Амелия Грей - С любовью, герцог

– Хорошая новость. Спасибо, что дали мне знать, – сказал граф и, вздыхая и охая, но явно довольный, опустился в кресло. – Лоретта, принеси мне табурет, чтобы положить больную ногу.

– Да, конечно! Одну минутку.

Лоретта направилась к окну, но Солан, опередив ее, схватил табурет и поставил перед креслом, в котором восседал граф.

– Вы очень добры, ваша светлость, – поблагодарил тот, все пытаясь поудобнее устроиться. – Из-за этой проклятой хвори белый свет не мил.

– Вам что-нибудь еще подать? – участливо спросила Лоретта. – Может, подушку?

– Да, пожалуй, – кивнул граф и, обращаясь к герцогу, добавил: – Мы только вчера вечером приехали, но вы уже узнали об этом.

– Мистер Квик сегодня рано утром отправил ко мне курьера с запиской. А теперь мне пора. Может, еще увидимся сегодня? Не собираетесь в «Уайтс».

– Да-да, собирался, и все еще не отказался от этой мысли, но все будет зависеть от моего колена.

– Надеюсь, нога вас не подведет и вы почтите клуб своим присутствием.

Герцог кивнул на прощание графу, затем Лоретте, и она ответила ему благодарной улыбкой.

В карточном зале клуба «Уайтс» царило оживление. Ни один стол не пустовал. Джентльмены не спешили расходиться по домам, предпочитая теплую во всех смыслах обстановку холодной мороси и слякоти за окном. За некоторыми столами игра перемежалась шутками и смехом, за другими джентльмены играли сосредоточенно, молчали при раздаче и с серьезными лицами забирали выигрыш.

Хоксторн не переставал думать о Лоретте с тех самых пор, как вышел из дома графа Свитчингема нынешним утром, хотя и скрывал вполне успешно свои мысли от Рата и Гриффина, вместе с которыми проводил время за карточным столом: давая адекватные ответы на вопросы, смеялся в нужных местах, потягивал бренди и проигрывал не больше, чем выигрывал.

Как раз сейчас его мысли переключились на отношения между Лореттой и Фарли. Хоксторн всегда старался гнать от себя эти мысли, потому что не мог простить найденышу того, что довел Лоретту до слез. Негодный мальчишка вором был, вором и останется, как бы она ни старалась, и Солан не испытывал к нему жалости, несмотря на болезнь, пусть даже смертельную.

Лоретта очень привязалась к этому беспризорнику, и Хоксторн не видел в этом ничего хорошего, хотя и понимал, почему это случилось. Во-первых, она выходила его и поставила на ноги, а во-вторых, увидела в нем замену тому ребенку, которого она, следуя принесенному в церкви обету, никогда не сможет родить. А может, она решила, что Фарли заменит ей брата, который, обзаведясь собственной семьей, уже не сможет принадлежать только ей. Кто, черт возьми, ее разберет! Каковы бы ни были ее мотивы, Солан твердо знал, что имеет все основания не доверять найденышу, потому что тот не дал ему ни единого повода считать, что меняется, и случай с кражей щенка был тому доказательством. Хоксторн четко знал: Фарли не место в жизни Лоретты, – но как избавить ее от него, чтобы не причинить лишнюю боль, чтобы она сама отпустила его с легким сердцем? Он не видел иного выхода, кроме как найти для Фарли новый дом, хороший. Лоретта никогда не бросила бы подопечного на произвол судьбы, не позволила вернуться на улицу, и в этом он был с ней солидарен.

Лоретта обладала редким качеством – умением прощать, причем не на словах, а на деле. Она не боялась погубить свою и без того подмоченную репутацию и решила пощадить дядю, вернее – его гордость. Хоксторн, по правде говоря, честь графа и в грош не ставил, но ради Лоретты готов был не выходить за рамки приличий, пока обсуждал с графом брачный контракт, и даже делал вид, что считает его порядочным человеком.

– Если тебе выигрыш не нужен, я с удовольствием заберу его себе, – ворвался в его размышления Рат.

Солан машинально принялся сгребать выигрыш, но Рат, схватив друга за запястье, остановил.

– Посмотри на карты!

