Таррин Фишер - Рыжая (ЛП)

Я киваю.

— Детям тоже нужны впечатления, Лия. Будет здорово, если мы покажем ей мир, но малышам нужнее Диснейленд и замки из песка. Разве у тебя нет детских воспоминаний о подобном?

Нет у меня таких воспоминаний. Всем классом мы ездили в Дисней в старшей школе. Я здорово напилась в компании двух парней накануне и весь следующий день мучилась от страшного похмелья в парке. Но Калебу я этого не расскажу.

— Кажется, — отвечаю я уклончиво. Эта обыденность начинает становиться все дерьмовее.

— Что, если ей понравится Париж? — с надеждой спрашиваю я. — Тогда мы можем поехать?

Он встает и целует меня в макушку.

— Да. Сразу же после того, как обеспечим ей нормальное детство.

— Ну, а пока она все еще маленькая, можем мы поехать куда-нибудь в нормальное место? Не похоже, чтобы ей было дело до Минни-Маус сейчас.

— Скорее всего, мы не поедем в отпуск в этом году. Она слишком маленькая, чтобы оставить ее или взять с собой куда-нибудь. — я с недоверием наблюдаю, как он берет свой телефон. Он что, только что конфисковал мой отпуск?

— Это нелепо, — объявляю я, слизывая овсяные хлопья со своей ложки. — Много пар у которых есть дети ездят в отпуск.

— Есть вещи, от которых приходится отказаться, когда у тебя появляется семья, Рыжая. Ты только сейчас начинаешь это понимать?

— Давай откажемся от мяса… музыки… электричества! Но не от отпуска.

Сэм роняет охапку грязного белья, которое держит в руках. Я вижу, как его спина вздрагивает от смеха, когда он наклоняется, чтобы подобрать все.

Калеб игнорирует меня, просматривая что-то в телефоне.

Все мужчины в моей жизни обращаются со мной так, словно я посмешище.

— Я поеду в отпуск, — заявляю я им. Калеб смотрит на меня, выгнув бровь.

— Что ты сказала, Лия?

Он прикалывается надо мной. Не знаю, почему я проглотила наживку.

— Я говорю, что с тобой или без тебя, но я поеду в отпуск.

Я выхожу из комнаты, чтобы не видеть выражение его лица. Почему я чувствую себя как десятилетняя девочка? Нет, со мной все в порядке. Это все он. Он не хочет меня такую, какая я есть. Он хочет сделать из меня кого-то совершенно другого. Мы с Калебом играем в эту игру уже не первый год. Он задает стандарт, по которому я должна жить, а я не справляюсь с этой задачей.

Он следует за мной.

— Что ты делаешь? — он хватает меня за руку, когда я пытаюсь уйти.

— Ты пытаешься контролировать меня.

— Мысль о полностью подчиненной Лии мне не интересна, поверь мне. Тем не менее, быть частью семьи означает принимать совместные решения.

— О, пожалуйста, — шиплю я на него, — давай не будем притворяться, будто кто-то, кроме тебя, принимает решения.

Я выдергиваю руку из его руки.

— Я устала принимать участие в спектакле, который постоянно должна разыгрывать перед тобой.

Я уже возле лестницы, когда слышу, как он произносит:

— Что ж, вот и все.

Я не оглядываюсь.

Наверху я вытаскиваю рисунок, нарисованный уличным художником, который Кортни привезла мне из своей поездки по Европе. Я храню его, завернутым в вощеную бумагу, в коробке. Я прикасаюсь к красному зонтику кончиком пальца. Раньше Кортни говорила, что я ее красный зонтик. Когда у нее были неприятности, все, что ей было нужно, просто подойти и встать рядом со мной, и я отгоняла их от нее. Это не совсем правда. Я подвела Кортни, подвела своего отца, и занята тем, что подвожу Калеба.

Я засовываю рисунок обратно в коробку и вытираю слезы, стекающие по моим щекам. Услышав, что Эстелла проснулась и заплакала, я беру себя в руки, делаю глубокий вдох и отправляюсь к ней.

Прошлое…

Мы поругались в день, когда случилась авария. Можете себе представить? Ваш парень чуть не погиб, а за пару часов до этого вы сказали ему, что хотите расстаться. Я не имела это в виду. Это был шантаж — «делай мне предложение или сваливай отсюда» — жестокая попытка подтолкнуть его к браку. Только вот не стоит ставить Калебу Дрэйку ультиматум. Я вспоминаю, как выглядело его лицо, когда эти слова слетели с моих губ: брови приподняты, челюсть сжата. За день до того, как он уехал в командировку в Скрантон, мы поругались на эту же тему. Я хотела чертово кольцо. Калеб хотел убедиться, что я та, на чей пальчик он хочет это кольцо надеть.

