Все, что случилось потом, Мара помнила смутно. Она почувствовала на себе тяжелое тело, горячее дыхание мужчины стало прерывистым. В какой-то момент она закрыла глаза и поняла, что ее разум, тело полностью во власти этого незнакомца. Каждое его прикосновение вызывало у Мары мучительное наслаждение. Ей хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Настало мгновение, когда все тело ее напряглось, отвечая на очередной натиск страсти, и новое, совершенно подчиняющее себе ощущение окатило ее горячей волной. Мара почувствовала, как ладонь мужчины закрыла ей рот. В порыве страсти она не слышала, как громко отвечает на ласки. Мара была готова к продолжению, но мужчина громко выдохнул и поднялся. А она так и осталась лежать на столе, свесив с него бесстыдно расставленные ноги. Мара все еще не вернулась оттуда, где ей было так хорошо, сказочно хорошо. Приподнявшись на локтях, она с улыбкой взглянула на того, кто подарил ей эти незабываемые мгновения. Но насмешливое лицо того, кто только что шептал на ушко сладкие слова, отрезвили Мару. Он поспешно застегнул брюки, тряхнул головой, отчего черные кудри снова открыли высокий, широкий лоб.

— Одевайся. — В его голосе Мара не услышала и намека на нежность. Она быстро вскочила со стола. — На платок, утрись.

Мара только теперь почувствовала, как по ногам потекло что-то вязкое, теплое. В темноте она взяла протянутый платок, быстро вытерла ноги. Непривычный приторный запах, исходивший теперь от платка, заставил Мару поморщиться. Она оглянулась, ища, куда бы его выкинуть, и услышала тихий, отрывистый смех мужчины.

— Что смешного? — Мара готова была расплакаться. От только что пережитого счастья, наслаждения не осталось и следа. Даже в темноте она чувствовала насмешливый взгляд мужчины.

— Ничего. Выбросишь куда-нибудь, а пока сверни и зажми в кулаке. Да, ну и видок у тебя, красавица! В зал такой нельзя, никак. Перестарались. Давай помогу, — более мягко произнес он, поправляя ее волосы. Измятая блуза имела совсем неприглядный вид. — Ничего. Обольешься вином и переоденешься, поняла?

— Чем?

— Вином, которое несешь для меня. Заодно будет повод объяснить свое отсутствие.

— Кому объяснить? — Мара прижала ладони к вискам. Ей вдруг стало не по себе. Она видела, что мужчина спешит поскорее окончить этот разговор.

— Ты приди в себя-то! — Он взял ее за плечи и тряхнул. — Первый раз что ли?

— Первый…

— Значит, мне крупно повезло отшлифовать этот сверкающий алмаз. Ты — чудо, Мара. Тебе говорили, что ты очень красивая?

— Какая разница. — Мара вспомнила обидные прозвища, которыми награждали ее сверстники, пьяные грубости матери, ласковые слова бабушки и мимолетного знакомого Филиппа. В его глазах тоже было искреннее восхищение, но он смотрел и говорил иначе. Он был готов просто любоваться, а этому самодовольному типу такой романтики не нужно. Он все попробовал на вкус…

— Ладно, держи. — Мара увидела, как мужчина достал что-то из кармана и протянул ей. Глаза давно привыкли к темноте — это были деньги. Пожалуй, здесь вся ее месячная зарплата плюс премиальные.

— Не надо!

— Не валяй дурака! — Резким движением он сунул шелестящие купюры в глубокую складку ее декольте. — Нужно пользоваться тем, что получила от природы. Получила совершенно бескорыстно и незаслуженно. А сейчас не разочаровывай меня. Не забывай, в какое время живешь, поняла?

— Пойму! — с вызовом ответила Мара.

— Вот и молодец. Ты мне понравилась, горячая девчонка! Настоящая рыжая стерва. Еще встретимся.

Он чмокнул Мару в щеку, потом оглядел снова с головы до ног и, повернувшись, зашагал прочь. Когда он исчез за поворотом, Мара почувствовала слабость в ногах и едва успела опереться о стол. Опершись, тут же брезгливо отдернула руки. Она стояла и смотрела на клетчатую клеенку. Теперь она четко видела крупную клетку, надрывы на углах.

— Да-а, — тихо протянула Мара. Нужно было возвращаться в зал. Она спрятала деньги в карман юбки и на негнущихся, дрожащих ногах осторожно прошла короткий коридор, машинально поправила волосы и вышла как раз к месту, где сиротливо стоял поднос с бутылкой красного вина и фруктами. Свет показался ей ярким. Мара сощурилась и огляделась по сторонам: никого рядом не было. Мара выбросила скомканный грязный платок в стоящее рядом мусорное ведро. Для верности прикрыла его банановыми шкурками. И только теперь вздохнула с некоторым облегчением, как будто, избавившись от ненавистного платка, она избавилась от всего, что только что произошло с ней. Мара решила сейчас не думать об этом. Бессмысленное дело — ничего уже не исправить, не вернуть. Главное, чтобы это приключение не отразилось на ее работе.

