Таррин Фишер - Рыжая (ЛП)

— Если он скажет хоть слово, Лия, хоть одно слово, которое мне не понравится…

— Ты ударишь его по лицу, — уверенно сказала я.

Он криво улыбнулся и грубо поцеловал меня — так, как мне нравится.

— Я ударю его, если подадут утку. Ненавижу утку.

Я захихикала у его губ.

— А если он будет рассказывать шутки о подводном плавании?

— Это тоже — за эти шутки он тоже получит…

Мы продвигались в сторону спальни, не переставая целоваться.

Я запустила пальцы ему в волосы, все мои мысли растаяли и исчезли и все, о чем я могла думать, это его прикосновения и хриплый голос, звучащий у меня в ушах.

Позже, тем же вечером, мы рука об руку подошли к двери моих родителей. После двух недель на Мальдивах мы загорели и расслабились, и все еще пребывали в блаженной неге нашего отпуска. Мы смеялись, целовались и прикасались друг к другу так, словно один из нас может исчезнуть в любой момент. Калеб, наконец, стал моим. Как только моя рука коснулась дверной ручки, я мысленно на мгновение вернулась к своему злейшему врагу и улыбнулась так широко, что Калеб удивленно склонил голову на бок.

— Что? — спросил он.

Я пожала плечами.

— Я просто счастлива, вот и все. Все идеально.

Мне бы хотелось, чтобы я могла сказать: Пам-парам, ведьма мертва…

Но ведьма не умерла. Она в Техасе — что тоже, в принципе, неплохо.

Мои родители и сестра сидели в гостиной. Когда мы вошли, они выжидающе посмотрели на Калеба, словно ожидали, что он объявит, что бросает меня. Тридцать секунд прошли в неловкой тишине, а затем моя сестра вскочила, чтобы обнять нас.

— Как прошел отпуск? Расскажи мне все, — она схватила меня за руку и повела к дивану. Я посмотрела на Калеба, который пожимал руку отцу. Папочке нравился Калеб. Он нравился ему так сильно, что мне интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что Калеб ненавидит его. Я ощущала болезненное удовольствие, зная, что настроила Калеба против него. Мой папа считал, что мог управлять всеми, и он на самом деле желал, чтобы все вокруг обожали его… кроме меня.

— Все было прекрасно, — заверила я ее. — Очень романтично.

Я быстро посмотрела на Калеба.

Она наклонилась ближе ко мне.

— Они жаловались все утро на то, во сколько им обошлась свадьба, — призналась она. — Не обращай внимание.

Я ощутила, как щеки залила краска. Типичное поведение для моих родителей. Конечно, они заплатят за свадьбу своей старшей дочери. Само собой, она будет экстравагантной и сногсшибательной, чтобы впечатлить друзей. Несомненно, они будут жаловаться потом о том, как много денег они потратили на кого-то, с кем не состоят в кровном родстве. Но, что еще они могли сделать? Никто не знал на самом деле, что я им не родная дочь. Они не могли допустить, чтобы на их идеальный образ любящих родителей упала тень.

Пожалуйста, Боже, пожалуйста, не дай им сказать что-либо в присутствии Калеба.

В руках сестра держала бокал с красным вином. Я забрала его у нее и сделала большой глоток.

Мама направлялась в нашу сторону, и с каждым ее маленьким шажком в моем сознании вспыхивал страх.

— Тебе лучше держаться подальше от солнца, Лия, — сказала она, садясь напротив меня. Я посмотрела на свою загорелую руку. Несмотря на то, что у меня светлая кожа и рыжие волосы, я загорела как итальянка.

— Ты выглядишь глупо с этим загаром. Такое впечатление, будто ты воспользовалась одним из этих спреев для искусственного загара.

— Она хорошо выглядит, мама, — рявкнула моя сестра. — То, что ты боишься солнца, не значит, что и мы должны тоже его бояться.

Я послала сестре благодарный взгляд и напряглась в ожидании следующего язвительного замечания.

— Калеб хорошо выглядит, — похвалила она, бросив взгляд в ту сторону, где Калеб все еще беседовал с моим отцом. — Такой красивый. Я всегда полагала, что он будет хорошей парой для тебя, Кортни.

У меня закружилась голова, зрение затуманилось. Кортни злобно зарычала.

— Это совершенно неуместно, — зашипела она. — Идеальный парень совсем не мой тип, а Лия и Калеб подходят друг другу гораздо лучше, чем любая другая пара, которую я знаю. Все так говорят.

Мама приподняла брови. А ко мне вернулся дар речи.

