— Когда у меня будет много денег, я скуплю все книги, все! Я буду читать столько, сколько хочу, и ничто не сможет помешать мне!

Евдокия Ивановна улыбаясь слушала восторженные признания Мары. Она старалась поощрять ее страсть к неуемному поглощению информации. Даже к телевизору Мара была более равнодушна, чем к книгам. Мара читала везде: за едой, в переполненном метро в часы пик, обязательно — перед сном. Иногда она читала несколько книг одновременно, на что Евдокия Ивановна реагировала неоднозначно:

— Ну не знаю, как так можно? Ты ведь просто глазами по строчкам пробегаешь. Ничего в голове не откладывается! — На это Мара мгновенно отвечала пересказом прочитанного и тем самым на время успокаивала Евдокию Ивановну. — Светлая у тебя голова, девочка. Учиться тебе нужно, а не липовым аттестатам радоваться.

Однажды Маре все-таки пришлось рассказать о том, что сделала для нее Елена Константиновна. Но вместо ожидаемой радости по лицу женщины пробежала тень, которую не смогла сгладить запоздалая улыбка. Евдокия Ивановна точно знала, что хозяйка никогда ничего не делает просто так, а значит, Маре придется рано или поздно расплачиваться за услугу.

— Ты и диплом собираешься получить таким же образом? — поинтересовалась Евдокия Ивановна.

В свое время она заочно окончила институт общественного питания и много лет работала заведующей производством в ресторане. Это теперь она была пожилой женщиной, которая работала в привокзальном киоске, а раньше… Евдокии Ивановне все тяжелее было вспоминать о том, какой она была в те далекие годы. Все, казалось, происходило в другой жизни, не с ней. Но там все было не так, как сейчас, совсем не так. Существовали свои негласные законы, соблюдать которые были обязаны все. Но того беспредела, который царил в ресторане сегодня, не было и в помине. Евдокия Ивановна никогда не думала, что ее протеже окажется в центре интриг, связанных с решением проблем Елены Константиновны. Почему-то Евдокия Ивановна решила, что в благодарность за ее заслуги эту девочку не коснется вся та грязь, после которой очень нелегко отмыться.

— Учись, слышишь, Мара! Вся жизнь впереди. Я помогу тебе всем, чем только смогу, — настаивала Евдокия Ивановна. — Год уже прошел. Ты молода, но все равно не стоит так разбрасываться временем. Ты только скажи — мы наймем репетиторов. Они подготовят тебя к вступительным экзаменам в вуз. Поступай на филологический. У тебя способности налицо.

— Я не могу позволить себе настолько пользоваться вашей добротой. — Мара разводила руками. Этот разговор возникал все чаще. Евдокия Ивановна словно чувствовала, что между ней и Марой растет некая стена, способная навсегда, безвозвратно разъединить их.

— Ты не думай об этом, девочка. Так сложилось, что мне не о ком заботиться. Ты — спасение, посланное самим Всевышним, и не знаю даже за какие такие заслуги. Жизнь я прожила обычную, самую непримечательную. За что же такая милость в старости?

Мара удивленно смотрела на Евдокию Ивановну. За что же благодарила она Создателя? Он отнял у нее всех близких, всех тех, кого она любила, кто был частью ее жизни? Разве можно после этого восхвалять его? Кажется, он никого не щадит. Мара смотрела, как рука Евдокии Ивановны привычными движениями осеняет ее крестом, и не чувствовала внутри никакого отклика. В конце концов, она тоже потеряла отца, бабушку, брата. Зачем понадобилось лишать жизни ни в чем не повинного мальчика, заставив его так страдать? Почему ее мать, не вынесшая горя, стала совсем другой, потеряла человеческий облик? Кому от этого стало лучше? Бабушка однажды говорила, что Бог не посылает человеку страданий больше, чем он может вынести. Значит, мама все же не осилила свой крест? А она сама, Мара Ленская, что ждет ее в этом туманном, полном неожиданностей будущем? Выдержит ли она все те испытания, которые ей предначертаны суровой рукой Всевышнего? Пока она была не совсем довольна собой. Она чувствовала, что не в силах противостоять соблазнам, которые, как капканы в лесу, поджидали ее на каждом шагу. Наверняка она грешит, она поступает не так, как мечтала. Временами она противоречит всем своим принципам. Она набралась их из своих мечтаний, взяла со страниц книг. Но оказывается, в жизни все происходит иначе. Происходит банальнее, грубее, натуралистичнее, что ли. Да, многое зависит от нее самой, но, положа руку на сердце, она и сама не всегда может отличить дурное от хорошего, а порой намеренно поступает против собственных правил, просто для того, чтобы выжить.

