Первой встряхнулась Надя. Она почувствовала, (в этом стыдно признаться, но это факт!), странную слабость в ногах, где-то под коленками. Дышать стало почему-то трудно, воздуха явно не хватало, хотя окно ее гримерной было распахнуто настежь. Только что прошедший ливень должен был принести облегчение, но он в данной ситуации явно не справился.

Надя тряхнула рыжими кудрями, (блондинистый парик с утра не успела напялить, так и пилила на «Форде» в рыжеволосом варианте!), резко повернулась, подошла к дивану, плюхнулась на него, скинула с ног туфли и подняла глаза на Сергея.

— Ты кто? Мой новый охранник?

— Так точно!

— Недавно из армии?

— Так точно!

Несколько секунд оба молчали, сверлили друг друга взглядами, но уже несколько иными. Симфония в душах у обоих одновременно стихла, и оба почувствовали легкое раздражение. На самих себя. Непривычно как-то. Оба ни разу в жизни не ощущали ничего подобного.

— Чего молчишь?

— Думал… вы блондинка, а ты… рыжая.

— Отвали-и! Тебя что, не устраивает?

— Почему, нет. Просто так сказал. Рыжие счастливые.

— Отва-али-и! Я исключение.

— Так точно! В смысле, хотел сказать, никак нет!

Надя неожиданно, закинув голову назад, громко расхохоталась. Но, как бы, на публику, которой не было. Самой не понравилось.

— Фантастика! Думала, таких уже не бывает… Ты еще и краснеть не разучился!

— Никак не могу отвыкнуть. Сосуды на лице очень близко расположены.

— Отвы-ыкнуть! — протянула Надя. — Такие сейчас на вес золота. Вот ты, сколько килограмм весишь?

— Восемьдесят три.

— Считай, — Надя пошевелила губами, — пять пудов золота.

— Так точно!

— Ты, какие другие слова, кроме «так точно», знаешь?

— Так точно! — отрапортовал Сергей. И сам засмеялся.

Надя тоже засмеялась, но гораздо сдержаннее. Она изо всех сил старалась не выказать своих чувств.

— Моим любимым дезодорантом тебя Наташка обрызгала? Засранка-а! Сколько раз просила! Ладно, не бери в голову…

Надя мгновенно засекла, Сергей едва заметно поморщился, услышав слово «засранка». И тут же поклялась себе больше его не произносить вслух. Никогда в жизни.

— Она хотела как лучше. Хотела, чтоб ты мне понравился…

Эстрадная звездочка Мальвина, (в миру Надя Соломатина!), глубоко вздохнула и, чуть ли не со слезами в голосе, сказала:

— Она своего добилась… Ты мне уже нравишься! Как зовут?

— Сергей.

— Фантастика! Надеюсь, не Радонежский?

— Кострюлин.

Надя весело, по-детски, радостно захихикала.

— Каст-рюль-кин!?

— Кострюлин! Через «о», — строго сказал Сергей. — Не надо коверкать мою фамилию. Я этого не люблю.

— Извини. Учту на будущее. Главное, не Радонежский. Был тут у меня один… Прямо с порога брякнул, я Александр Невский!

— Может, однофамилец, — пожал плечами Сергей.

— Нет. Он, этот самый Александр Невский, возомнил, что на него возложена великая миссия. Искоренить зло во всем мире. И начать он решил с меня. Представляешь?

— Так точно!

— Вот-вот! Пока разобрались, что у него на уме, пока из психушки вызывали, пока те приехали… Он меня чуть не угробил! Душить начал. Спасибо Наташке. Она сзади стулом ка-ак трахнет его по кумполу! Он и с копыт. Без нее никак бы не отбилась. Надеюсь, ты не из психов. Я психов очень боюсь. Ну-ка, подойди! Посмотрю в глаза. Ходят слухи, они зеркало души.

Сергей подошел к дивану. Надя смотрела на него снизу вверх, как ребенок смотрит на взрослого и незнакомого.

— Глаза у тебя-а… Смерть десятиклассницам! Ладно, тебе объяснили обязанности? Защищать меня, оберегать.

— Так точно!

— Брось ты это свое, дебильное «так точно». Не в армии. Пора отвыкать. Главное, во время концерта, всех выпускать, никого не впускать. Особенно гони в шею фанаток малолеток. Эти совсем бешеные. На куски разорвать могут. Из любой щели выползают. Даже из унитаза.

— Представляю! — усмехнулся Сергей.

— Ты еще и с юмором! Большое облегчение. Мужчина без юмора, что женщина без талии. Как считаешь?

— Полностью согласен. На все сто.

