— Я… — Мара растерялась. Она не могла определиться в отношении к происходящему. То ей казалось, что этот мужчина вызывает у нее отвращение, и она хотела поскорее, любой иеной покинуть кабинет. То вдруг она попадала под магию взгляда его черных глаз и чувствовала, как от возбуждения мурашки бегут по телу. Что это с ней такое? Он явно не похож на героя ее романа. Очередная прихоть Елены Константиновны, беззастенчиво пользующейся своей властью. Кажется, сегодня она более чем когда-либо хочет, чтобы Мара угодила Эрнесту Павловичу. От него наверняка зависит что-то важное. Она может отказаться, но тогда ее быстро лишат работы, а главное — не только ее, но и Евдокию Ивановну. А этого допустить нельзя. Нужно было сразу отказываться — теперь поздно.

Мара пыталась представить себя в постели с этим мужчиной. Мысленно она давно сняла с него костюм, швырнула на пол модный галстук, рубашку. Он стоял перед ней такой невыразительный, невысокого роста, полноватый. Кожа его утратила упругость молодости, а фигура — статность. Обычный мужчина, которому хорошо за пятьдесят… Интересно, сколько ему лет? Он точно годится ей в отцы, а набивается в любовники. О чем думают стареющие мужчины, укладываясь в постель с молоденькими девушками? Неужели они не стыдятся своих лет? Мара еще ни разу не была с мужчиной такого солидного возраста. Она не сможет быть, как обычно, раскованной, даже флиртовать не совсем удобно. Мара напряглась. Она знала, что в этот момент лицо ее предательски отражает внутреннее волнение и скованность. Лукавый прищур ее нового знакомого подтверждал это. Кажется, Эрнест Павлович получает удовольствие, наблюдая за ее волнением. Нужно было что-то придумать. И тогда Мара решила для себя, что все происходящее — игра. Это ее очередной ход, в чем-то предсказуемый, в чем-то — непредвиденный. Она сказала себе, что ляжет в постель с этим мужчиной просто для того, чтобы увидеть его не таким сдержанным, величественным. Очередной опыт, и только. Что-то подсказывало Маре, что ее ждут новые впечатления. Весьма вероятно, ее предполагаемый партнер окажется страстным, бурным, непредсказуемым. Она ни о чем не пожалеет, пусть это произойдет. Мара не стыдилась своих мыслей. Она знала, что Елена Константиновна пригласила ее именно затем, чтобы она скрасила сегодняшний вечер этому нужному, важному, наверняка могущественному человеку. Вечер, два — какая разница. Нужно постараться увидеть в этом незнакомце что-то хорошее, приятное, и тогда будет легче. Кажется, он нормальный мужик, без заскоков. Нет в нем показного величия, ничего самодовольного. Хотя держится он незаносчиво, в каждом его скупом движении, взгляде ощущается сдерживаемая энергия, властность. Мару это подкупало. Словно он был хозяином в этом кабинете, но осознание этого никого не принижало, каждому своя роль, самая главная. Сильный, властный человек, широкая жизненная дорога которого пересекается с едва заметной в густой траве тропинкой, по которой шагает Мара.

Елена Константиновна нервно курила. Ее пальцы с ярким маникюром так сжимали сигарету, что та явно грозила сломаться. Молчание становилось невыносимым, и хозяйка мысленно проклинала Мару, награждая ее самыми нелицеприятными словами. Такой человек, как Гурин, не должен ни о чем просить. Женщины сами вешаются ему на шею, с ним почитают за счастье провести хотя бы вечер. Показаться с ним в обществе и для мужчин — деловых партнеров, и для женщин, скрашивающих его досуг, это — показать, что ты находишься на определенной, довольно высокой ступени в его иерархии.

«А эта рыжая чертовка устраивает спектакль! Корчит из себя недотрогу, ишь, глазищи свои синие опустила. Вот артистка!» — Елена Константиновна распалялась и вдруг успокоилась. Она решила, что Мара гораздо умнее и искуснее в вопросах обольщения, чем она предполагала. Она играет, лишь играет роль, которая, очевидно, подкупает такого прожженного знатока женщин, как Гурин. Хозяйка с облегчением выпустила широкую струю дыма. Она не знала мыслей Мары, но они бы ей понравились. Мара решила, что Елена Константиновна не злоупотребляет такого рода просьбами, а значит, незачем видеть в них что-то грязное, постыдное. Это тоже работа, высокооплачиваемая, благодарная, ни к чему не обязывающая работа. И если держать язык за зубами, все останется в тайне. Так наивно думала Мара, не предполагая, что все сотрудники ресторана давно знают о той «важной» роли, которую она играет в решении проблем Елены Константиновны и всего ресторана.

— Мара. — Все-таки переживая о том, что та может все испортить, хозяйка поспешила заполнить возникшую паузу. — Я бы не советовала тебе отказываться. Такие интересные люди, как Эрнест Павлович, в наши дни встречаются редко.

