— О том, что делать с твоей жизнью дальше.

— Эрнест Павлович, я ничего не понимаю… — сдавленным голосом прошептала Мара.

— Ты ожидала услышать иное?

— Да, — честно призналась Мара. — Я не готова к такому повороту событий.

— А оказаться в моей постели ты была готова? — прямо глядя ей в глаза, спросил Гурин. Мара отвела взгляд. — Молчи, не отвечай. Я и так знаю, что ты скажешь. Сейчас важно другое: я хочу помочь тебе.

— Мне? Зачем вам это нужно? К тому же я не просила ни о какой помощи.

— И ты сама можешь начать другую жизнь?

— Какую другую?

— Ту, в которой ты будешь сама себе хозяйкой.

— Эрнест Павлович, я не хочу продолжать. — Все тело Мары сотрясала мелкая нервная дрожь.

— Значит, тебе нравится выполнять такие деликатные поручения Елены Константиновны? И какое оно по счету? Не сбилась еще?! На сколько тебя еще хватит?!

Гурин выглядел рассерженным, а Мара снова опустила глаза. Он не имеет права так разговаривать с ней. Подумаешь, решил поиграть в праведника. С чего бы это? Она ведь видела, как сверкали его глазки в кабинете у хозяйки. Он раздевал ее взглядом, здесь ничего нельзя было перепутать. Он хотел ее, хотел ее тела, ее ласк. Ему нужно было развлечься, а теперь он решил выглядеть чистеньким и для начала поиграть в заботливого папу. Не выйдет! Ей не нужна вся эта хреновина. Какое лицемерие! Мара резко повернулась, дернула ручку, но дверца не открылась. Чертыхаясь, разъяренная Мара откинулась назад, закрыла лицо руками.

— Выпустите меня отсюда! — Ей казалось, что она кричит, но на самом деле это было не так.

— Перестань, пожалуйста, я не хотел тебя обидеть, — спокойно произнес Гурин.

— Я хочу выйти.

— Дверь откроется сразу после того, как ты пообещаешь мне завтрашний вечер.

— Кошмар какой-то! — Мара перевела дыхание. — Я не хочу ничего обещать.

— А если я очень попрошу, пожалуйста, сделай одолжение.

— О господи! Хорошо. Завтра в шесть я буду стоять у подъезда.

— Завтра в шесть я приеду, и мы поговорим.

— На улице? — Мара поджала губы. Она представила себе, как будет шмыгать носом от холода уже через пять минут. Почему-то сейчас это больше всего беспокоило ее. Мара знала, что ее белоснежное лицо, рыжие волосы совершенно незачем подвергать холоду: кожа приобретает неприятный красноватый оттенок, что никак не гармонирует с цветом волос.

— Господи, ну почему на улице? — усмехнулся Гурин. — Мы поедем ко мне на работу. Ты не возражаешь?

— Нет, напротив. Мне очень интересно узнать, кем вы работаете, — ехидно заметила Мара. Она удивлялась тому, что ее тон не вызвал у Гурина ни малейшего раздражения. Кажется, это ему даже нравилось!

— На моем кабинете нет таблички, — улыбнулся Эрнест Павлович. — А на все интересующие тебя вопросы я отвечу.

— Завтра?

— Да.

— Мне тоже есть о чем спросить вас.

— Я готов отвечать.

— Значит, это будет вечер вопросов и ответов, — заметила Мара. Она мельком посмотрела в стекло: наверняка за темными окнами притаились любопытные соседи, которые с завтрашнего дня будут допекать тетю Дусю вопросами. Нужно было сделать так, чтобы этот эскорт поскорее убрался со двора. — Ладно. Хватит интриговать жителей нашего дома. Это ни к чему, только неприятностей потом не оберешься. Хорошо, что сейчас рано темнеет.

— Ты всегда думаешь о том, что скажут со стороны?

— Нет, я думаю о женщине, у которой живу, которая дала мне крышу над головой, одела, накормила, заменила семью. Я не хочу, чтобы с завтрашнего дня ее допекали ненужными вопросами. Ей не нужны неприятности.

— Как ее зовут?

— Евдокия Ивановна.

— Я знаю ее. — Гурин достал пачку сигарет. — Передай ей привет от Гурина. Надеюсь, она еще помнит меня.

— Спасибо, передам, — стушевалась Мара. Она не ожидала услышать это.

— Она еще работает?

— Да, в киоске от ресторана.

— Хорошо. Ну, тогда до встречи, Мара. — И, обращаясь к водителю, Гурин попросил открыть дверцу. Глядя на недоуменное лицо Мары, объяснил: — Центральный замок. Он открывается только по моему велению.