Этот год слишком изменил ее. Назад возврата нет. Она лишилась того, что делало ее наивной молоденькой девочкой, ожидающей своего верного спутника. И черты лица его в фантазиях Мары как-то потускнели. Теперь ей было совершенно безразлично, какого цвета будут у него волосы. Все эти мелочи отступали на задний план. Главными становились его возможности противостоять превратностям судьбы. Этот жизненно важный показатель, как следовало из опыта, складывался из тугости кошелька, твердости почвы под ногами, определенной доли цинизма и безрассудства, которая едва ли перевешивалась некой романтичностью, пусть даже напускной. Мара знала, что ей для уверенности, для определенности в будущем нужен мужчина, который, в первую очередь, обеспечит ее безбедное существование. Она была готова идти на любые компромиссы, лишь бы выполнить данное самой себе обещание: никогда больше не влачить жалкого, нищенского существования, навсегда забыть чувство голода и собственной никчемности. Насмотревшись на бурлящую вокруг жизнь, Мара сделала вывод, что для этого нужны деньги, много денег, очень много. И таких денежных мешков среди посетителей ресторана немало. Именно к ним Елена Константиновна испытывает трепетное чувство преклонения. Именно их она больше всего на свете боится лишиться, потому что они делают ее ресторану своеобразную рекламу. С такими посетителями Маре нужно быть особенно любезной, но пока среди них не нашлось ни одного, которому бы понадобилось от нее что-то большее, нежели очаровательная улыбка и вежливость. С одной стороны, это ее радовало, но с другой — не приближало к исполнению мечты. Мара ждала. Она знала, что, следуя своим возрастающим желаниям, способствует медленному, но неотвратимому движению к цели.

— Тетя Дуся, вы меня убедили. — Вернувшись однажды с работы, Мара присела возле Евдокии Ивановны.

— В чем это? — ласково поглаживая ее по голове, спросила та.

— Я обязательно должна чего-то добиться сама, только сама. Иначе меня всегда будут воспринимать как рыжую плутовку с синими глазами. Никто не увидит меня саму, понимаете?

— Очень даже понимаю и рада это от тебя слышать. — Евдокия Ивановна догадалась, что кто-то нелестно отозвался о Маре, и в той взыграла гордость, самолюбие. — Не век же тебе подносы разносить.

— Да, — голос Мары был совсем тихим. Казалось, что она напряженно думает о чем-то.

— Ты не обижайся, девочка. Я ведь сама с этого начинала, но ведь я никогда не мечтала провести так всю жизнь, — поспешно добавила Евдокия Ивановна.

— Я точно знаю, чего хочу. Только, по-моему, не все зависит от моих желаний.

— Почему ты так говоришь?

— Раньше мне казалось, что все просто, а сейчас… — Мара махнула рукой.

— Не понимаю. И когда это все было настолько просто? — Евдокия Ивановна заерзала в кресле.

— В той жизни, когда рядом была бабушка, мама смеялась, а за мной по пятам семенил младший брат. Все было просто. Убого, но просто…

— И ты жалеешь о том времени, Мара? — Евдокия Ивановна пыталась понять ее.

— Не знаю. Наверное, нет.

За прошедший год Мара во многом изменила свои взгляды на жизнь. Она предпочитала не делиться ими даже с Евдокией Ивановной, хотя та до сих пор оставалась единственным человеком, с которым Мара могла говорить по душам. На работе она не нашла себе подруг, сведя отношения только к деловым. Мара не видела рядом никого, с кем бы ей было интересно просто поговорить. Все те разговоры, которые создавали атмосферу общения в ресторане, казались ей недостойным времяпрепровождением, а потому она в них не участвовала. Если бы не хорошие деньги, которые она получала на этой работе, пожалуй, Мара не стала бы так надолго задерживаться в ресторане. Она даже не особенно старалась стать здесь своей, надеясь, что рано или поздно все-таки покинет эти стены.

Мара твердо решила продолжить учебу, но никак не могла рассказать о своих планах Елене Константиновне. А когда решилась, к своему удивлению, нашла поддержку:

— Учись, конечно. Это будет заочное или вечернее отделение?

— Точно не дневное.

— Надеюсь, это не помешает твоей работе. Сможешь ли ты совмещать?

— Думаю, да. — Мара смотрела в пустые глаза хозяйки, не сводившей с нее пристального взгляда, и мечтала поскорее выскочить из кабинета.

— Это хорошо. Учись. Для того, чтоб вертеть задницей, много ума не нужно. А голову всегда полезно нагружать. Действуй, Мара, но не загордись, слышишь?

— С чего бы это мне?

— Просто говорю. — Елена Константиновна закурила и, шумно выдохнув дым, добавила: — Я надеюсь, что мы с тобой будем работать долго и слаженно.

— Конечно, — потупившись ответила Мара.

— Привет Евдокии Ивановне передавай. Как она себя чувствует? Почему так редко появляется у меня?

