даже слегка ударялся затылком о стену. А потом Надя резко повернулась и, не оборачиваясь, начала подниматься по лестнице на третий этаж.

Сергей еще долго стоял у стены истуканом. Из носа его потекла кровь. Он пару раз вытер ее ладонью, но кровь не останавливалась. Балетные девочки и электрик Оля несколько секунд стояли, ожидая дальнейшего развития событий. Но никакого развития не последовало. Они повернулись и разошлись по лестницам в разные стороны. В смысле, вверх и вниз. Каждая всем своим видом выражала абсолютную поддержку и женскую солидарность с Мальвиной. Как известно, все мужики — сволочи. Сей факт даже в научных кругах не обсуждается.

Сергей стоял у стены и вытирал ладонями кровь из носа.


Просторный кабинет директора ДК им. Зуева был обставлен под девизом «Время, назад!». Бросалось в глаза огромное красное знамя на стене. «За победу в социалистическом соревновании!». Массивная мебель, стол зеленого сукна, кресла с высокими спинками. По стенам на стеллажах кубки, вымпелы, чьи-то медали. В основном, спортивного достоинства. Когда-то при Доме культуры существовало несколько спортивных секций. Вольной борьбы, волейбола, настольного тенниса, тяжелой атлетики. И сегодня вошедшего встречали грозными взглядами с портретов на стенах основоположники марксизма-ленинизма.

Надя решительно распахнула дверь, не менее решительно вошла в кабинет. За столом в массивном кресле восседал Дергун. У него на коленях восседала одна из балетных девиц. Грозные осуждающие взгляды основоположников марксизма-ленинизма их ничуть не смущали.

— Питаешься плохо. Худая стала… — застала Надя конец стандартной фразы Дергуна.

Ни Игорь, ни девица никак не среагировали на ее появление. Впрочем, ничем противозаконным они не занимались.

— Надо поговорить! — резко сказала Надя. — С глазу на глаз.

Балетная девица, (Надя все никак не могла запомнить ее имени. Явно какая-то из новеньких!), преувеличенно вздохнула, соскочила с колен Дергуна и, не глядя на Надю, направилась к двери.

— Чем порадуешь? — уныло спросил Дергун, отворачиваясь к окну. По опыту знал, если Надя пришла говорить «с глазу на глаз», жди извержения Везувия. С падением каменьев на голову и потоками раскаленной лавы. Больше всего в жизни Игорь Дергун ненавидел выяснять отношения. Любимой его поговоркой была: «Слоны долго живут, потому что не выясняют отношения!». Но именно бесконечные выяснения отношений наваливались на него ежедневно, едва появлялся на работе. Впрочем, дома было не лучше. Все потому, что кругом одни бабы.

Надя сидела на стуле чуть в стороне от стола и молчала.

— Кого на этот раз уволить?

— Чтоб ни одна живая душа не знала, что ветер дует с моей стороны, понял? — разразилась она, наконец, длинной, заранее заготовленной тирадой. — Чтоб ни одна живая душа!

Игорь Дергун хлопнул себя ладонью по груди.

— Могила. И очень глубокая. Дна не видать.

Он и, правда, умел держать слово. Если обещал молчать, посторонние не могли и клещами из него вытянуть даже крупинку информации. Все в группе доверяли ему свои секреты и сложности.

— Кого надо уволить? — повторил Дергун.

Еще в период создания их группы Надя заловила на мелком воровстве одну из гримерш. Тут же поставила Дергуна перед выбором. Я или она. Дергун девицу выпер, но с тех пор не упускал случая поинтересоваться, кто следующий?

— Надо уволить… Наташку! — зло сказала Надя.

— Ты спятила? — спокойно поинтересовался Дергун.

— Мое терпение лопнуло.

Дергун медленно поднялся с кресла, прошелся по кабинету, выглянул из окна на улицу. Гору картонных коробок под окном так и не вывезли. Идеальный запасной выход. На случай какой-нибудь эстримальной ситуации. Наезд бандитов или визит налоговиков. Что, по сути, было одним и тем же.

Игорь подошел к Наде, присел рядом на стул, взял ее за руку.

— Ладно! Давай как на духу, — терпеливо начал он. — Чем тебя не устраивает Наталья?

— Много себе позволяет, — отстранено заявила Надя.

— Что именно?

— Много о себе понимает. Возомнила, Бог знает что!

— Позволяет, возомнила…. Что еще?

— Она мне надоела! Чисто по-человечески, надоела-а! Отвали-и!

Надя вырвала свою руку у Дергуна, вскочила со стула, отошла в противоположный угол кабинета, присела на другой стул.

— Меня от одного ее вида воротит!

— Если начистоту, меня от твоего вида давно воротит, — пожал плечами Игорь. — При чем здесь работа?

— Она мне давит на психику!

Игорь резко поднялся со стула, подошел к двери, запер ее на ключ. Вернулся к столу, уселся в кресло. Сильно провел ладонями по лицу.

— Вот что, девочка… — глядя перед собой, медленно проговорил Игорь. — Мне абсолютно наплевать какие у вас там с ней особые отношения. Можете обе хоть в лесбиянки записаться. Дело есть дело. И пока мы в одной упряжке, пока в одной команде… очень тебя прошу…

— Не хочу больше быть в одной упряжке. Или она, или я!

— Девочка! — медленно, все еще сдерживаясь, произнес Игорь Дергун. — Ты всерьез держишь всех окружающих за идиотов. И меня в том числе. Ведь ни для кого не секрет, ты без нее — никто, ноль без палочки. Ты без нее рот раскрыть не сумеешь. А если и раскроешь, из него ни одной ноты не вылетит. Ведь это не ты на сцене поешь! — повышая голос, говорил Дергун. — Это она поет! Твоим ротом!!! Все это знают, все это видят. Просто боятся произнести это вслух! Кому ты голову морочишь, девочка! Вы как сиамские близнецы. Одна без другой ничего не стоит. Не знаю, как это у вас получается, ваши психологические заморочки мне по барабану, но разрушать команду я вам не дам.

Надя некоторое время молчала, нервно кусала губы.

— Отвали-и! Я могу петь под фанеру. Чем я хуже других? Уж как-нибудь сама в свой собственный голос попаду.

— Хочешь сказать, в ЕЕ голос! — с ударением сказал Дергун.

— Без разницы. Публика знает и любит меня. Я — звезда.

— Нет, девочка, нет! — покачивая головой, сказал Игорь — Ты не звезда. Ты и понятия не имеешь, кто такая настоящая звезда. Ты мистификаторша, оболочка, не более того. Я затратил гору бабок, чтоб раскрутить такую пустышку, как ты.

Надя вспыхнула, резко поднялась со стула. Дергун изо всей силы трахнул кулаком по столу. Надя испуганно вздрогнула.

— Запомни, мартышка! — в ярости прохрипел Дергун, приподнявшись и опираясь руками о стол, — Пока я не оправдаю всех денег, которые вложил в твою раскрутку, а пока я не оправдал и половины, до тех пор ты будешь вкалывать, вкалывать и вкалывать! И держать рот на замке!!! Еще одна истерика перед концертом, и я поставлю тебя перед проходной в угол! Кверху задницей!!!

— Ха-ам! Скотина-а! — выкрикнула Надя. — Меня не запугаешь!

— Запомни, девочка… — вдруг почти миролюбивым тоном продолжил Дергун. — Я очень терпеливый человек. Но всякому терпению приходит конец. Если ты позволишь себе переступить черту…

Надя резко опустилась на стул, закинула ногу на ногу, демонстративно достала из сумочки сигареты, закурила.

— Я выхожу из игры, — жадно затягиваясь, сказала она. — Больше не меня не рассчитывай. Сегодня последний концерт! Отвали-и!

Игорь медленно поднялся с кресла, медленно подошел к окну. Долго смотрел на окутанный дымной мглой город. Потом начал говорить, ровным спокойным тоном, будто прикидывал, размышлял вслух:

— Мы тебе устроим пышные похороны, девочка. На всю страну. Твои фанатки будут рвать на себе волосы. Парочка-троечка даже покончат жизнь самоубийством. В знак солидарности. Не волнуйся, девочка, ты будешь лежать в гробу очень хорошенькая…. Молоденькая, просветленная. Такая… профессиональная невеста.

Игорь медленно повернулся и поднял глаза на Надю. Взгляд его красивых глаз был прям и прост. Как у волка.

— Будет очень много цветов, — тем же тоном продолжил Игорь Дергун. — Море цветов. И музыка. Все время будет звучать музыка. Твой любимый «Вивальди оркестр». Это я тебе обещаю. Мы похороним тебя очень красиво. И торжественно…

— Игорек!? — прошептала Надя. — А ведь ты… не шутишь!?

