Глафира Петровна вышла из дома, закрыла за собой дверь и, спустившись по скрипучим ступеням крыльца, направилась к калитке. Та осталась открытой. Мара так спешила покинуть родные места… Когда она и ее спутница уже были далеко от дома, Глафира Петровна все еще стояла посреди дороги, сквозь слезы глядя на удаляющиеся силуэты. Она не знала, почему плачет. Все ведь получилось: у Мары есть все, чтобы спокойно налаживать свою жизнь в городе. И все-таки на душе было тяжело, давящая тревога не оставляла надежды на легкое, спокойное течение событий. Успокаивая себя тем, что рядом с Марой прекрасная женщина, Глафира Петровна пыталась заглушить безотчетный страх. Мара может рассчитывать на то, что Евдокия Ивановна окажет ей помощь, ту, что будет в ее силах, в пределах ее возможностей. Даст бог, этого будет достаточно.

* * *

Евдокии Ивановне не нужно было задавать вопросов. Она и так понимала, что с Марой происходит то, чего она опасалась. Наблюдая за ней, Евдокия Ивановна пыталась понять: когда же она упустила тот самый момент, с которого все началось? А может быть, зря она переживает? Ничего плохого не происходит, все идет своим чередом, и с ее девочкой все в порядке? Уже давно мысленно Евдокия Ивановна называла Мару именно так. Она стала для нее родной, близкой, дорогой, единственным человечком на этом свете, ради которого стоило еще пожить. Но ведь отчего-то на сердце так неспокойно. Евдокия Ивановна пыталась анализировать. Пожалуй, все ее тревоги начались с того дня, когда Мара сказала, что подает документы в институт общественного питания.

— Мара, ты уверена, что это правильный выбор? — Сама окончив этот вуз, Евдокия Ивановна считала, что это не самая лучшая профессия. Она мечтала, чтобы Мара училась, но почему-то видела ее преподавателем, переводчицей, бухгалтером, наконец. Евдокии Ивановне не хотелось, чтобы Мара связывала свою жизнь с общепитом.

— Я уже работаю в этой области. И Елена Константиновна посоветовала мне учиться в этом направлении…

Мара недоговаривала. Она не могла признаться тете Дусе в том, что хозяйка ресторана предложила ей неширокий выбор. Когда Мара пришла к ней в кабинет, чтобы попросить отпуск на время вступительных экзаменов, Елена Константиновна поинтересовалась:

— И куда же ты намерена поступать?

— На филологический факультет университета.

— Вот так новость! — Елена Константиновна побагровела от негодования. Она пыталась скрыть свои эмоции, но все ее движения, мимика говорили о том, что ей не понравился выбор Мары. — Ты думаешь, что я купила тебе липовый аттестат для того, чтобы ты у нас полиглотом стала?

— Я… Я вас не понимаю.

— Все ты прекрасно понимаешь!

— Нет.

— Ты будешь поступать туда, куда я скажу. Ты у меня в долгу, а долги нужно отдавать.

— Я заплачу, я отработаю. — Мара чуть не плакала от унижения.

— Подавай документы в общепит. Мне нужны толковые сотрудники. Я забочусь о достойной смене.

— Но я не хочу всю жизнь провести в ресторане.

— Как себя чувствует Евдокия Ивановна, — прямо глядя Маре в глаза, спросила Елена Константиновна. — Как дела у нее на работе?

Мара молча опустила глаза. Она поняла откровенный намек: если она не будет послушной, то пострадает тетя Дуся. Она останется без работы, и получится, что, сделав доброе дело, она поплатится собственным благополучием. Так не должно быть. Мара нашла в себе силы встретить тяжелый взгляд хозяйки, улыбнулась уголками губ.

— Хорошо. Я очень понятливая девочка, — не отводя взгляда, сказала Мара. — Все будет, как скажете.

— Договорились, а договор дороже денег Тебе это известно?

— Да.

— Тогда ты знаешь, куда подавать документы? — Елена Константиновна видела в глазах Мары холод, граничащий с ненавистью, и это забавляло ее. Эта девчонка не посмеет ослушаться ее. По крайней мере, пока есть такой весомый аргумент в лице Евдокии Ивановны. Нужно использовать ее слабое место как можно полнее. Предвкушая, как Мара будет развлекать нужных людей, Елена Константиновна злобно сверкала глазами. Сейчас она в чем-то понимала Ирину Петровну, которая называла ее рыжей ведьмой. Ведьма и есть, ишь, как сверкает глазищами! — Отвечай!

— Да, я теперь знаю.

— Тогда считай, что у тебя есть отгулы на время экзаменов. Удачи тебе. — Елена Константиновна демонстративно отвернулась от Мары, делая вид, что внимательно изучает деловые бумаги. — Тебе повезло, Мара. Правду говорят, что рыжие — счастливые.