— Не преувеличивайте, Леночка, — спокойно произнес Гурин. — Наверное, я слишком стар, чтобы такая молодая красивая девушка пришла в восторг от предложения поужинать со мной.

При этом он так выразительно посмотрел на Мару, что она тут же поняла: события будут развиваться стремительно. Ужин — предлог, а в постели они постараются доставить друг другу наслаждение. Пусть же это произойдет, а потом она все забудет. Мара ощутила, как горячая волна желания разлилась в низу живота, сделала тяжелыми ноги, свободной от раздумий голову. За время сессии Мара соскучилась по ласкам. Работа, учеба отнимали все силы. Мару хватало только на легкий флирт и обещания, а здесь, кажется, все горячее, чем она представляет. Она давненько не была с мужчиной. Хорошо. Почему бы не расслабиться? Нужно уметь находить положительные моменты даже в амурной обязаловке, навязанной начальством. И потому Мара постаралась как можно радушнее улыбнуться:

— Вы ошибаетесь, Эрнест Павлович. Я с большим удовольствием проведу с вами этот вечер.

— Вот как! — Его глаза озорно блеснули.

— Разрешите, я переоденусь. Мне нужно десять минут.

— Буду ждать вас в зале за столиком.

Когда Мара закрыла за собой дверь, Гурин медленно подошел к столу хозяйки ресторана и опустился в стоящее рядом кресло. — А теперь расскажи мне о ней, Леночка. Расскажи так, как ты умеешь.

— Это удивительное создание, Эрик.

— Я заметил. И в чем ее достоинства, кроме тех, которые бросаются в глаза?

— Мне кажется, тебе будет интересно самому листать эти страницы… — многозначительно произнесла Елена Константиновна.

— И насколько они заполнены, Леночка?

— Неразрезанные еще, так что не знаю, — она откровенно лгала.

— И я первый, кто пожелал уделить внимание этому алмазу?

— Эрик, ты во всем разберешься сам, — отводя взгляд, ответила та. — Я не могу без ревности говорить о необычных данных этой девушки. В ней есть все, и нет ничего.

— Звучит интригующе.

— Да, в ней необычно все, начиная с имени. Я уверена, ты не пожалеешь.

— Уверена? — Гурин хитро сощурился.

— Хотя как знать, но в любом случае ты сам этого захотел…

Хозяйка кабинета нервно засмеялась, ей оставалось лишь надеяться, что Мара сможет сделать так, чтобы Эрнест Павлович не был разочарован. По правде, Елена Константиновна снова распереживалась. Слишком многое поставлено на карту, слишком многое зависит от этого невысокого, коренастого мужчины с пытливым взглядом. Однако Мара, кажется, знает, когда и что сказать, что делать. Ее не нужно ничему учить. У нее от природы удивительный дар перевоплощаться, очаровывать. Рыжей ведьмой называет ее Ирина Петровна. В этот момент Елене Константиновне было легче думать, что это действительно так.

* * *

Эрнест Павлович не собирался скрывать того, что эта красивая рыжеволосая девушка его приятно удивила: сначала поразила своей красотой. Он получал эстетическое удовольствие от общения с ней. Хорошим, неожиданным дополнением к броской внешности стала ее рассудительность, красивый слог. Гурин не ожидал, что найдет в лице девушки, с которой он просто хотел провести пару бурных ночей, отличного собеседника. Предсказания Елены Константиновны сбывались: он не жалел о том, что решил познакомиться с Марой. Она заинтересовала его. Мара не просто поддакивала, желая угодить, она высказывала свое мнение, сформированное явно не на пустом месте. Он не мог ошибаться: в ее глазах пытливый ум, да и изъясняется она — не чета этим улыбчивым девчонкам-пустушкам, у которых только и разговоров что о косметике, о массажах, о диетах. Сколько их переступило порог его спальни, развлекало в дорогих гостиничных номерах… Ему всегда был нужен эмоциональный всплеск, и казалось, все эти мимолетные знакомства то, что нужно. Но девицы страстно желали продолжать знакомство, не догадываясь, что этим ставили большой жирный крест на своих надеждах. Им был нужен не он сам, а его деньги, возможности, связи, та красивая жизнь, которую они мечтали начать рядом с ним. Эрнест Павлович всегда умел отличать фальшивку от истинных чувств. Пожалуй, в его жизни была только одна настоящая любовь — к Галине, но, к сожалению, она оказалась недолгой. Ему было не суждено согреваться в ее лучах всю жизнь. Идеалист — он мечтал об этом с тех самых пор, как начитался красивых романов. Он поглощал их в огромных количествах, каждый раз представляя себя на месте того, кто переживает бурные чувства, кто, наперекор всему, идет к своему счастью…