— И все твои диски, наконец-то, пойдут нарасхват! — закончил Дергун. Помолчал, потом добавил. — Ты даже не подозреваешь, девочка, в окружении, какого зверья мы с тобой живем. Даже не подозреваешь, несмотря на весь твой, так называемый, жизненный опыт. Жизнь человека для них не стоит и пачки твоих сигарет. Если я не верну кредиты, которых уже набрал выше крыши, со мной церемониться не станут, понимаешь? Они не шутят. Если ты встанешь у них на пути…. Пойми ты это, наконец, девочка!

Дергун долго смотрел на нее каким-то странным взглядом. Так смотрят звери в зоопарке на посетителей. Звери есть звери, зеваки есть зеваки. Между ними железные прутья. И им никогда не сойтись вместе, не понять друг друга.

— Шерше ля киндер! — вдруг весело засмеялся Дергун. — Не думал, что из-за этого смазливого мальчика такая каша заварится. Вы обе совсем с ума посходили. Встряхнитесь, девочки!

Игорь встал из-за стола и, усмехаясь и покачивая головой, опять подошел к окну. Присел на подоконник, опять начал смотреть вдаль.

— Кстати, он написал заявление об уходе, — не оборачиваясь, через плечо бросил он. — Хочешь почитать? С диким трудом уговорил, доработать сегодняшний день.

Сергей стоял на том же месте, между лестницей на третий этаж и дверью в гримерную. Надя спустилась по лестнице и, проходя мимо, окинула его абсолютно незнакомым чужим равнодушным взглядом. Так смотрят на всех охранников, лифтеров, вахтеров, официантов. Сергей теребил нос, но кровь из него идти уже перестала.

— Ты все еще мой охранник? — глядя в сторону, спросила она.

— Сегодня последний день, — кашлянув, ответил Сергей. — Я написал заявление. Я подумал, так будет лучше…

— Значит, пока ты мой шофер. Пошли! — распорядилась Надя.

Они спустились по лестнице. Надя впереди, Сергей чуть сзади, как и положено охраннику. Вышли на улицу, подошли к «Форду». Надя кинула ему ключи и уселась на переднее сидение. Устало прикрыла глаза.

— Куда едем? — спросил Сергей.

— 47 километр по Ярославке. — встряхнувшись, приказала Надя. И жадно закурила.

— Опять в деревню Лысая? — хмуро поинтересовался он.

Надя не ответила. Всю дорогу она очень много курила. Когда до 47-го оставалось километров пять, неожиданно приказала:

— Останови!

— Зачем? — удивился Сергей.

— Останови! Я сяду на руль!

Сергей пожал плечами, включил мигалку, остановился у обочины.

«Хозяин, барин!» — равнодушно подумал он, выходя из машины.

Надя рванула с места, будто участвовала в международных ралли «Париж — Дакар». Но уже через сотню метров затормозила.

— Заднее колесо спустило. Выйди, посмотри! — глядя прямо перед собой на шоссе, сказала она.

— Колеса в норме.

— Выйди, проверь правое заднее! — с ударением сказала эстрадная «звезда» Мальвина.

Не успел Сергей захлопнуть свою дверцу, как Надя газанула и «Форд», рванувшись с места, понесся вперед по шоссе, оставляя позади себя синеватый шлейф дыма. И охранника Сергея. Но далеко не уехал. Метров через двести замедлил бег и остановился у обочины, как раз правым задним колесом посреди небольшой лужи, невесть каким образом сохранившейся на таком пекле. Не иначе, у кого-то из грузовиков как раз на этом месте час назад закипел и потек радиатор. Сергей, чертыхаясь, медленно пошел к «Форду».

Не успел он дойти до багажника, как «Форд» снова взревел и, обдав Сергея фонтаном грязи из лужи, отъехал еще метров на сто. И опять остановился. Это было уже слишком! Несколько мгновений Сергей стоял неподвижно. Потом повернулся и медленно пошел по обочине шоссе в сторону Москвы.

Надя доехала до 47-го километра, на секунду притормозила и, еще раз сверившись с бумажкой, повернула направо. Минут двадцать «Форд» трясло по разбитой ухабистой сельской дороге. Та была по-прежнему не приспособлена для иномарок.