— Замечательный замок, — задумчиво произнесла Мара. — До свидания, Эрнест Павлович.

— До завтра.

Мара замешкалась, словно хотела еще что-то сказать, но не решалась. И наконец выпорхнув на мороз, она наклонилась, чтобы еще раз увидеть лицо Гурина. Почему-то она решила, что сейчас это будет насмешливое, надменное лицо, которое навсегда отобьет у нее охоту к общению. Но Эрнест Павлович смотрел на нее задумчиво, с грустью. В этом было что-то трогательное, и Мара едва удержалась, чтобы не сказать что-то теплое, дружеское, а может быть, даже извиниться за спектакль, который так усердно разыгрывала весь вечер. Она отчетливо поняла, что этот мужчина не из тех, кого ей уже приходилось развлекать по просьбе Елены Константиновны. Ему нужно другое. И если даже в кабинете хозяйки Мара точно видела его похотливый взгляд, это была мгновенная реакция на ее броскую внешность, реакция настоящего мужчины.

Но Мара так и не решилась сказать последнее слово в этом разговоре. Она выпрямилась и, услышав, как негромко закрылась дверца машины, вздрогнула. Тонированное стекло не позволяло видеть тех, кто находился внутри, но Мара была уверена: Гурин продолжает смотреть на нее этим странным, проницательным взглядом, от которого ей хочется плакать. Она почувствовала себя маленькой девочкой, которая расстается с отцом. Он дал ей напутствие на будущее и уезжает в неизвестном направлении, на неопределенно долгий срок. Мара поежилась, смахивая набежавшие слезы, посмотрела вслед отъезжающему кортежу. Хорошо, что она рассопливилась только сейчас, когда Гурин этого не видит. Ей стало так больно, как будто она провожает родного человека, которого так не хочется от себя отпускать.

Осторожно поднимаясь по ступенькам крыльца, Мара в который раз за сегодняшний вечер ощущала двойственное чувство: никак не могла определиться с тем, как относиться к Гурину. А время будет тянуться очень медленно, как всегда, когда ждешь. Мара решила, что сразу же ляжет спать и постарается сделать так, чтобы события этого вечера прокрутились в ее воображении, вернувшись в снах. Это было бы здорово. Мара улыбнулась, доставая ключи, на мгновение замерла. Ну конечно, как же она не подумала об этом! Сейчас она передаст привет тете Дусе и та расскажет ей все об этом человеке, все, что знает. У Мары руки задрожали от волнения. Она наконец попала ключом в замочную скважину и с порога прокричала:

— Тетя Дуся!

— Да, милая. — Евдокия Ивановна сразу же появилась, и только в этот момент Мара поняла, что уже очень поздно, а та не спала, дожидаясь ее возвращения. Поверх длинной ночной сорочки на ней был белоснежный пуховый платок.

— Простите, тетя Дуся. Я совершенно забыла о времени.

— И почему же? — улыбнулась та, стараясь не показать своей озабоченности.

— Потому что я ужинала с очень интересным человеком. Он передал вам привет.

— Кто, милая?

— Эрнест Павлович. Знаете такого? — Мара внимательно следила за выражением лица тети Дуси и по улыбке, которая мгновенно разлилась по ее лицу, поняла, что это имя связано у нее с хорошими воспоминаниями.

— Спасибо.

Мара быстро разделась и, схватив Евдокию Ивановну за руки, умоляюще проговорила:

— Расскажите мне о нем, пожалуйста.

— Что за причуды на ночь глядя!

— Тетечка Дусечка, пожалуйста, я не усну, пока вы не расскажете мне о нем.

Евдокия Ивановна недоуменно пожала плечами и согласно кивнула головой. Она понимала, что Мара просит не просто так. Обеим не хотелось спать. Евдокия Ивановна была готова выполнить любую просьбу Мары, любую, лишь бы помочь. С некоторых пор это стало для нее делом всей жизни, самым важным, главным.

