– Не знаю, радоваться мне или огорчаться сговорчивости Адель. Родители избаловали ее до крайности. Любой ее каприз выполнялся немедленно. За нее все всегда не только делали, но и думали. Мне кажется, что, если бы я решал за Адель, какое платье ей надеть сегодня, а какое – завтра, она была бы только рада. Представьте, какая непосильная стоит передо мной задача: я должен найти ей такого мужа, чтобы ей не только понравился, но и потакал всем ее прихотям, не злоупотребляя в то же время ее безграничным доверием и поистине младенческой беспомощностью.

– Хорошо, что у меня нет ваших проблем, – сказал Рат, вытирая рот. – Но это не значит, что я не сделаю все, что смогу, для ваших сестер. Ну, кроме разве что предложения, но вовсе не потому, что им недостает красоты или чего-то еще: просто они заслуживают лучшей партии, чем я.

– Можешь не оправдываться, – проворчал Хоксторн. – Ни Гриффин, ни я не отдали бы своих сестер за тебя в любом случае.

– Мне думается, что прошлый сезон прошел вполне удачно для обеих моих сестер, – заметил Гриффин, – если не брать в расчет лорда Генри. Но мы-то с вами знаем, чем все закончилось.

– Никто ничего не узнал ни про удар зонтиком по голове, нанесенный бедняге некой леди, ни про хук в челюсть, который он получил от брата той самой леди в тот же день, – с ухмылкой напомнил Рат, и друзья встретили его замечание понимающим смешком.

– Полагаю, Генри Дагуорт поступил мудро, покинув Лондон на то время, пока заживало лицо. Нет синяков и ссадин – нет разговоров; нет разговоров – нет скандала, – философски заключил Рат.

– А будут ли провокации в этом сезоне, покажет только время, – заключил Гриффин.

– Возвращаясь к нашим баранам, – многозначительно глядя на Хока, сказал Рат. – Было бы неплохо услышать более подробный рассказ о сестре мистера Квика. Надо признаться, ты меня заинтриговал.

Хоксторн задумчиво поднес кружку к губам. В соседней комнате играли в бильярд – слышно было, как ударялись друг о друга шары. Рат всегда отличался проницательностью, а еще – бульдожьей хваткой, и частенько сочетание этих качеств доводило его до беды. Не зря говорят: посеешь ветер – пожнешь бурю, – но герцога бури не страшили. Он любил острые ощущения, а то, что при этом задевал чувства друга, его не смущало.

– Мне нечего добавить к уже сказанному: слишком мало ее знаю, – ответил Хоксторн.

– Квик, очевидно, в ближайшее время приедет в Лондон для разговора с тобой. Он возьмет ее с собой? – спросил Гриффин.

– Я сказал ей, что сам вернусь в Маммот-Хаус для переговоров с ее братом, и попросил предупредить его, чтобы дождался.

Рат и Гриффин многозначительно переглянулись, и Хоксторн прекрасно понимал, что провести друзей ему не удалось. Они все поняли правильно: да, ему хотелось опять увидеться с мисс Квик… Лореттой, – но вдаваться в подробности он не собирался.

По правде сказать, Солан не помнил, когда ему было так хорошо и комфортно, как в тот вечер с мисс Квик. Это не значит, что он не получал удовольствие от тесного общения с другими юными и не очень юными леди. Среди этих представительниц слабого пола были и такие, кого он откровенно презирал, и такие, к кому относился терпимо, но чтобы вести с дамами, которых вожделел, задушевные разговоры и получать при этом удовольствие от самой беседы – нет, такого еще не было. Случайное знакомство с мисс Квик оставило в душе такой глубокий след, что все крепче он утверждался в мысли: они должны быть вместе, потому что друг другу интересны во многих смыслах и потому что в их увлекательнейших спорах может родиться истина, что само по себе большая редкость.

– Назад, в Маммот-Хаус, говоришь? – насмешливо протянул Рат. – Возможно, нам следует составить тебе компанию. Что скажешь, Гриффин?

– Скажу, что нам с тобой делать там нечего. К тому же Эсмеральде едва ли понравится мое затянувшееся отсутствие.

– Не прикрывайся женой, Гриффин. Так прямо и скажи, что дня не можешь без нее прожить, – с усмешкой возразил Рат.

Гриффин добродушно посмотрел на друга и, пожав плечами, спросил:

– А ты бы на моем месте что выбрал: двое суток трястись в карете и стучать зубами от холода или провести это время в теплом уютном доме с красавицей-женой? Знаешь, я однозначно выбираю последнее. Но ты волен поступать как тебе заблагорассудится: поезжай и постарайся убедить мистера Квика, что от такого предложения грех отказываться.