Семья не сделала его жизнь счастливой, и он решил, что может себе позволить предаться иллюзиям. Вереница романчиков, которые начались, не помогли обрести счастье, но создавали временное впечатление собственной неотразимости. Этим его щедро кормили девушки, которых он выбирал для получения удовольствия, новых впечатлений. Однако скоро все это стало для Эрнеста Павловича очень пресным. Гурин забавлялся, избавляясь от очередной любовницы без жалости, без оглядки. Он платил деньги, большие деньги за то, чтобы они были рядом ровно столько, сколько он в них нуждался. В какой-то момент он почувствовал, что все они на одно лицо, с одним именем, одинаковым голосом и манерами. Безликие, серые, они перестали интересовать его. Блондинки, брюнетки, шатенки — какая разница, если на всех маска, ни у одной нет сердца, а вместо мозгов калькулятор, только и способный подсчитывать суммы за оплаченное удовольствие. Эрнест Павлович остановился и оглянулся вокруг: охрана и продажные девки. И те и другие с ним рядом за деньги, немалые деньги…

С некоторых пор он не жил, а существовал, обманывая самого себя. Так дальше продолжаться не могло. Он достиг всего, о чем многие мечтают, ставят целью жизни. И теперь, обладая обширными связями, доходным бизнесом, шестизначными счетами в иностранных банках, он чувствовал себя настолько одиноким, что хоть в петлю лезь. Не впервые он задумался над тем, что воистину не в деньгах счастье. У него всегда было оправдание: он зарабатывал их не только для себя! Он всегда знал, что у него семья и эта семья не должна ни в чем нуждаться. Однако достаток не смог сделать счастливым ни его самого, ни его супругу. Эрнесту Павловичу все чаще приходила в голову страшная, убийственная мысль о никчемности собственного пребывания на земле.

В его жизни была лишь одна победа — над собой, когда он смог подняться до высот обширного бизнеса, доходного бизнеса, но изматывающего и отнимающего его самого у жены, сына. Тогда он не думал, что его постоянное отсутствие станет нормой. А со временем даже был рад этому обстоятельству. Юношеская страсть, переросшая в семейные отношения, оказалась трясиной, из которой Эрнест Павлович так и не смог выбраться. Вернее — не захотел. Восторженная, улыбчивая девушка его мечты превратилась в сварливую, ревнивую, вздорную бабу. Наблюдая за этим скоропалительным перевоплощением, Эрнест Павлович все время оглядывался назад. Туда, где все было иначе, где любовь ослепляла, а жизнь казалась еще такой долгой и обязательно счастливой. Гурин не нашел в семье ничего из того, что называют крепкими узами: он терпел капризы, скандалы, которые затевала жена, и только сын удерживал его от развода. Он придерживался старомодных взглядов на брак, семью, воспитание детей. Эрнест Павлович знал, что жена — мать его сына — никогда не должна остаться со своими проблемами один на один; мальчику нужен отец, а мужчина должен содержать семью так, чтобы они ни в чем не нуждалась. Гурин считал, что ему удалось воплотить в жизнь все, чему его самого учили родители: он женился, став надежной опорой своей спутнице, другом — сыну. Но душевный разлад все больше давал о себе знать. Прослеживалась странная зависимость: чем больших высот достигал Гурин в карьере, тем более холодным, чужим казался ему собственный дом. Ему не хотелось возвращаться туда после трудного дня, а редкие выходные превращались в каторгу.

Именно тогда он начал искать утешения на стороне. Острые ощущения, любовные интрижки противоречили всему, чему он учил своего сына, но порой напряжение было слишком велико. Избавляться от него Эрнест Павлович стал в объятиях мимолетных подружек. Молодые, энергичные, не обремененные жизненным опытом, интеллектом, они дарили ему продажную любовь. Ни в одной из них Гурин не видел той, ради которой можно было бы пожертвовать многолетним браком, пусть даже с видимым спокойствием, показным благополучием. Многие из его знакомых бросались в водоворот страстей, без сожаления отрезая воспоминания о прежней жизни, но Эрнест Павлович не собирался этого делать. Галина была нужна ему, и он продолжал по-своему любить ее. В глубине души он жалел жену, не желая доставлять ей страдания. Он был уверен, что никогда до нее не дойдут даже самые отдаленные слухи о его изменах. Гурин старался быть осторожным, а жена, как могла, пыталась сохранить тепло семейного очага, воспитывала сына. Она не вмешивалась ни во что, кроме того, что непосредственно касалось дома. Словно чувствовала, что ей не стоит задавать лишних вопросов. Гурин так и не мог разобраться: то ли жена — верх деликатности, то ли попросту притворяется и ее все устраивает? В любом случае, Эрнест Павлович был благодарен Галине хотя бы за то, что она не пыталась еще больше усложнить их отношения. Он привык к тому, что, испив в очередной раз любовный напиток, нужно возвращаться домой. Дом как таковой был ему необходим. Зачем же было вычеркивать более чем двадцать лет совместной жизни? Эрнест Павлович думал, что ему удается находить золотую середину. Он балансировал между семейной жизнью и невероятно длинной вереницей случайных связей, слухи о которых однажды все-таки достигли ушей жены. Наверное, это должно было произойти рано или поздно. Но Эрнест Павлович никогда не думал, к каким трагическим последствиям они приведут.