Из динамика донесся голос Норы. Но теперь какой-то вежливый, даже ласковый. «Девочки!.. Уборщицы!.. Пожалуйста!.. Быстро с вениками на второй пандус!.. Там какой-то вредитель намусорил!».

Надя резко встала с дивана, мельком взглянув в зеркало, поправила прическу и отошла к окну.

— Вот что, друг Серега! Я тебя так буду называть, — глядя в окно, не оборачиваясь, сказала она. — Сгоняй в буфет, принеси кофе, покрепче, скажи для меня, они знают. И два пирожных. С заварным кремом.

Сергей направился к двери, но на самом пороге остановился.

— Извини. У меня с собой денег нет.

Надя резко повернулась и, покачивая головой, негромко засмеялась. Когда смеялась, слегка морщила нос, и вокруг глаз появлялись мелкие морщинки. Сергею это сразу понравилось. Она становилась какой-то открытой и абсолютно беззащитной.

— Фантастика! — прошептала она. — Сразу видно, ты не из нашей братии. Скажи в буфете, для меня. Они запишут в книжечку, — тоном школьной учительницы, продолжила Надя, — У них такая бухгалтерская книга есть. Они всех туда записывают. Потом все скопом расплачиваемся. Чеши, друг Серега! Это надо… денег нет!

Сергей кивнул головой, по-военному повернулся «кругом!», двинулся на выход и столкнулся, нос к носу, с вошедшим поэтом-песенником Скворцовым. Тот отдал ему честь и пропустил в коридор.

— Какие люди-и! — равнодушно пропела Надя.

Она подошла к гримерному столику, опустилась на стул и начала внимательно рассматривать свое лицо.

— С чем пожаловал? Очередной серьезный разговор?

Скворцов взял стул, перевернул спинкой вперед и сел на него верхом, совсем близко к Наде.

— Мальвочка! Ты меня любишь?

— Не то слово. Только этим и занимаюсь. Подай полотенце.

— Сначала ответь. Ты меня любишь? Все-таки, я тоже приложил лапу к твоему восхождению на Олимп.

— На… куда!? В таком кабаке петь не довелось.

Надя раскрыла одну из коробок с вазелином и начала пальцами накладывать его на лоб и щеки. Одной рукой придерживала волосы, откинув их назад, другой от души мазала физиономию.

— А ты сам-то? — вдруг спросила она. — Сам себя любишь?

Скворцов коротко хохотнул и помотал головой.

— Не очень. Вернее, не слишком. Иной раз с утра посмотришь на себя в зеркало.… Так бы и дал, сам себе по роже.

— Не сдерживай порывы. Вредно для здоровья. От сдержанности бывает рак.

Николай Скворцов удовлетворенно улыбнулся, словно услышал приятный комплимент и поудобнее уселся на стуле. Смотрел при этом на отражение Нади в зеркале, хотя она сидела рядом.

— Слушай, Мальва! А ведь у нас с тобой был роман.

— Отвали!

— Точно помню, был. Еще до моей женитьбы на Наталье.

— Отвали, сказала! Мне и так несладко.

— Кому сейчас сладко.

— Таким как ты. Отвали!

— Ладно, сменим тему. Но роман у нас, все-таки, был.

— Спьяну чего не померещится.

— Я тогда еще не пил! — наигранно-возмущенным тоном сказал Николай. — Только закусывал. Если начистоту, я и на Наташке женился, чтоб быть поближе к тебе. Созерцать, так сказать!

— Ты глухой, да? — начала раздражаться Надя. — Денег нет. И неизвестно. Будут только в конце недели. Отвали!

— Ты на редкость прагматическая натура. Удивляюсь, как в такой хрупкой оболочке столько всякого помещается.… Всякого и разного!

— Ты мне начинаешь надоедать! — серьезным тоном сказала Надя. И даже не секунду перестала мазаться. — Денег нет, уже сказала. Хочешь выпить, пойди в буфет, пусть запишут на мое имя…

— Я о серьезном… — обиженным тоном протянул Скворцов.

Он вытащил из-под себя стул, отставил его в сторону, отошел к окну и достал из кармана несколько смятых бумажек.

— Ты, я слышал, подыскиваешь новый репертуар.… Послушай, отниму всего несколько минут…

— Не надо! — заорала Надя. И даже шваркнула на столик коробку с вазелином. — Не надо-о! Отвали по-хорошему! О работе ни слова! Написал хорошие стихи, в чем я сильно сомневаюсь, приходи завтра. С утра и абсолютно трезвый!

— Я действительно написал неплохие стихи! — растерявшись, начал бормотать Скворцов. — Впервые за последние несколько лет. Ты послушай! Две минуты можешь мне уделить!?