– Я ни в чьей помощи не нуждаюсь! – с досадой поморщившись, заявил Хоксторн.

– Напрасно. Лично я готов помочь каждому даже против его воли, – совершенно серьезно парировал Рат.

– Кто бы сомневался, – язвительно заметил Хоксторн. – Но мои мотивы вы поняли превратно. Да, у меня есть веская причина вернуться в Маммот-Хаус, но это вовсе не мисс Квик.

– Да? Тогда кто же? – удивился Гриффин.

– В тот день, когда я приехал в Маммот-Хаус, была сильная метель. И в самый разгар ненастья к ним в дверь постучал нищий, совсем еще мальчик. Он весь дрожал от холода и выглядел больным. Мы так и не успели выяснить, кто он такой и откуда, потому что он потерял сознание. Мисс Квик проявила милосердие и оставила его в доме. Только меня что-то насторожило в этом пареньке. Он не был похож на бродягу или попрошайку, а кроме того, оказался болен настолько серьезно, что шансов умереть у него больше, чем остаться в живых, но если он все же сможет побороть болезнь, я хочу увезти его туда, откуда он пришел.

Рат ответил ему низким грудным смешком, и это вывело Хоксторна из себя:

– Черт тебя дери! Что здесь тебя так позабавило?

– Ты, красивая юная леди, метель, несчастный больной ребенок под дверью затерянного в глуши дома – все это похоже на сентиментальный роман. Долго думал, прежде чем сочинить эту душещипательную историю?

– Да, Хок, у меня к тебе тоже есть вопрос, – с усмешкой протянул Гриффин. – За каким чертом ты остался ночевать в поместье, зная что брата юной леди нет дома?

Друзья вдоволь повеселились, а Солан уже сто раз пожалел, что рассказал им про мальчика.

– Ну и гады же вы оба! Не надо было ничего вам говорить ни про мисс Квик, ни про мальчишку. Вам вообще ни о чем нельзя рассказывать.

– Но раз уж начал, – беззлобно констатировал Гриффин, – продолжай: сказавший «а» да скажет «б». Теперь уж не отвертишься – выкладывай все до конца, а то нам ничего не останется, кроме как додумать остальное, призвав на помощь воображение. Тебе ведь этого не хочется, верно?

Хоксторн недовольно поворчал, но, напомнив себе, что друзья не станут распускать о нем сплетни, рассказал, почти ничего не утаив, о своем визите в Маммот-Хаус, упомянув и захромавшую лошадь, из-за которой ему и пришлось остаться ночевать в доме.

Хоть он ни словом не обмолвился о поцелуях и объятиях, по физиономиям друзей и ухмылкам и так было ясно, что они догадались обо всем сами.

– Вот я и хочу вернуться и проверить, как там мальчик. Если окажется, что он бездомный, то я забрал бы его с собой и привез в Лондон. Я не знаю, кто этот парнишка: безобидный попрошайка, карманник или грабитель, – также не знаю, как он оказался возле Маммот-Хауса, но в любом случае не хочу, чтобы он, пользуясь добрым расположением приютившей его леди, ответил ей черной неблагодарностью. Я очень переживаю и за тамошних домочадцев.

Рат и Гриффин перестали ухмыляться, и уже без тени иронии Гриффин спросил:

– И как ты намерен поступить, когда привезешь его в Лондон? Сдашь его в сиротский дом?

– Не знаю. Ему лет десять-одиннадцать, так что в сиротский дом его могут и не принять. К тому же мальчишка, судя по всему, привык жить самостоятельно, так что вряд ли захочет соблюдать дисциплине. Если улица не испортила его вконец, я, пожалуй, пристроил бы мальчишку в какую-нибудь хорошую крестьянскую семью в одном из своих поместий или подмастерьем где-нибудь здесь, в столице. Могу лишь сказать, что, когда попытался ему помочь, я услышал от него такие слова, каких ребенок знать-то не должен.

Хоксторн подозревал, что ничем хорошим для мисс Квик знакомство с этим оборванцем не закончится. Сердце у нее доброе, и она видит в своем подопечном не нищего, не попрошайку и не потенциального воришку, а попавшего в беду беспомощного ребенка, за благополучие которого теперь она несет полную ответственность. И чем скорее он увезет от нее мальчишку, тем лучше. Но что бы он ни говорил друзьям и не пытался внушить себе, в Маммот-Хаус его тянуло вовсе не из-за паренька и не из желания поскорее уладить вопрос с мистером Квиком: ему безумно хотелось увидеть мисс Квик.