— Зачем ты вообще такое говоришь? — спросила я ее. — После всего, что ты сделала, чтобы помочь мне…

Она фыркнула и сделала глоток вина.

— Женщина не должна так сильно бороться за то, чтобы быть с мужчиной. Он просто должен хотеть ее…

Взгляд сестры заметался между нами.

— О чем вы говорите?

Мать молча послала мне предупреждающий взгляд.

— Ужин уже должен быть готов, — предположила она. — Почему бы нам не пройти в столовую?

Маттиа по-прежнему готовила для родителей. Она работала у нас с того времени, когда я была маленькой девочкой. Я всегда с нетерпением ждала ее стряпню. Сегодня она приготовила лосось с рисом и медово-горчичной подливкой. Она сжала мое плечо, когда ставила передо мной тарелку.

— Поздравляю, — шепнула она мне. Я улыбнулась ей. Мне хотелось, чтобы она пришла на свадьбу, но мои родители посчитали, что это было бы неуместно.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказала она, — небольшой подарочек. Я оставила его на кухне для тебя.

Я кивнула ей, надеясь, что мама не услышала. У моей мамы дар выставлять искренние поступки в глупом и нелепом свете.

Поставив последнее блюдо, Маттиа вышла из комнаты, и я снова сосредоточилась на разговоре между моим отцом и Калебом. Несмотря на свои нынешние чувства к моим родителям, Калеб был спокоен и уважителен, отвечал на вопросы и вел себя безупречно.

Он гений общения. Я объясняю это тем, что он умеет понять сущность человека при первом знакомстве и, соответственно, понимает, как управлять им. Я видела, как он забрасывает незнакомцев вопросами, пока их защита не рушится. Первоначально, тот, кто ему интересен, кажется слегка настороженным и выдает информацию дозированно. Но Калеб перемежает свои вопросы шутками и самоуничижительными замечаниями, от чего человек расслабляется. Он никогда не осуждает. Он прищуривает глаза, когда наступает черед говорить собеседнику — чудесный фрагмент языка тела, который словно сообщает: ты такой интересный, продолжай говорить. Мне нравится наблюдать, как он общается с людьми. Нравится наблюдать, как они поддаются его очарованию. К концу разговора с Калебом люди обычно так очарованы им, что даже кажутся огорченными тем, что разговор окончен. Ему на самом деле не все равно — в этом и заключается разница между Калебом и обычным любопытствующим. Люди быстро покупаются на это.

Калеб мой. Наконец-то, он мой. Я улыбнулась лососю, лежащему на моей тарелке, и Кортни пнула меня под столом ногой.

— Что? — спросила я с набитым ртом.

Она улыбнулась и покачала головой.

После ужина мы вернулись в гостиную. Мой отец старомоден: он вытащил бокалы и сигары, как только мы сели. Калеб вежливо отказался от сигары, но взял бокал со скотчем.

Я села рядом с ним, а мама и сестра удалились в другую часть дома. Наступило время для мужчин, но я не собиралась оставлять своего мужчину рядом с отцом. Не тогда, когда он зол на меня из-за денег, которые спустил на свадьбу.

— Какие планы? — спросил отец, намеренно игнорируя меня и глядя на моего мужа. Он сдул кусочек табака с губы, и я отвела взгляд. Его поведение раздражало меня.

Калеб облизнул губы.

— Мы подали объявление о покупке дома. Ожидаем ответа.

— Надеюсь, ты не намереваешься держать Лию дома. Она нужна мне в офисе.

Калеб напрягся. Я понимаю язык его тела, как будто это оно мое собственное. Я хотела услышать, что он ответит великолепному всемогущему Смиту.

— Я не намереваюсь нигде ее удерживать, — ответил он. — За пределами моей кровати, она вольна приходить и уходить, когда пожелает.

Я подавилась слюной. Мне хотелось рассмеяться от выражения лица отца. Отец часто бывает груб, я слышала, как он отпускает подобные шуточки, но комментарий Калеба обезоружил его. Калеб, вероятно, знал, что так и будет — он великолепно умеет манипулировать.

Отец прочистил горло, и на его губах заиграла легкая улыбка.

Мой муж повернулся ко мне.

— Ты планируешь вернуться обратно на работу, Лия?

Отец к такому не привык. Мне хотелось бросить на него взгляд, чтобы увидеть, как он реагирует на то, что у его неродной дочери спрашивают ее точку зрения.

— Я не знаю, — ответила я. — Но можно подумать об этом…

Почему он хочет, чтобы я вернулась? У него целое полчище сотрудников, с которыми он может играть в корпоративные игры. Может быть, таким образом он пытается? Ну… стать мне отцом? Моим босом? Меня вообще удивляет тот факт, что он предложил мне вернуться на работу, ведь он считает, что после того, как женщина выходит замуж, ей следует сидеть дома.