— Слушай, Бальмонт! Мать твою… — угрожающим тоном прошипела Надя. — Я ничего не решаю в одиночку, только с Игорем, ясно-о!? С тех пор как ты слетел с эстрады, многое изменилось…

— Настоящая поэзия всегда в цене. Послушай только несколько строк, сама все поймешь…

— Отва-али-и!!! — чуть не плача, взмолилась Надя, — Ты мне мешаешь! У меня работа-а!!!

— Послушай! Пять строк! Всего пять строк!!!

Осторожно открылась дверь, на пороге появился Сергей, со стаканом кофе на блюдце в одной руке, с пирожными на тарелке, в другой. Он ногой прикрыл за собой дверь, поднял глаза на Надю.

— Сереженька! — радостно попросила Надя. — Огромная просьба, если не затруднит.… Выброси этого… Тютчева в окошко! Пожалуйста! Он меня достал!!!

Сергей, хмуро поглядывая на поэта-песенника, подошел к гримерному столику, аккуратно поставил перед Надей тарелки. Та, тут же схватила стакан, сделала довольно большой глоток.

Поэт-песенник Николай Скворцов с мрачным видом рассовывал по карманам смятые листы бумаги. При этом он даже не смотрел на Надю, словно, ее вовсе не было в гримерной.

— Спасибо-о! — медленно протянул он.

— Пожалуйста-а! — передразнивая, протянула она.

Резкими движениями скинула с себя кофточку и, оставшись только в лифчике и юбке, напялила на голову изящную полиэтиленовую шапочку, схватила со спинки стула полотенце, направилась к незаметной двери в углу гримерной, за которой явно находилась душевая комната. Оттуда постоянно доносился звук капающей воды. Кап-кап, кап-кап…

— Ты об этом пожалеешь! Локти кусать будешь!

— Кому?! — поинтересовалась «звезда», открыв дверь душевой.

— Сама просить будешь…

— Сережа! Кто спросит, я в душе, — сказала Надя. При этом как-то виновато передернула плечами и бросила на него многозначительный взгляд. Было в этом взгляде что-то такое, чего Сергей понять не успел. Женщины это умеют. Быть наглой и застенчивой одновременно.

— Будешь бегать за мной… — угрожал Скворцов.

— Отва-али-и! — рявкнула Надя, и сильно хлопнув дверью, скрылась в душевой комнате. Оттуда донесся звук, включенного на всю катушку, мощного потока воды. Явно, сразу из обоих кранов.

Поэт-песенник, засунув руки в карманы джинсов, задумчиво покачался на месте с пятки на носок, и направился в коридор. На пороге остановился, бросил быстрый взгляд на Сергея.

— Слушай, Серега! Ты я вижу, парень неплохой. Могу я с тобой как мужчина с мужчиной.

— Само собой.

— Одна просьба. Это очень важно. Я сейчас уйду. Совсем. Понимаешь? Если вернусь, ты меня не пускай, договорились?

— Как это? — недоуменно спросил Сергей.

— Гони в шею. Можешь коленом под зад. Только по физиономии не надо. И милицию не вызывай, ладно? С милицией всегда так сложно.… Договорились? Главное, не слушай, что я молотить буду. Не пускай и точка. У меня фантазия богатая, черте-что могу напридумать…

Сергей смотрел на красное, потное лицо уже немолодого человека, и ему вдруг стало его жалко. В прошлый раз поэт-песенник ему активно не понравился. Он терпеть не мог таких вот, молодящихся старичков. Но сейчас, почему-то резко переменил мнение.

— А ты что…

— То самое, — кивнул Николай. — Чувствую, сегодня сорвусь.

— С утра начал? — понимающе кивнул Сергей.

Сам он почти не пил, но к пьющим людям, в отличие от большинства, относился с сочувствием. Все-таки, больные люди, как ни верти.

— Я раньше, чем с утра, — горько усмехнулся Скворцов. — Намного раньше. Наташку жалко. Она заслуживает лучшего мужика, нежели такое сокровище, как я.

Некоторое время оба молчали. Из душевой доносился плеск воды и нарочито громкие, пронзительные вскрики Нади. Мужчины переглянулись и, не сговариваясь, дружно усмехнулись.

— Настоящая поэзия никому не нужна, — с горечью сказал Скворцов. — Конечно, я не гений.

Между тем, Надя в душе начала громко петь. При этом изрядно фальшивила. А может, просто дурачилась.

— Иной раз думаю, может, сигануть в открытое окошко? Хоть раз в жизни испытать ощущение полета. Как считаешь? Все лучшее, уже позади. Это факт.

— Ну, знаешь,… — покачал головой Сергей. — Там, откуда я недавно прибыл, к таким попыткам… относятся.… Осуждают, короче.