Кажется, ее отсутствия не заметили. Но на свету стало очевидным, что в таком виде продолжать работу нельзя. Вспомнив совет своего соблазнителя, Мара взяла в руки поднос, сделала с ним пару шагов и, сделав вид, что подвернула ногу, резко подалась вперед, дернулась всем телом, якобы удерживая равновесие. Этого резкого движения оказалось достаточно: багровое вино, растекаясь по подносу, лилось на пол, на блузу, юбку. Мара нарочно коснулась лужицы ладонями, и теперь, видя, как с кончиков пальцев капает вино, вдруг расплакалась. Она медленно осела на пол, вмиг лишившись сил, растрепанная, измазанная, черные потеки бежали по щекам. Тушь щипала глаза, отчего уже и не нужно было притворяться — слезы лились ручьем, глаз не раскроешь.

— Это что еще такое? — В голосе Ларисы Мара не услышала ничего, кроме издевки, отчего разревелась еще громче. — А ну потише ты, белуга!

Озираясь по сторонам, Лариса помогла Маре подняться, убрала прилипшие к ее лицу волосы. Любопытные уже выглядывали из кухни. Лариса цыкнула на них, заставив заняться своими делами.

— Что за комедия? — усаживая Мару на тот самый стул, на котором не так давно стоял поднос, буркнула Лариса. Она покачала головой, глядя на беспорядок: поднос на полу, фрукты валяются по всему коридору, бордовая лужа растекается все дальше. — Как в фильме ужасов, честное слово. Угораздило же тебя!

— Я не нарочно, — всхлипывала Мара. — Вино дорогое.

— Ничего, впредь не будешь ходить, как слон! Сколько уж я тебя учила! — Возмущению Ларисы не было предела. — Не в лаптях же тебе ходить!

— Я не хотела-а! — рыдала Мара вовсю. Но никто, кроме нее, не знал истинной причины этих слез. Она не знала даже имени того, кто стал ее первым мужчиной. Она отдалась, словно дешевая проститутка. Ни любви, ни будущего, ни романтики. Покрытый клеенкой стол, свет где-то вдалеке, горячие ласки самца, во власть которого попала возжелавшая наслаждения неопытная самка. В этом обладании было только животное желание. Маре было стыдно за себя, за свою слабость, за то, как быстро она забыла все свои мечты, ощутив прикосновения опытного мужчины. Зачем она это сделала? Она все испортила… Но ведь ничего бы не произошло, начни она сопротивляться! Ему не нужен был скандал. Ему было нужно наслаждение — он его получил.

Все безвозвратно изменилось. Теперь Мара знала, что она перестала быть неопасной рыжей телочкой! Она поняла, что может пользоваться властью над мужчинами, которая дана ей от природы. Наверное, во внешности, к которой она привыкла, которой стыдилась, действительно было что-то притягивающее, то, что заставляет пробуждаться желание. Она больше не гадкий утенок, и нужно постараться вести себя так, чтобы об этом знали все! Нужно только делать это умело. Она научится, хотя набираться опыта придется на собственных ошибках. Не станет же она просить Ларису помочь ей в овладении искусством обольщения. Тем более она не обратится с этим к Евдокии Ивановне. Теперь у нее за спиной тоже есть нечто такое, о чем постоянно говорят все вокруг, есть… Но почему-то делиться этим Маре не хотелось ни с кем, абсолютно ни с кем. Более того, она бы отдала многое за то, чтобы и самой поскорее забыть обо всем. Представляя, как сегодня после смены вернется домой, Мара заламывала руки. Она знала, что от внимательного взгляда тети Дуси невозможно ничего скрыть. Вот и первая недосказанность, которая станет между ними. Маре было не по себе. Она ощущала себя предательницей. Она предала те чистые, открытые и бескорыстные отношения, которые судьба так нежданно подарила ей. Что же она будет делать, если эта милая женщина обо всем узнает и больше не захочет такого соседства? Известно, что рано или поздно все тайное становится явным. Мара рыдала все громче, причитала, говоря что-то, казавшееся Ларисе лишенным всякого смысла.

— Пожалуй, тебе нужно отдохнуть, — уводя Мару по коридору в сторону раздевалки, тихо, но властно сказала Лариса. — Не стоит так убиваться из-за паршивой бутылки с вином, слышишь? Ну, вычтут у тебя ее стоимость из зарплаты. Велика ли беда?

Мара едва переставляла ноги, повиснув на Ларисе. Она не видела ничего вокруг: слезы застилали глаза. Ей вдруг стало страшно. Страшно от того, что Мара поняла: она не знает саму себя. Кажется, в ней живет еще одна девушка, которая едва подавляет в себе желание наслаждения. Та прежняя Мара, которую она знала с детства, скоро полностью попадет под ее влияние. К чему же это приведет?

— Мара! Мара, да очнись ты! — Лариса хлестко ударила ее по щеке. Мара вздрогнула и прижала ладонь к горевшей щеке.

— Спасибо, — прошептала она.