Мой отец изменил тактику в последний момент. Повернувшись лицом ко мне, он отвернулся от Калеба и сосредоточил все свое внимание на мне.

Мило.

— Что скажешь, Лия? Ты была такой активной, когда начала работать. Нам нужно, чтобы ты закончила этот проект.

Хотя мне очень сильно хотелось отказаться, я не могла. Вините алкоголь или мучительную потребность удовлетворить единственного мужчину, который не хотел меня, но я не могла просто взять и уйти, когда он просил меня вернуться. Мне нужно доказать, что он ошибался на счет меня. Я не ребенок никчемной шлюхи, а ценный член его семьи.

Я кивнула, ощущая себя слабой из-за того, что покорилась ему. Он использует меня для чего-то, но пока не могу понять, для чего. Мое чертово сердце болит. Калеб наблюдал за мной. Я улыбнулась ему, но в глазах, очевидно, отразилось мое беспокойство, а Калеб видит меня насквозь, вплоть до того места, где бьется мое сердце. Слава Богу, он достаточно благороден и не упомянул об этом.

По пути домой Калеб спросил меня, действительно ли я хочу вернуться.

— Ты говорила, что с тебя хватит.

Я раздраженно смотрела в окно, считая огни автомобилей, проезжающих мимо.

— Знаю.

— Тогда почему возвращаешься? Ты ему ничего не должна, Лия.

— Просто позволь мне это сделать, не анализируя причины, побуждающие меня сделать это.

Он посмотрел на меня уголком глаза.

— Хорошо. Но пообещай мне кое-что.

Я посмотрела на него. Калеб не может просить дать ему обещание.

— Если он выкинет такую же штуку, как на свадьбе, ты уйдешь, не оглядываясь.

— Окей, — согласилась я.

Я посмотрела на свои колени, где лежал подарок Маттии, завернутый в жемчужно-белую бумагу, на которой были нарисованы колокольчики. Разорвав ногтем упаковку, я сбросила ее на пол и вытащила набор, состоящий из сахарницы и кувшинчика для сливок. Дешевый стеклянный наборчик с серебряными ручками — такой можно купить в «Marshalls» — но его подарила Маттиа, и мне он нравится. (Примеч. «Marshalls» — американская сеть недорогих магазинов «все для дома».)

Маттиа — единственный человек в моем доме, кто обнимал меня. Я рассчитывала на ее объятия. Я собиралась выключить радио, но именно в этот момент Калеб увеличил громкость.

Играла группа «Coldplay», и он слушал их так, будто они нашептывали ему правду. Я никогда не понимала, почему они ему нравятся. Они всегда стараются украсить свои концерты импровизированным аккомпанементом на фортепиано. Я барабанила пальцами по подлокотнику, выжидая, когда закончится песня. Как будто один человек может починить другого. Если бы это было правдой, то Калебу не нравилась бы песни Дебби Даунер, он бы слушал веселые дерьмовые песенки, олицетворяющие наши отношения. (Примеч. Дебби Даунер — герой вечерней музыкально-юмористической передачи на американском телевизионном канале НБС.) Когда мы только встретились, он захлебывался в чувствах к какой-то женщине, которая разбила его сердце. Несколько лет я провела, пытаясь вытащить его из этого состояния, только для того, чтобы добиться периодического удовлетворения, которое, то появлялось, то исчезало, в зависимости от настроения. Бывали недели, когда мы были счастливы друг с другом, а затем, внезапно, ветер менял направление, и Калеб снова становился задумчивым, мрачным парнем, с которым я впервые столкнулась на вечеринке на яхте.

Но прямо сейчас… в это мгновенье… сегодня — он счастлив. Я посмотрела на его лицо, пока он подпевал песне, и переплела наши пальцы. Он сказал, что я могу доверять ему.

Настоящее…

Со встречи с Оливией я еду домой, попеременно, то всхлипывая, то проклиная все на свете. Весь мир будто расплывается вокруг, пока я обдумываю, насколько велики шансы, что мой муж уйдет от меня. Слова Оливии крутятся у меня в голове, и я чуть не врезаюсь в мусорный бак. Войдя в дом, я пулей вылетаю во двор, где на одеяле расположились Сэм с Эстеллой. Я беру ее на руки и прижимаю к груди. Она извивается и издает вопль протеста. Сэм забирает ее у меня, и она сразу же прекращает плакать. Я снова забираю ее у Сэма.