— Надеюсь, что так.

— Знаешь, — вдруг тихо, как-то задумчиво и совершенно иным тоном произнесла Елена Константиновна, — если бы у меня была твоя внешность и твоя удача, я бы жила другой жизнью. Все было бы другое: работа, семья, интересы, возможности, другие радости…

— А мне казалось, что вы производите впечатление женщины, у которой все в порядке, — не побоялась сказать Мара в ответ на этот неожиданный поток откровенности.

— Впечатление, говоришь? — Елена Константиновна снова надела привычную маску высокомерия, уже сожалея о сказанном. — Иди, Мара. Можешь с завтрашнего дня считать, что ты в отгулах.

— Спасибо, — выдавила из себя Мара.

— Не за что, не за что. Свои люди — сочтемся…

Об этом разговоре Мара никак не могла рассказать Евдокии Ивановне, Вместо этого она пыталась сделать вид, что все в полном порядке.

— Елена Константиновна будет помогать мне, понимаете?

— Чем же?

— Многим. Когда у меня будут зачеты, сессия, меня подменит Лариса или кто-нибудь еще. Я не потеряю работу. Ведь это так важно, правда? А на время вступительных экзаменов она дала мне отгулы. Отгулы за прогулы, — засмеялась Мара, но снова не увидела на лице Евдокии Ивановны ответной радости. — Все очень логично, вы не находите? Со временем я смогу не только подносы разносить, а стать правой рукой хозяйки.

— Ах вот оно что. — Худшие опасения Евдокии Ивановны оправдывались: хозяйка приручала Мару. Хотя почему нужно сомневаться в искренности того, что делала Елена? Она — умная, дальновидная женщина. Евдокия Ивановна сама не раз говорила об этом Маре. Зачем же сомневаться в этом теперь? Остается понять, какую цену придется платить за столь радужные перспективы? Хозяйка ничего и никогда не делает просто так. Евдокия Ивановна с трудом выдавила улыбку. — Надеюсь, у тебя все получится, Мара. Я тоже помогу всем, чем смогу.

— Все хотят мне помочь — это здорово!

Евдокия Ивановна не сомневалась, что Мара поступит в институт. То, с каким усердием она занималась, не оставляло сомнений, что она пытается наверстать упущенное и продвигается невероятно быстрыми темпами.

Мара удивительным образом умела поглощать информацию.

— Из тебя получится отличная студентка, — подбадривала ее Евдокия Ивановна, а про себя добавляла: «Только на своем ли ты месте, девочка?»

Время вступительных экзаменов пролетело быстро. Прогнозы Евдокии Ивановны оправдались: Мара увидела свою фамилию в списке зачисленных на курс. Она ехала с этой радостной вестью домой, подгоняя плетущийся транспорт. Это было несправедливо: так долго держать в себе прекрасную новость. В тот вечер был устроен праздничный ужин. Обе делали вид, что все замечательно. И Евдокия Ивановна, и Мара хорошо играли свои роли, потому что не догадывались о потаенных мыслях друг друга. Это было началом нового этапа в жизни Мары.

Она прилежно училась, тяга к знаниям, книгам в ней не угасала. По ночам сидела за учебниками, писала конспекты, ложилась в кровать с книгой, а рано утром, проснувшись, не выглядела утомленной. Евдокия Ивановна знала, что так бывает всегда, когда делаешь что-то с удовольствием, от души.

— Как же я вам благодарна за все то, что со мной происходит! Работа, учеба, столько интересного! — Мара обнимала Евдокию Ивановну. — Столько нового, мне очень нравится.

— Я рада это слышать.

— Какая же я буду умная, когда получу диплом! Представляете? — лукаво улыбалась Мара.

— До этого еще далеко, детка, у тебя впереди только первая сессия.

— До декабря еще целый месяц. И что страшного в экзаменах? Ничегошеньки. — Уверенности Мары можно было позавидовать.

Да, за ее учебу Евдокия Ивановна могла быть спокойна, но вместе с тем с девушкой происходили изменения, которые вселяли в сердце тревогу. Это было что-то похожее на недобрые материнские предчувствия. Евдокия Ивановна гнала дурные мысли, уговаривала себя, что ей все только кажется. Она пыталась стать Маре еще ближе, чтобы не было у той от нее никаких секретов. Евдокии Ивановне было проще и спокойнее думать, что ей это удается, но все-таки поведение Мары и некоторые перемены, происходящие с ней, настораживали.