Затем случился тот звонок. Я была на работе, когда изысканный голос Луки раздался на линии. У нас с Лукой нестабильные отношения: иногда между нами все отлично, а иногда мне хочется облить ее голову керосином и чиркнуть спичкой. Она говорила что-то о больнице и потере памяти. Я не понимала, пока она не сказала: «Лия, ты меня слушаешь? Калеб в больнице! Он не помнит собственного имени!»

— Больница? — переспросила я. Калеб должен покупать мне кольцо в ювелирном магазине.

— Несчастный случай, Лия, — повторила она. — Мы вылетаем утром.

Закончив разговор с Лукой, я сразу же начала проверять рейсы. Если я улечу сейчас, буду там к полуночи. Она полетит утром, вместе со Стивом, отчимом Калеба. Мне хотелось оказаться там первой. Мне надо посмотреть ему в глаза и заставить его вспомнить меня. Отец зашел в мой офис, держа в руках пачку документов. Курсор моей мышки завис над кнопкой оплаты. Ему всегда нужно, чтобы я что-то подписывала.

— Что ты делаешь? — он посмотрел на меня поверх оправы очков.

— Калеб попал в аварию, — ответила я. — У него сотрясение мозга и он не помнит, кто он.

— Ты не можешь уехать, — безапелляционно заявил отец. — У нас пробный запуск в разгаре. Ты нужна мне здесь.

Он бросил бумаги на мой стол и направился к двери. Я моргнула, глядя ему в спину, не уверенная, что он меня правильно расслышал.

— Папочка?

Он замер у двери, но так и не повернулся ко мне лицом. Вот такие у нас отношения: я разговариваю с его спиной, склоненной головой или газетой.

— Калеб нуждается во мне, и я еду к нему. Я нажала на «оплатить билет» и встала, чтобы собрать свои вещи.

Я не смотрела на него, пока шла к двери, где он застыл на месте, глядя на меня.

— Джоанна …

— Не называй меня так. Меня зовут Лия.

Протиснувшись мимо него, я с силой оттолкнула его от двери. Выглядела я храбрее, чем чувствовала себя на самом деле — в этом я хороша. Я только что бросила вызов отцу — мужчине, любовь которого я всю жизнь пыталась выиграть, заработать… заслужить?

Мне понадобилась вся моя сила воли, чтобы не обернуться и оценить силу его гнева. Я знала, если посмотрю на него, то побегу назад, вымаливая крохи его любви, как собачка. Он был в ярости… кипел. Иди, иди, иди — говорила я себе. Калеб нуждается во мне. Он — то хорошее, что у меня есть, и я не позволю ему забыть меня. Какое значение имеет эта работа? Мой отец? Калеб необходим мне больше, чем они.

Я поехала домой и закинула вещи в дорожную сумку. К тому моменту, как я приехала в аэропорт, меня трясло. Дальше все как в тумане — проверка службы безопасности, поиск своего выхода. Когда я добралась до него, оставалось еще тридцать минут до вылета. Я встала так близко к сотруднице, проверяющей билеты, насколько это было возможно. Бегущая строка над ее головой гласила «Скрантон», но там вполне могло быть написано и «Калеб». Как только объявили начало посадки, я первая протянула свой билет. Усевшись на свое место, я прижала кончики пальцев к глазам, чтобы сдержать слезы. Вытащив свой Айфон, чтобы отвлечься, я погуглила амнезию. Я узнала, что существуют различные типы этого заболевания, но стюардесса попросила меня выключить телефон. Ненавижу это. У моего парня амнезия, мой отец собирается отречься от меня, как только я вернусь домой, а голубоглазая сучка беспокоится, что мой телефон выведет из строя наш самолет. Я убрала телефон и начала подушечкой большого пальца давить на ногти, один за другим — начиная с мизинца и до конца. Я не прекращала делать это в течение всего полета.

Когда, наконец, пришло время приземляться, я едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не побежать в переднюю часть самолета. Я подумала обо всем, что могло пойти не так. Лука упомянула в разговоре, что потеря памяти Калеба классифицирована как ретроградная амнезия — это означает, что он не в состоянии вспомнить ничего из того, что случилось до аварии. Как можно просто… забыть все о своей жизни? Не верю в это. Не может быть, что он забыл меня. Мы были вместе каждый день… он любит меня.