— Ну слушай, Марочка…

* * *

Почему-то так получалось, что самые судьбоносные события в жизни Мары в последнее время происходили накануне ее дня рождения. Именно в марте она решилась начать новую жизнь и уехать из поселка, в марте встретила Евдокию Ивановну, а теперь в марте же обрела сильного, влиятельного покровителя в лице Гурина. Вернее сказать, знакомство их состоялось еще зимой, но качественный скачок в отношениях пришелся снова-таки на начало весны. Если по порядку, то начать нужно с той самой встречи, на которой предполагались честные ответы на любые вопросы. Мара не боялась этого. Пусть спрашивает, если ему интересно. Вообще-то ей было приятно, что Эрнест Павлович хочет узнать ее поближе. Согласившись на откровенный разговор с Гуриным, она почувствовала, что все идет совсем не по тому сценарию, к которому она привыкла, выполняя поручения Елены Константиновны. То, ради чего она согласилась на подаренные хозяйкой каникулы, отодвигалось на задний план. Это было ново и настолько впечатлило Мару, что к утру следующего дня ей уже казалось, что она сама может Гурина ни о чем не спрашивать. Мара находилась в приятном состоянии влюбленности. Оно было знакомо ей по романтическим мечтам, которые она испытывала к героям любимых романов. В жизни же с ней это происходило впервые. Маре нравилось ее нынешнее состояние. Она не знала, к чему это приведет, но бороться с чувством не собиралась. Некая отрешенность от реальной жизни была фантастически притягательна, и добровольно отказываться от нее не хотелось. Потому Маре было безразлично прошлое Эрнеста Павловича. Настоящее могло быть полно информации, о которой ей не следовало знать, и Мара решила не проявлять излишнего любопытства. В обозримом будущем она также не видела особых точек соприкосновения, а значит, и эту тему можно считать закрытой. Значит, она спрашивать ни о чем не собирается. Почему попросту не провести еще один вечер с этим заинтриговавшим ее мужчиной, разобраться в том, что она испытывает к нему?

Мара уже не представляла, что завершающим этапом этого знакомства станет постель. Гурин не играл в благородство — он его щедро расточал, и Маре пришлось признать, что в некоторые моменты она была к нему несправедлива. Те взрывы негодования, которые она выдала в конце их первой встречи, теперь казались ей верхом глупости. Она должна показать, что не поддается настолько эмоциям. Она обязана удивить его своей рассудительностью, знанием жизни, житейской мудростью. Пусть потом размышляет, откуда в ней, такой юной, столько знаний, опытности. Мара витала в облаках, представляя, как заинтригует Гурина. Пока она не объясняла даже самой себе, зачем ей это нужно, но тактику общения менять не собиралась. Она сделает так, что и по окончании этих так называемых заслуженных каникул ему будет крайне необходимо ее общество. Она очарует его настолько, что… Мара боялась идти в своих фантазиях дальше. Жениться на ней ему точно ни к чему. По-видимому, он вращается в таких кругах, где брак — некая условность, договор, рассчитанный на признание прав и обязанности двух сторон. И главный пункт этого договора — дальнейшее процветание. А какой от Мары толк? От нее только расходы. Она сразу запретила себе думать о Гурине как о потенциальном супруге. Она всегда это делала, когда приходилось выслушивать сладкие речи близких знакомых Елены Константиновны. Лишь первый раз она попалась на удочку красивых, душевных слов, поток которых иссяк сразу же после показавшейся Маре отвратительной близости. Она тогда здорово обиделась, как будто пощечину получила. Даже собиралась высказать все хозяйке, дав ей понять, что это поручение было первым и последним. Но к утру поостыла. Обида ушла, премиальные оказались слишком впечатляющей суммой, чтобы, перекладывая их в свой карман, выражать недовольство.

Сумбур мыслей начинал утомлять Мару. Все вращалось вокруг Гурина. Постоянная смена настроений от бурных фантазий урезала достаточно большую долю романтики происходившего. То Маре казалось, что она должна раз и навсегда отказаться от общения и в то же время — попытаться остаться с Эрнестом Павловичем как можно дольше. Ей то хотелось открыть перед ним свою душу, честно признаться в поступках, которых она стыдилась, то вдруг — говорить только то, что не может не понравиться. Выбирая золотую середину, Мара решила, что о некоторых фактах из ее биографии Гурину знать незачем. Он поверит всему, что она расскажет, а она еще жалостные струны слегка тронет. Он — мужчина в возрасте, наверняка подвержен сентиментальности. Не уложил же он ее с ходу в постель. Хочет, чтобы у них все было по-людски, как в романах. Поухаживает для марки, а уж потом плотские утехи. Хорошо, она согласна.

Мара не могла дождаться часа, когда всем этим мыслям, планам наконец предстоит либо закрепиться, либо разрушиться под давлением реальных обстоятельств. В этом ожидании было столько приятного, волнующего, делающего Мару беззащитной, и это ей почему-то невероятно нравилось. Все-таки здорово ощутить рядом сильного, влиятельного, уверенного в себе мужчину. К тому же он так тактично ведет себя, не расправляет перед ней павлиний хвост тщеславия, не пытается заискивать. С ним легко. Его хочется слушать, внимая каждому слову, потому что откуда-то изнутри исходит ощущение значимости каждого слова, каждого мгновения, проведенного рядом с ним. И потому Мара едва дождалась шести вечера следующего дня и буквально полетела на встречу.