— Что случилось? Я ничего не понимаю! — Раздражению Ларисы не было предела. — Ладно. Какой стол остался без заказа? Я сейчас все исправлю.

— Мой столик у окна. Там трое мужчин. Вино и фрукты. Красное вино, десертное.

— Ладно разберусь. — Лариса покачала головой, глядя на распухшие от слез нос, губы, глаза Мары. — Приходи в себя, переодевайся и выходи в зал.

— Хорошо.

— И постарайся, чтобы больше такое не повторилось. Ирине Петровне такие трюки не придутся по душе.

Мара молча кивнула. Кажется, она привлекла внимания больше, чем достаточно. Теперь к ней будут присматриваться. Кому нужны истерички? Она так хорошо зарекомендовала себя, а теперь все испортила.

— Лара, — позвала она Ларису.

— Что еще?

— Этого больше не повторится, честное слово.

— Не повторится что? — хитро сощурившись, спросила Лариса.

— Вино, слезы.

— Ах это… — Лариса подозрительно посмотрела на Мару и, покачивая бедрами, вышла из раздевалки.

Мара почувствовала, как мурашки побежали по телу. Ей вдруг показалось, что Лариса все знает. Она так смотрела на нее. Нет, быть не может. Хотя кто-кто, а Лариса не должна ее осуждать. О ее бесконечных романах в ресторане ходило столько сплетен. Мара горько усмехнулась: достойная смена в ее лице вызвала этот короткий, сдавленный смешок.

Медленно переодеваясь, Мара разглядывала себя в большое овальное зеркало, висевшее напротив. Она пыталась увидеть в себе какие-то изменения. Но на нее смотрело все то же привычное лицо, только синие глаза словно другие, чего-то им недостает. Нет в них того огонька, который зачастую искрился, несмотря на жизненные невзгоды. Что-то сломалось внутри. Романтика столкнулась с реальностью и попятилась назад, стараясь найти укрытие в сжавшейся, замкнувшейся душе. Детские мечты, девичьи грезы отступали на задний план. Но Мара решила во Что бы то ни стало не отказываться от самого главного. Она никогда не будет прозябать! Голод, нищета, грязь — все это должно остаться там, в родном поселке, постылом поселке. А здесь другая жизнь, в которой она обязательно найдет себя, свое счастье. Мара пыталась поверить в то, что ни одна из ошибок не уведет ее в сторону от желания любви. Она встретит ее, встретит того единственного, который откроет для нее новый мир. И тогда она навсегда забудет о том, что было в ее жизни раньше. Он не спросит, она не вспомнит. Вот и выход, вот и хорошо.

* * *

Прошел год. Для Мары — незаметно, как это всегда бывает, когда жизнь бурлит, полна приключений, и каждый день приносит новые впечатления, опыт. Мару было не узнать: она рассталась со своим провинциальным говором, со всем, что связывало ее с годами, прожитыми в поселке. Она теперь все делала по-другому: ходила, одевалась, разговаривала, смеялась. Это была уверенная в себе молодая девушка, в которой едва ли можно было узнать взволнованную, ошарашенную городским ритмом провинциалку, ту, которая в свой первый день знакомства с городом завороженно наблюдала на привокзальной площади за всем, что казалось ей сказочным сном. Преображение произошло очень быстро.

Мара знала, что ей невероятно повезло: встреча с Евдокией Ивановной определила ее будущее, стала поддержкой, стартовым трамплином к преодолению робости, решению проблем, завоеванию своего места под солнцем. Страшно было даже представить, как бы сложилась жизнь Мары в городе, если бы не бескорыстная помощь совершенно чужого человека. В то время чужого, а сейчас самого близкого, единственного, кого искренне интересовала ее судьба. Теперь ее настоящее приобрело более-менее четкие очертания: крыша над головой, работа, перспективы роста, которые время от времени рисовала Маре Ирина Петровна. Мара видела в этом продвижении и негативные стороны, но всячески старалась отмахиваться от них, как от назойливой мухи. Однако каждый раз сомнения в правильности выбранного пути, потакании желаниям Елены Константиновны уменьшали радость от достижений, за которые Маре нечего было стыдиться. Ей хотелось быть самой собой, а пришлось стать послушным исполнителем воли женщины, от которой зависело ее материальное благополучие. Маре все чаще хотелось откровенно обо всем поговорить с Евдокией Ивановной, попросить совета, но, как только она собиралась начать разговор, страх сковывал язык. Мара не знала, какой будет реакция на ее слова, и, боясь нарушить те прекрасные отношения, которые были ей дороги, молчала. В этом полном впечатлений настоящем Мара сама решала, как поступить, и чувствовала себя с каждым днем все увереннее. Жизнь ее кипела. Мара с завидной легкостью успевала делать все: работать, отдыхать, обрастать новыми привычками. Из старых осталась только одна — страсть к чтению. Даже первой экскурсией, которую Евдокия Ивановна провела для Мары, стал поход по книжным магазинам города. Разнообразие, изобиловавшее на книжных полках, впечатлило неискушенную провинциалку.