Самое худшее в любви то, что как бы сильно ты не старался, забыть человека, владеющего твоим сердцем, не получится. До Калеба я не знала, что это означает. Я была королевой, которая встречалась с парнями и с легкостью их бросала.

Очередь продвинулась вперед, и я побежала от терминала к киоску по аренде машин. Тридцать минут спустя, включив обогрев в Форд Фокусе, я уже неслась к больнице, и подушечка правого большого пальца прижималась и прижималась, и прижималась к ногтям. За окном шел снег. А я взяла с собой только легкую куртку и пару легких свитеров. Придется померзнуть.

Прогулка до больничной палаты была самой долгой за всю мою жизнь. В груди болело, так как я беспокоилась, вспомнит он меня или нет. Его доктор — индиец с добрым лицом — встретил меня в коридоре.

— У него было небольшое кровотечение в мозгу, которое мы смогли остановить. Он стабилен, но пребывает в замешательстве. Не расстраивайтесь, если он не узнает вас.

— Но что вызвало амнезию? Тысячи людей получают сотрясение мозга, но не теряют память, — спросила я.

— Этому нет объяснений. Все, что вы можете сделать — быть терпеливой и оказать ему поддержку, в которой он нуждается. С таким типом потери памяти потребуется некоторое время, но память вернется.

Я испуганно посмотрела на дверь его палаты. Это действительно произойдет. Я войду в эту дверь, и единственный мужчина, которого я позволила себе любить, не узнает меня.

— Могу я увидеть его?

Доктор кивнул.

— Не тревожьте его сильно. Для него, это будет первый раз, когда он вас увидит. Если вы хотите обнять его, сначала попросите разрешение.

Я сглотнула комок в горле. Поблагодарив доктора, я тихонько постучала в дверь.

Я услышала, как он сказал:

— Войдите.

Войдя, сначала я увидела симпатичную медсестру, которая проверяла его капельницу. Она флиртовала с ним. Моим первоначальным порывом было подойти прямо к Калебу и поцеловать его. Моя территория. Вместо этого я робко стояла у двери и ждала, когда он заметит меня.

Пожалуйста… пожалуйста…

Он поднял голову. Я улыбнулась.

— Привет, Калеб, — я подошла на несколько шагов ближе. В его глазах не отразилось ни капли узнавания. Каждую секунду мое сердце вздрагивало от осознания, что не будет никакого чуда, когда он увидит мое лицо: мои прекрасные рыжие волосы не вернут его воспоминания. Но я сделана из стали. Я сумею справиться с этим.

— Я — Лия.

Он перевел взгляд на медсестру, которая делала вид, что не замечает меня, и она кивнула, слегка коснувшись его руки, прежде чем отойти к двери.

— Привет, Лия, — ответил он.

— Ты — я оборвала себя на полуслове, прежде чем сказать что-то еще. Я не буду спрашивать, помнит он меня или нет — нет — я покажусь неуверенной. Я просто объясню, кем прихожусь ему, и буду настаивать, чтобы он принял это.

— Я твоя девушка. Странно, объяснять все это тебе.

Он улыбнулся прежней улыбкой Калеба. Я выдохнула воздух, который сдерживала в легких. Боже, мне нужна сигарета.

Я приблизилась к его кровати. Ему прилично досталось. Над правым глазом пять швов, а лицо напоминает живопись Кандинского. (Примеч. Васимлий Васимльевич Кандимнский — выдающийся русский живописец, график и теоретик изобразительного искусства, один из основоположников абстракционизма.)

— Я так испугалась, — призналась я ему. — Я сразу приехала.

Он кивнул и посмотрел на свои руки.

— Спасибо.

Мускулы его челюсти напряглись, когда он сжал зубы. Я моргнула, неуверенная, что сказать дальше. Мы что, снова начинаем все с начала? Разве я не объяснила ему, кем приходимся друг другу?

Успокойся, мое сумасшедшее сердце.

— Могу я… могу я обнять тебя? — меня трясло, пока ждала его ответа. Я дрожала от страха, представляя, какую потерю буду ощущать, если он откажет мне.

Нахмурившись, он посмотрел на меня и кивнул. Это был один из тех великолепных моментов облегчения, которые я никогда не забуду. Внутреннее напряжение спало, и я нагнулась к нему, обвивая его шею руками и рыдая у него на груди. Несколько секунд, только я обнимала его, но затем почувствовала, как его руки мягко легли на мою спину. Я заплакала сильнее. Все так запутано. Я должна утешать его, а вместо этого плачу.