Прошло много времени с того холодного мартовского утра, когда судьба свела их вместе. Теперь они идут рука об руку, поддерживая друг друга, заботясь друг о друге. И каждый день Евдокия Ивановна видит, как взрослеет Мара, как набирается жизненного опыта, становится все более уверенной в себе. Ее красота расцветала, и Евдокия Ивановна уже не знала: радоваться этому или огорчаться? Не одна она замечала эти перемены. А ресторанная публика такая глазастая… Кажется, и сама Мара уже не считает себя дурнушкой. В ее движениях, походке появилось что-то вызывающее. Как будто она поставила цель обратить на себя как можно больше внимания. Наверняка ей это удавалось: высокая, стройная, с копной длинных, блестящих волос цвета меди, девушка выглядела очень эффектно. Ее синие глаза теперь смотрели не наивно, по-детски, а оценивающе, призывно, чуть насмешливо. Однажды Евдокия Ивановна даже пришла в ресторан, чтобы тайком понаблюдать за работой Мары. То, что она увидела, заставило ее волноваться еще больше: на Мару заглядывались мужчины. Некоторые вели себя с ней развязно, но она, нужно отдать ей должное, умела охладить их пыл. Однако недоступной Мара была не со всеми. Некоторые мужчины получали от нее недвусмысленный ответ на довольно откровенные знаки внимания.

Евдокия Ивановна решила, что пришла пора откровенного разговора с Марой, но начать его никак не решалась. Она настолько привязалась к этой рыжеволосой девчушке, что уже совершенно не представляла своей жизни без нее. Это был лучик света, который и согревал, и показывал дорогу. Они вместе уже второй год. Много ли, мало ли? Но для обеих это был отсчет новой жизни. И как только пожилая женщина задумывалась о том, что в то мартовское утро их пути могли разойтись, сердце начинало судорожно сжиматься, колоть острым копьем, пронзая грудь. Отгоняя от себя казавшуюся теперь убийственной мысль, что они могли так и не встретиться, Евдокия Ивановна тут же попадала под власть другой, не менее болезненной: Мара попала под влияние ресторанной жизни. Она стала более скрытной, задерживалась после смен, объясняя опоздания каждый раз по-новому, отшучиваясь, переводя разговор на другую тему. Но обмануть Евдокию Ивановну было непросто. К тому же Мара не умела врать. Покрасневшие уши, бегающий взгляд — все это выдавало ее с головой, но Евдокия Ивановна делала вид, что не сомневается в правдивости ее слов.

В гардеробе Мары появлялось все больше новых, модных вещей. На маленькой тумбочке стояла французская косметика.

— Мара, это же все очень дорого стоит, — Евдокия Ивановна осторожно открыла флакон с духами «Кензо», вдохнула незнакомый аромат.

— Не так уж и дорого, тетя Дуся. Я немного перекрутилась, перезаняла у Ларисы. Не могла устоять — такой запах, — оправдывалась Мара, уже перестав стыдиться того, что с каждым днем делала это все чаще. — Все в порядке, не волнуйтесь.

Мара искренне хотела, чтобы Евдокия Ивановна не переживала на ее счет, но происходящие перемены скрыть полностью было невозможно. Мара быстро привыкала к соблазнам, которые подстерегали ее на каждом шагу. Отказаться от них она порой не могла. Далеким казалось ее первое приключение с мужчиной, имя которого она узнала только в их следующую, последнюю встречу. Мара с нескрываемым злорадством вспоминала, как он уговаривал ее уехать с ним отдыхать на Мальту, а она отрицательно качала головой, лукаво посмеиваясь. Его глаза горели огнем страсти. Сначала он пытался показать, что рассматривает Мару как очередное приключение, но потом стало ясно другое: Руслан попал под магию ее расцветающей красоты. Он просил, умолял, забрасывал подарками, угрожал, но Мара осталась непреклонной. Она вычеркнула этого мужчину из своей жизни раз и навсегда. Нет, ей не нужно две недели рая. Он нужен ей надолго, на всю оставшуюся жизнь. Забыв о существовании Руслана, Мара поспешила истратить свои «премиальные» на очередное пополнение гардероба и подарки для тети Дуси. Иногда Маре казалось, что это самое главное — сделать приятное этой милой женщине, бескорыстно предоставившей ей крышу над головой, окружившей заботой, вниманием. Самообман на какое-то время заглушал голос совести, до того момента, когда новому мужчине, сраженному ее красотой, Мара отвечала взаимностью. И в этом не было ничего, что делалось ради Евдокии Ивановны. Мара попросту шла на поводу у собственных желаний. Первый опыт близости с мужчиной пробудил жажду наслаждений, и с ней было трудно бороться, да Мара и не пыталась. Она говорила себе, что ничего зазорного в происходящем нет. Все познается в сравнении. Как обойтись без собственного опыта? Она дождется своего настоящего чувства, она не пропустит его. И распознать его помогут именно эти приключения, в которых она добровольно, осознанно принимает участие. К тому же окружение умело подливало масла в огонь: