И почувствовала ответную улыбку в его голосе:

— Что поделаешь, личная служба спасения Дарьи Княгичевой. Согласитесь, это звучит гордо!

Гордо, — призналась Даша и почувствовала, что впервые за последние дни тревога отступила. На душе стало тепло и спокойно. И лишь в самой-самой глубине сознания мышкой скреблась одна и та же мысль: только бы Гриша был жив, только бы эксперты подтвердили, что на пожарище обнаружили труп другого человека. Но рассудок подсказывал, что надежды ее напрасны. И надо приготовиться принять этот удар достойно и без лишних истерик. Ей повезло, что в эти нелегкие дни рядом будет Алексей, человек, который дважды подставил ей свое плечо. Оно у него крепкое и надежное, об этом она знала из собственного опыта, равно как и то, что только собственный опыт никогда и ни в чем не подводил ее.

Глава 26

Смеркалось. К спальным районам города устремилась масса автомобилей. Но Алексей умудрялся каким-то образом проскакивать пробки и не застревать на светофорах. Первое время Даша пыталась понять, по каким улицам и в каком направлении они едут, но затем решила, что это неважно. Лишь бы скорее добраться до дома, чтобы прекратились наконец ее треклятые хождения по мукам. Она чувствовала себя выжатым лимоном, который нечаянно уронили на пол и вдобавок еще потоптали.

Она приняла более удобное положение и расслабилась, насколько это было возможно в условиях заднего сиденья подержанного «Лендровера», на котором они мчались сквозь простроченные сверкающими нитями уличных фонарей сумерки. Прошедший день напомнил ей какой-то дурной спектакль с быстрой сменой декораций, переодеваниями и длинными нудными диалогами, которые Даша опять вела с оперативниками и со следователем прокуратуры. На этот раз ею оказалась молоденькая девчонка, усталая, с синими кругами под глазами. Но дело свое она знала и дотошная была до безобразия…

Даше пришлось не только в деталях описывать, когда она заметила человека, пытавшегося проникнуть в ее номер, но и постараться вспомнить, как он выглядел (можно подумать, в тот момент она его детально разглядывала), уточнить по возможности, поднялся ли он вверх на жумарах (у нее в памяти тотчас всплыло слово «жмурики») или на руках. Даша вежливо пояснила, что в то мгновение ей показалось, что он взлетел на крыльях… И она понятия не имеет, что такое «жумары». И вообще, она с великим трудом вспомнила, что проорала, когда наставила в морду этого проходимца газовый пистолет.

Следователь недовольно дернула носом и скривилась в ответ на ее сердитые тирады, а Даша, опять же серьезно и вежливо, пообещала ей прежде очень внимательно разглядеть преступника, если, не дай бог, опять на нее нападут, и только во вторую очередь оказывать ему сопротивление…

Но сначала Дашу переодели. Привезли с вещевого склада несколько комплектов камуфляжа и с горем пополам подобрали то, из чего она, по крайней мере, не выпадала. Правда, брюки в поясе пришлось заколоть булавкой, в ремне проткнуть еще одну дырочку, чтобы затянуть его на поясе. Но даже эти ухищрения не могли скрыть, что форменная куртка шире ее в плечах не меньше, чем на два размера.

Тогда полковник Корнеев, который руководил процедурой Дашиного перевоплощения в бойца ОМОНа, посоветовал ей надеть куртку прямо на пуховик. Даша послушалась. Вдобавок ко всему ее упаковали в почти неподъемный бронежилет, так что, взглянув в зеркало, она едва не задохнулась от смеха. Омоновец получился что надо, лихой, широкоплечий и накачанный, как и положено мастеру силового захвата. Но «костюмеры» ее внешний вид одобрили, и она не стала им перечить, хотя столь нелепо никогда не выглядела и не представляла, что до подобного безобразия докатится. Впрочем, разве могла она когда-нибудь представить, что за несколько дней ей придется пережить три смерти дорогих ее сердцу людей? Она вздохнула и не стала противиться, когда на ее голову нахлобучили тяжеленный шлем с фибергласовым забралом и вручили дубинку. Автомат, правда, даже с пустым магазином, не доверили. Сказали, что лишнее. И так, дескать, сойдет.

Эта инсценировка готовилась с единственной целью: провести Дашу неузнанной через вестибюль гостиницы. По словам «режиссеров», вся процедура займет пару минут, не больше. Группа сопровождения полковника Корнеева в лице двух бойцов ОМОНа выйдет вслед за ним из машины и быстро проскочит вестибюль до лифта. Затем подъем на третий этаж, столь же мгновенный проход мимо дежурной по коридору до дверей Дашиного номера, где ее примет в свои нежные объятия оперативно-следственная группа…

И все будет тип-топ! Корнеев радостно потер ладони. Идея переодеть Дашу принадлежала ему, и, судя по веселым чертикам, прыгающим в глазах Леонида, она поняла, что этот маскарад пусть ненадолго, но скрасит серые милицейские будни.

