Таррин Фишер - Рыжая (ЛП)

Он не разговаривал со мной с той ночной поездки в больницу, только изредка задавал вопросы о ребенке или давал инструкции. Развернувшись, я ухожу и дуюсь, пока они обсуждают вопросы, которые меня не интересуют. Я планирую посетить спа-салон и пытаюсь решить, сколько процедур я успею пройти за восемь часов, когда Калеб зовет меня. Отчаянно желая оказаться в центре его внимания, я отрываюсь от компьютера и с надеждой смотрю на него.

— Меня сегодня не будет допоздна, — сообщает он. — У меня деловой ужин.

Я киваю. Вспоминаю, что раньше я сопровождала его на такие деловые ужины. Открываю рот, собираясь сказать ему, что я хочу пойти, но он целует ребенка и уже на полпути к двери. Полное безразличие.

Я переключаю свое внимание на воспитателя.

— Так, значит, ты в родстве со своей начальницей, — равнодушно констатирую я, впиваясь зубами в яблоко. Сэм удивленно приподнимет брови, но ничего не отвечает. А я начинаю размышлять и гадать, спал ли Калеб когда-нибудь с Кэмми.

— Ты… эм… проводишь с ней много времени?

Он пожимает плечами.

— У Кэмми много друзей. Встречи девочек за бокалами мартини мне не интересны.

— Но разве ты не хочешь встречаться с кем-то? — спрашиваю я, переводя разговор на другую тему. Он очень симпатичный, если в вашем вкусе неухоженные музыканты. Эггееей, грандж умер вместе с Куртом Кобейном.

— Так вот, где бы ты зависала, если бы была одна? — он смотрит на меня, когда задает вопрос. Простой вопрос, но из-за выражения его глаз я чувствую себя как на допросе.

— Я не одна, — резко отвечаю я.

— Точно, — он поудобнее перехватывает ребенка. Я отвожу взгляд в сторону.

— Ты встречал кого-нибудь из ее друзей? — я надеюсь хоть на какое-то упоминание об Оливии. Было бы интересно узнать, принимает ли она в этом какое-то участие.

Сэм прикидывается дурачком. Не могу понять, знает он что-то или нет.

— Ну, пару человек то там, то сям, — отвечает в итоге он, вытирая рот Эстеллы тряпочкой. — Уверена, что не хочешь заняться этим? — он кивает на ребенка. — Не хочу лишать тебя возможности провести время с ней.

Когда он бросает взгляд на нее, я закатываю глаза.

— Нет, все в порядке, — удовлетворенно говорю я.

— Ты, видимо, не очень привязана к ней? — говорит он, не глядя на меня.

Я рада, что он не видит моего лица. На нем отражается шок. Я стараюсь придать лицу нейтральное выражение.

— Почему ты так сказал? — спрашиваю я, прищурившись. — Сколько ты меня знаешь? Пять минут?

— Тут нечего стыдиться, — продолжает он, игнорируя меня. — Многие женщины впадают в своего рода депрессию после родов.

— Окей, доктор Фил. Я не в депрессии! — я отворачиваюсь, но затем, крутанувшись, разворачиваюсь обратно. — Как ты смеешь судить меня — ты думаешь, что достаточно опытен, чтобы «судить» меня, юный психолог? Почему бы тебе не посмотреть внимательно на свои родительские таланты? У тебя ребенок в Пуэрто-Рико, парниша… без тебя.

Кажется, Сэма не тронули мои слова. Вместо того, чтобы стушеваться, чего я, собственно, добивалась, он задумчиво смотрит на меня.

— Калеб очень приятный парень.

Я уставилась на него. Что он имеет в виду? Это что, какой-то психологический фокус? Разновидность ловушки, которая докажет ему, что я страдаю от послеродовой депрессии? Я облизываю губы, пытаясь понять его точку зрения.

— Да? И?

Он не спешит отвечать мне, ставит бутылочку на стойку и укладывает Эстеллу головой на плечо для очередной отрыжки.

— Зачем он женился на такой, как ты?

Сначала мне кажется, что я неправильно расслышала. Конечно же, нет… он не мог сказать подобное, мне послышалось. Он прислуга — обычный воспитатель. Но он смотрит на меня в ожидании ответа и у меня начинает дергаться глаз — явный признак смущения. Гнев всей тяжестью обрушился на меня. Вот бы я могла поднять его с плеч, где он осел всей своей тяжестью, и швырнуть в Сэма.

Так грубо! Так неуместно!

У меня мелькает мысль уволить его, но затем я замечаю, как Эстелла срыгивает молоко, и оно течет по его спине по рубашке. Я морщу нос. Лучше на него, чем на меня. Я разворачиваюсь и мчусь вверх по лестнице, словно само материнство гонится за мной.

Закрыв дверь спальни, я сразу же думаю о сексе. Я жажду сорвать одежду с кого-нибудь — с Калеба, конечно же. Когда мне было семнадцать, врач сказал мне, что я использую секс, чтобы самоутвердиться. У меня в ближайшее время будет секс с Калебом.

Второе, что приходит мне в голову — это пачка сигарет «Вирджиниа Слимс», которую я прячу в шкафу с нижним бельем. Я отправляюсь туда и засовываю руку за деревянную панель. Пачка по-прежнему там, наполовину полная. Я вытаскиваю зажигалку из букета шелковых цветов и иду на балкон, куда можно выйти прямо из моей спальни. Последнюю сигарету я выкурила еще на шестом месяце беременности, когда однажды после особо трудной ночи спряталась в доме родственников. Я зажигаю сигарету, прокручивая в голове мерзопакостные комментарии Сэма. Я должна поговорить с Калебом. Собственно говоря, Сэм не может продолжать работать на нас после того, как он сказал такие ужасные, уничижительные вещи обо мне.

Интересно, что он имел в виду под «такой девушкой, как ты»? Многие употребляют эту фразу в отношении меня, но обычно с целью сделать мне комплимент или чтобы похвалить мое светлое будущее. Такая девушка, как ты, далеко пойдет в мире модельного бизнеса. Такая девушка, как ты, может стать кем захочет. Такая девушка, как ты, может заполучить любого парня.

Сэм вложил в них другой смысл. Это был не комплимент, просто… зачем он женился на такой девушке, как ты?

Я затягиваюсь сигаретой, наслаждаясь спокойствием, которое она приносит. Почему я вообще бросила курить? Ах да — потому, что хотела чертового ребенка. Я загасила окурок об каменную обшивку балкона и ловко швырнула его в какие-то кусты внизу. Калеб терпеть не может запах сигаретного дыма. Кстати говоря, когда мы встречались, это было единственным, на что он жаловался. Он просил, умолял, отказывал мне в сексе, лишь бы я бросила курить, но в итоге, только забеременев, я бросила эту свою привычку. Мне нужно принять душ, если я не хочу, чтобы меня уличили в курении. У меня и так куча проблем. Я раздеваюсь, оставшись только в нижнем белье, и направляюсь в ванную, когда вижу, как в саду появляется Сэм с Эстеллой. Он везет ее в коляске — покупка стоимостью три тысячи долларов, к которой я ни разу даже не прикоснулась. Прищурив глаза, я слежу за ним, пока он идет по садовой тропинке. Я задумываюсь, видел ли он, как я курила. Не важно, в итоге решаю я. К концу дня он уйдет навсегда.

— Твои дни сочтены, парень, — кратко сообщаю я, перед тем как закрыть дверь в ванную.

Калеб приходит домой уже после того, как Сэм ушел, из-за чего мои планы сорвались, и мне пришлось остаться одной с ребенком. Я жую сельдерей, когда он входит в дверь, неся пакет с едой на вынос.

Он ставит его на кухонную стойку и сразу же отправляется наверх проверить ребенка. Я не обращаю на это внимание и сразу же лезу в пакет, чтобы посмотреть, что он мне принес. Когда он спускается, он держит девчонку на руках.

— Что —? Зачем ты разбудил ее?

Я надеялась провести некоторое время с ним без нее.

Он вздыхает и открывает холодильник.

— Она новорожденная и должна есть каждые три часа, Лия. Она не спала.

Я бросаю взгляд на радио-няню и вспоминаю, что выключила ее, чтобы вздремнуть. Видимо я забыла включить ее. Интересно, как долго она уже не спит.

— Оу.

Я наблюдаю, как он ставит бутылочку с холодным грудным молоком в аппарат для подогрева бутылочек. Я могу на пальцах одной руки пересчитать, сколько раз я кормила ее. Обычно либо Калеб, либо Сэм кормят ее.

— Сегодня ей шесть недель, — сообщаю я. Я считаю дни до момента, когда смогу снова начать спать с ним, и чуть не сделала это до истечения шестинедельного срока, когда на прошлой неделе он вернулся с пробежки. Он всегда на высоте после бега.

От вида еды в пакете во рту закипает слюна. Я приступаю к еде без него. Он принес жареную курицу под соусом масала из одного моего любимого ресторанчика. Мы так часто едим блюда оттуда, что я не могу даже сбросить вес. Если я съем одну целую грудку цыпленка, 5 грибочков и уберу большую часть соуса, то мне удастся избежать двухсот калорий. Мне следует заставить себя прекратить так много есть. Мне хочется съесть последний кусочек курицы, но если я собираюсь сбросить вес, появившийся после рождения ребенка…

Калеб по-прежнему не смотрит на меня.

— Спасибо за ужин, — благодарю я. — Это был мой любимый.

Он кивнул.

— Ты что, больше никогда не собираешься разговаривать со мной?

— Я не простил тебя.

Я вздыхаю.

— Серьезно? Я не заметила.

Он поджимает губы. Я слезаю с высокого табурета и смело шагаю к нему. Он приподнимает брови в удивлении, когда я нежно забираю у него из рук ребенка и укладываю ее себе на руку, как, я видела, делает Сэм.

— Так она быстрее срыгнет, — объясняю я ему, имитируя движения Сэма. Ребенок подыгрывает великолепно, громко срыгнув через несколько секунд, после того как я легонько хлопаю ее по спинке. Я перекладываю ее на изгиб локтя и тянусь за бутылочкой с остатками молока. Калеб молча наблюдает за мной.

Я сладко ему улыбаюсь.

Ну же, придурок. Прощай уже меня.

Я скармливаю ей остатки молока и повторяю свой фокус с отрыжкой.

— Хочешь уложить ее или мне самой это сделать?

Он забирает ее у меня, но на этот раз он смотрит на меня одну… две… три секунды.

ГОТОВО!

Пока он укладывает девчонку спать, я бегу наверх, чтобы надеть что-нибудь сексуальное. Я так сильно нервничаю, когда возвращаюсь обратно на кухню. Открыв упаковку замороженной брокколи, я заталкиваю в рот целую пригоршню.

На мне черная ночная рубашка. Не очень вызывающая. Не хочу, чтобы Калеб догадался, что я принарядилась ради секса. Я медленно брожу по кухне, пока он не возвращается. Когда я слышу, как он спускается по ступенькам, я делаю вид, что мою бутылочки, которые Сэм уже вымыл. Слышу его где-то за моей спиной. Он замирает на пороге, и я улыбаюсь, понимая, что он наблюдает.

Когда он уходит в гостиную, я отправляюсь следом. Он садится, и я забираюсь на кушетку рядом с ним.

— Такого больше никогда не случится. Мне было проблематично поладить с ней. Но сейчас дела обстоят гораздо лучше. Мне нужно, чтобы ты поверил мне.

Он кивает. Уверена, что не убедила его, но он уже близок к тому, чтобы поверить мне. Я буду играть в мамочку, и скоро он снова будет смотреть на меня как раньше. Я целую его в шею.

— Нет, Лия.

Прищурившись, я отстраняюсь. И кто из нас использует секс в качестве оружия?

— Я хочу извиниться, — я слегка надуваю губы, но он выглядит раздраженным.

— Тогда извинись перед Эстеллой, — затем он встает и уходит. Я перекатываюсь на спину и смотрю в потолок. Отказ. Случалось ли подобное со мной раньше? Не припоминаю такого. Все вышло из-под контроля.

Мне хочется позвонить кому-нибудь — подруге… сестре. Мне нужно поговорить о том, что только что случилось, прояснить все. Я тянусь за телефоном и листаю список контактов. Останавливаюсь напротив имени Катины. Она вполуха будет слушать то, что я рассказываю ей, а через пять минут мы уже будем говорить только о ней. Листаю дальше. Прокручиваю список до Корт, и мое сердце начинает бешено биться. Корт! Я набираю ее номер. И, пока звонок не прошел, сбрасываю его.

Прошлое…

Помню, каким влажным было лето — воздух такой густой, что, казалось, будто вдыхаешь в легкие суп. Мы носились сломя голову — сестра и я — бегали вверх и вниз по коридорам нашего огромного дома, кричали и гонялись друг за другом, пока не попадали в неприятности. Мама, разозлившись, выгоняла нас на улицу с няней Маттиа, пока она отдыхала. Маттиа часто ездила в магазин, где все продавалось за один доллар, и покупала что-нибудь для игр на улице. Кортни и я, которые делали покупки в модных бутиках, находили бесконечно забавным, что можно прийти в магазин и весь товар будет по доллару. Она приносила нам мел, скакалки, обручи, и, конечно, наши любимые мыльные пузыри…

Маттиа всегда оставляла их напоследок. Она притворялась, что забыла купить большой розовый контейнер, и мы вздыхали и дулись. В последнюю минуту она вытаскивала его из-за спины, а мы прыгали и кричали, радуясь, что она оказалась такой находчивой. Мы называли пузыри «пустыми планетами», и суть игры заключалась в том, чтобы лопнуть как можно больше пустых планет, прежде чем они самоуничтожатся и направят свои осколки лететь к Земле. Маттиа стояла под деревом в тени и выдувала их для нас. От этой игры наши ноги постоянно были в синяках. У нас вошло в привычку толкать друг друга, чтобы первой дотянутся до пустой планеты. Маттиа говорила, что мы бегали так быстро, что напоминали размытые пятна.