Хоксторн не мог забыть, как она стояла в отблесках пламени камина и была похожа на ангела в своем летящем золотисто-желтом платье. И еще он вспоминал ее нежные податливые губы, тепло ее тела и страстные вздохи в ответ на его прикосновения и поцелуи.

Пожалуй, надо заглянуть в недавно открывшуюся кондитерскую и купить для нее каких-нибудь изысканных сладостей, а коробку попросить перевязать желтой лентой. Солан улыбнулся, довольный своей придумкой.

Делиться мыслями с друзьями он не собирался, и потому, чтобы не выдать себя, поспешил поднести к губам кружку с элем.

– Когда ты планируешь поездку? – спросил Гриффин.

– Не раньше четверга. Думаю, к тому времени Квик уже вернется домой, и…

– Тсс!.. – вдруг заговорщическим шепотом предупредил Гриффин. – Я заметил, как в зал вошел лорд-мэр, так что не оборачивайтесь, а то он непременно подойдет к нам.

Друзья проигнорировали предупреждение Гриффина и уставились на лорд-мэра, который что-то горячо объяснял джентльменам за дальним столом.

– Похоже, нам придется выслушать часовой монолог по поводу плачевного состояния уличных фонарей и уродливых вывесок, – буркнул Гриффин. – Может, сбежим, пока не поздно через черный ход?

– Ты прав. Предлагаю встретиться здесь на следующей неделе, когда Хок вернется из Маммот-Хауса и ему будет что рассказать, – поддержал друга Рат, выразительно взглянув на Солана.

– Я и не собирался ничего от вас скрывать, – не без ехидства парировал Хоксторн. – Идите, а я немного задержусь, надо переброситься парой фраз с сэром Уэлби.

– Уэлби? Он что, здесь? Говорят, из-за подагры он совсем не может ходить.

– Вот он, слева от двери. Без трости ему, наверное, было бы трудно, но, кажется, ноги тут ни при чем: похоже, у него серьезные проблемы со зрением, судя по тому, как он передвигается.

– Да, бедняга слепнет день ото дня, – со вздохом заметил Рат, – но в четырех стенах тем не менее не сидит. Жизнелюбие старика достойно восхищения.

– Согласен, – кивнул Хок. – Пользуясь случаем, хочу расспросить его, что говорят по поводу грядущего сезона.

Гриффин с усмешкой пожелал Хоку удачи, и тот, прихватив кружку, направился к сэру Уэлби, который как раз усаживался за свободный стол недалеко от входа. О готовившейся в прошлом сезоне провокации, направленной против сестер Гриффина, друзья узнали как раз от него. Старик, правда, клялся и божился, что не разглядел тех молодых людей, чей разговор ему удалось подслушать, но Хок надеялся, что ему удастся усыпить бдительность полуслепого старика и тот проговорится. Отчего-то он был уверен, что старик лукавит: имена провокаторов знает, но выдавать почему-то не желает.

– Позвольте вам помочь, – предложил Солан, галантно подхватив старика под руку.

– Никак Хоксторн? – спросил, подслеповато щурясь, седовласый джентльмен.

– Он самый.

– Благодарю, молодой человек, – с кряхтением опускаясь на неудобный деревянный стул, сказал старик. – Похоже, в скором времени мне придется отказаться от посещения этого клуба, но я решил, что этот день еще не настал. По крайней мере, это произойдет не сегодня.

– Сдается мне, что и не завтра тоже. И не послезавтра, – с некоторым подобострастием польстил старику Хоксторн. – Вы так ловко орудуете тростью и вполне уверенно передвигаетесь, что никому и в голову не придет усомниться в этом.

– Да, куда же без нее, без трости, – довольно хихикнул старик и постучал по полу заостренным концом. – Спасает меня: не дает задевать стулья, натыкаться на людей на улице и на чертовы фонарные столбы.

– Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Хотелось бы кое о чем поговорить.

– Напротив, буду только рад, ваша светлость. В старости одиночество ощущаешь особенно остро. Знаете, я ведь и у двери сажусь для того, чтобы переброситься парой слов с теми, кто входит или выходит. Ведь правила клуба этого не запрещают, верно?

– Я думал, вам просто нравится сидеть на виду у всех, – солгал Хок.

Все в «Уайтсе» знали, зачем старик садится в проходе.

– Да, это мое любимое место, – согласился сэр Уэлби, – и теперь вы знаете почему. К моему великому сожалению, в бильярдную мне теперь вход заказан: какой из меня игрок, – да и за карточным столом какой от меня толк.

Старик вдруг насупил кустистые брови и воскликнул:

– Кажется, я слышал стук кружки о стол или мне показалось? Что вы такое пьете?