По сути, в этой затее было много слабых моментов, которые опытный наблюдатель, если за гостиницей все-таки следили, сумел бы обнаружить мгновенно.

Во-первых, раньше Корнеев никогда не злоупотреблял охраной, тем более из бойцов ОМОНа, которые находились в ведении милиции общественной безопасности. Почти двухметрового роста, с пудовыми кулаками, он пользовался неизменным уважением у местных жуликов всех мастей. Все знали: если Леня запузырит в челюсть, мало не покажется. Правда, свои умения он напрасно не растрачивал, но если в разговоре с урками говорил вдруг: «Я тебя умоляю!», все знали: пришел конец Лениному терпению… Поэтому до «Я тебя умоляю!» доходило редко.

Во-вторых, Даша была женщиной, которую быстрому реагированию на всякие гнусные дела отродясь не учили, и это тотчас определялось по ее манере двигаться. Всего за полчаса ее пытались обучить, как правильно держать дубинку (она никогда не думала, что здесь есть свои премудрости), еще надо было освоить азы поведения охраны при выходе из машины, в вестибюле, перед лифтом и одолеть тактику грамотного движения по коридору, чтобы оградить начальство от неожиданного нападения. Правда, рядовому обывателю на подобные хитрости наплевать. Зевакам хватает одного вида громил в форме, шлемах и бронежилетах, чтобы на весь день «в зобу дыханье сперло», поэтому расчет делался на скорость передвижения и неожиданность появления в гостинице.

— Скорость, быстрота, натиск! И смотреть вперед, а не под ноги, чтобы не потерять ориентиры! — такими словами напутствовал ее Корнеев, прежде чем они загрузились в «уазик».

Подобные предосторожности казались Даше излишними, она сердилась, если мужчины хохотали, когда она демонстрировала, как будет «охранять» Корнеева, допустим, при входе в лифт. Им было забавно, а у нее пот ручьем катился по спине, и волосы под шлемом слиплись, и шиток надо было все время поднимать, чтобы стереть на лице испарину.

Несмотря на уроки, она все ж едва не растянулась на крыльце гостиницы, зацепившись тяжелым и великоватым ей берцем за ступеньку при выходе из милицейского «уазика». А влетая в лифт, врезалась в его противоположную стену шлемом, отчего кабинка наполнилась величаво-торжественным гулом, словно в пустом зале костела заиграл орган. От синяков спас фиберглас и крепкие руки второго омоновца…

Возвращались в машину они точно таким же макаром, но на этот раз без осложнений. После «уазик» долго колесил по городским улицам и закоулкам: оперативники на всякий случай проверяли, нет ли за ними наблюдения. К счастью, Дашу освободили от пуховика, бронежилета и шлема, и она смогла вздохнуть с облегчением. Наконец они выехали за город, где находилась учебно-тренировочная база МЧС, и там она, распрощавшись со своими «опекунами», пересела в машину Алексея…

* * *

Даша открыла глаза и помассировала виски пальцами, избавляясь от впечатлений прошедшего дня. Слава богу, ее мучения подошли к концу. Она неимоверно устала. И единственное, о чем сейчас мечтала, — раздеться, встать под душ и стоять под ним долго-долго, пока кожа не станет гореть огнем под горячими, насколько можно вытерпеть, струями воды. А потом окатиться пару раз ледяной водой. И тогда точно вся хандра и усталость уйдут, растворятся и сгинут в сливном отверстии ванны.

Перед ней маячив креп кий затылок Алексея. Заметив в зеркальце, что Даша открыла глаза, он расплылся в улыбке, сверкнув зубами на обветренном лице.

— Ну, как самочувствие? Оживаете помаленьку? Она улыбнулась в ответ:

— Такое впечатление, что я весь день провела в огромном полковом барабане. В него постоянно колотили колотушками, а литаврами стучали прямо по голове.

— Ничего, сейчас мы это дело поправим. У меня дома тихо. Пять шагов, и река, а на реке — остров. Зимой он скучный, одинокий, а весной — загляденье. Черемуха цветет, птицы поют… Пляж там чудесный. Везде галька, а здесь песок…

— Лето, — произнесла Даша мечтательно и снова закрыла глаза. — Скорее бы лето! Чтобы солнце, небо, горячий песок и море… Синее-синее, а белые только чайки да барашки на волнах. И пароход… — Она открыла глаза и быстро сказала: — Нет, парохода не будет. Не будет парохода… — И, не сдержавшись, почти простонала: — Господи, как я хочу проснуться, и чтобы все оказалось одним большим ночным кошмаром. Но как проснуться, как?

— Дарья Витальевна, не надо! — Алексей отнял правую руку от рулевого колеса и, протянув назад, коснулся ее плеча. — У вас стресс, это плохо! Держитесь! Завтра вам придется вытерпеть многое, и большей частью неприятное. Держитесь, если хотите выглядеть достойно.

— Я понимаю, — Даша отвела его руку. — Не отвлекайтесь, смотрите на дорогу! — И спросила: — Далеко еще?

С четверть часа, — откликнулся Алексей. — Вот на горку въедем, и там уже бывшая Пролетарская слобода, а ныне микрорайон «Солнечный». До него от центра так же далеко, как до солнца. Но сотруднику МЧС негоже нежиться на перине. Ежедневно вместе с обыкновенными российскими гражданами преодолеваю массу экстремальных ситуаций по дороге на службу. В трудностях закаляется характер спасателя и его нервы. Поэтому освободить чью-то машинку из сугроба для нас плевое дело!

Алексей продолжал что-то говорить, голос его звучал бодро и весело, но это были какие-то невзаправдашние, нарочитые и бодрость, и веселье. Казалось, Алексей не ее успокаивал, а самого себя. Однако она почти не нервничала и уже ничего не боялась, поэтому сказала без уныния:

— Прекратите хвастаться! Лучше подумайте, чем меня будете кормить? Учтите, даже в оплату за услугу за плиту я не встану. Сейчас я и яичницу не смогу приготовить. Давайте заедем в магазин и возьмем какие-нибудь полуфабрикаты. Пельмени или бифштексы…

— Обижаете, Дарья Витальевна, — рассмеялся Алексей, — плох тот спасатель, кто не спасет женщину от голода. Вы забыли учесть, что матушка у меня живет в деревне, поэтому я весьма избалован и полуфабрикаты не употребляю. Есть у меня приличная вырезка. Я вас такими отбивными угощу!

— Спасибо, а то что-то я оголодала за последние два дня.

— Потому что дело имели с милицией, а им не привыкать своих клиентов на голодном пайке держать. У нас, наоборот, сначала накорми голодного, а после уже выясняй, кто, откуда и почему вляпался в историю.

— Смотрю, вы большой патриот МЧС! — съязвила Даша. — Но вы же десантник, военный человек. Вас учили убивать, ровнять с землей, уничтожать и разрушать. А теперь вдруг перекинулись в спасатели, спасаете, кормите, одеваете, пожары тушите, развалины разбираете. Это что же получается? Бармалей превратился в дедушку Мазая?

Что-то вас не в ту степь повело, Дарья Витальевна? — Похоже, Алексею не понравился ее сарказм. — Помните слова из одного хорошего фильма, «Офицеры» называется? Есть такая профессия — Родину защищать. Я присягу один раз и навсегда давал, поэтому, где бы ни оказался, в ВДВ или МЧС, найду, чью жизнь защитить или спасти. Я не люблю высокопарных слов, но не могу молчать, когда обижают армию. Если народ не гордится своей армией, то это не народ, это — население.

— Простите, я не хотела вас обидеть, — повинилась Даша. — Это моя беда, когда устаю, то всегда вредничаю.

— Ничего, я не в обиде, — Алексей улыбнулся ей в зеркальце. — Сейчас приедем, душ примете, поужинаем, всю вашу усталость и вредность как рукой снимет.

— Алексей, я не посмела вас спросить: осложнений не будет в семье, если вы привезете меня?

— Ну, теперь об этом поздно спрашивать! — рассмеялся Алексей и повернул машину к новенькой девятиэтажке из красного кирпича. — Все уже, приехали!

Захватив Дашин пуховик и сумку, Алексей помог ей выйти из машины. Она огляделась по сторонам. Смеркалось, и во дворе, кроме нескольких фигурок подростков, снующих с клюшками по хоккейной площадке, и двух мужчин, прогуливающих в крохотном сквере собак, никого не было видно.

— Я вас сначала провожу, — сказал Алексей, — а пока вы приведете себя в порядок, ванну примете, переоденетесь, загоню машину в гараж.

Даша открыла было рот, но Алексей опередил ее и уточнил то, о чем она хотела знать в первую очередь:

— Не беспокойтесь, я живу один, так что стесняться нечего. Я вам уступлю свою спальню, сам перекантуюсь в кабинете. А завтра после похорон отвезу вас к матушке.