— Спасибо, она не болеет, а не заходит часто потому, что не хочет отвлекать от важных дел. — Мара знала, как хозяйка любит лесть, и потому не удивилась, увидев, как расцвело хмурое лицо Елены Константиновны. — У вас каждая минута на счету.

— Мы с ней свои люди. Я всегда рада ее видеть. — Елена Константиновна раскрыла папку с документам и. — Пусть зайдет как-нибудь после смены. Все, Мара, иди работай.

— Спасибо. — Мара выскочила из кабинета, прижимая ладони к горящим щекам. Как же она не любила разговаривать с этой женщиной! Ну ничего. Лиха беда начало. Немного терпения, и она покинет этот шумный, суетливый ресторанный мир.

И Мара начала готовиться к вступительным экзаменам. Теперь она спала по четыре-пять часов в сутки, но словно не чувствовала усталости. Ее вторая осень в этом городе должна была подарить совсем иные ощущения. Мара спала и видела себя студенткой. Она накупила общих тетрадок, наборы фломастеров, карандашей, ручек, как будто это было самым главным в процессе подготовки к экзаменам. Евдокия Ивановна не могла нарадоваться: девочка взрослела, четко осознавая, к чему нужно стремиться в этой жизни. То, что Мара тянулась к учебе, успокаивало Евдокию Ивановну. Вспоминая свой последний разговор с Еленой Константиновной, она то и дело присматривалась к Маре. Евдокия Ивановна боялась упустить тот момент, когда той будет нужна помощь, а обратиться девочка вряд ли решится. Но, кажется, все страхи надуманны: Мара все та же, книга — ее лучшая подруга, в ее словарном запасе не приживаются хлесткие ресторанные словечки, а то, что она решила поступить в институт, и вовсе успокоило Евдокию Ивановну. Она чувствовала себя ответственной за взросление Мары, за каждый шаг в ее жизни и, как могла, пыталась вывести ее на верный путь. Конечно, мир вокруг стал другим. Этого нельзя не признать. В нем правят деньги, удовольствия, и какой же нужно быть осторожной и рассудительной, чтобы не попасться на удочку мимолетных соблазнов.

Однажды, когда Мара еще не приехала с работы, Евдокия Ивановна достала из тайника небольшую металлическую коробочку. Здесь были все ее сбережения: деньги, драгоценности. Все то, что осталось от прежней жизни, когда Евдокия Ивановна считала себя ее хозяйкой. Тогда она могла позволить себе какие-то капризы: купить без всякого повода комплект из золотых серег и кольца, расщедриться на новую шубу, внеочередную пару модной обуви. Все это было в порядке вещей, и первым, что продала Евдокия Ивановна, когда вышла на пенсию, были кольцо и золотые серьги с аметистами. Евдокия Ивановна не сразу смогла отвыкнуть от того, что теперь не могла себе позволить даже самых обыденных трат. Ее пенсия не позволяла вести прежний образ жизни, но сносить в ломбард свои драгоценности Евдокия Ивановна больше не стала. Все свелось к минимальным тратам, строгому учету каждой копейки. Надеяться ни на кого не приходилось: муж умер много лет назад, а сын всегда сам был рад помощи. Избаловала Евдокия Ивановна и его, и невестку: все задаривала подарками, деньгам счета не знали, ни в чем себе не отказывали. Да не пошло все это изобилие впрок: не нашел своего места в жизни сын, а вот уже два года, как его не стало. Невестка продала квартиру и поспешно уехала в Семипалатинск к родителям. Никто и ничто не удерживало ее в этом городе. Одна осталась Евдокия Ивановна на белом свете: ни мужа, ни детей, ни внуков. А теперь у нее есть Мара…

Евдокия Ивановна смотрела на золотые украшения, перебирала их, вспоминая давно и безвозвратно ушедшие времена. Не вернуть ни их, ни близких, что давно остались за порогом вечности. Сколько слез выплакала, сколько бессонных ночей провела. Была бы работа, так хоть немного могла бы отвлечься, а так — день год тянется, я мысли мрачные сетями опутывают. Вот тогда и пошла Евдокия Ивановна на поклон к хозяйке ресторана. Как не вспоминать ее с благодарностью: работу дала, протянула руку помощи. И стали дни не похожими друг на друга, вереница покупателей отвлекала от собственных проблем. Выручку киоск давал хорошую, а потому Елена Константиновна нет-нет да и заплатит больше, чем положено. За год ожила Евдокия Ивановна, а теперь вот еще Мару повстречала. И надо же было ей остановиться именно возле ее ларька. До сих пор не могла Евдокия Ивановна забыть ее голодных глаз… Кажется, теперь есть кому помогать, кого радовать. Мара стала для пожилой женщины отрадой, надеждой на то, что не останется одинокой на старости лет.