Хоксторн понял, что выиграл не он, а Гриффин, и, раздраженно высвободив руку, еще больше помрачнел. Выходит, не так уж хорошо он маскировался: друзья его давно раскусили.

– Мыслями ты не здесь, приятель, это ясно, к гадалке не ходи, – откинувшись на спинку стула и покачиваясь на двух его задних ножках, констатировал Рат.

– Я давно за тобой наблюдаю, – подлил масла в огонь Гриффин, – и все жду, когда расколешься.

– Могли бы мне подыграть и сделать вид, что ничего не заметили, – угрюмо буркнул Хоксторн, пригубив бренди.

– Мы слишком давно дружим, чтобы деликатничать, – возразил Рат.

– И на правах старых друзей требуем ответить: что сегодня отвлекает тебя от игры, Хок? – добавил Гриффин.

– Мистер Квик женится на Адели и сегодня прибыл, чтобы подписать брачный контракт, – ответил Хоксторн, надеясь, что дальнейших вопросов не последует.

– Как ты и хотел, – заключил Гриффин, тасуя карты. – А потому колись, что именно тебя беспокоит, и поживее, не томи.

– Сестра мистера Квика тоже приехала? – ехидно поинтересовался Рат.

Хоксторн молчал, молчали и его друзья в ожидании ответа. Слышно было, как бьются о борта бильярда шары, как шелестят карты, как звякают монеты.

– Да, – наконец выдавил Хоксторн, пониая, что лгать бессмысленно: Ратберна не проведешь.

– Вот кто у тебя на уме, – буравя его темно-карими глазами, подлил масла в огонь Рат. – Ты думаешь вовсе не о контракте, а о ней.

У друзей друг от друга почти не было секретов, и они все равно не оставят его в покое, пока не выведут на чистую воду, поэтому Солан сделал изрядный глоток и признался:

– Я сделал ей предложение, но она отказала.

– Вот это да! – Стул Рата с громким стуком приземлился на все четыре ножки. – Тогда понятно, почему ты смотришь в карты, а видишь…

– Она так и сказала: «Нет!» – и все? – не поверил своим ушам Гриффин. – Надеюсь, ты сделал ей предложение по всей форме?

– Да, разумеется! – раздраженно буркнул Солан.

– Чем ты мог ее оттолкнуть? – в раздумье поинтересовался Гриффин.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Солан.

Гриффин отодвинул колоду и наклонился над столом.

– Может, ты как-то не так обошелся с ее братом или… домогался ее? Если мне не изменяет память, она была готова уйти в монастырь, лишь бы не выходить за Деннингкорта.

– Никуда она не собиралась, все это слухи! – отмахнулся Солан и, вздохнув, наконец сдался: – Ладно, расскажу: все равно ведь не отстанете. Так вот: когда она отказалась выходить за Деннингкорта, ее опекун, граф Свитчингем, взял с нее клятву, что она никогда не выйдет замуж. Вот она и хранит ей верность, а я не смог ее разубедить.

Друзья смотрели на Хоксторна как на умалишенного. Может, так оно и есть. Если он сам не мог понять, почему для нее так важно не нарушить клятву, то как объяснить ее мотивы друзьям?

– Если она продолжит упорствовать, можно просто ее выкрасть, увезти в Шотландию и, в свою очередь, поклясться, что не вернешь ее обратно в цивилизацию до тех пор, пока не станет твоей женой.

– Думаете, мне это самому в голову не приходило? – криво усмехнулся Хоксторн. – Она упряма как мул: с ней это не пройдет.

– Тогда, может, скомпрометировать ее… – предложил Рат.

– Это не вариант, – поморщился Солан.

– Согласен… Тогда что же? – вполне серьезно задумался и Рат.

– Да в чем загвоздка-то? – вновь откинувшись на спинку стула, вопросил Гриффин. – Людям свойственно ошибаться: слово дал, слово взял, – так что надо действовать методом убеждения.

– Вот и я об этом, – доверительно сообщил Рат, опершись ладонями о стол. – Вот я, например, каждое утро, когда встаю с больной головой, даю себе слово больше не брать в рот ни капли, но все равно пью.

– Да все так делают, но только не Лоретта, – пояснил Хок. – Она слишком серьезно относится к жизни.

– Не обижайся, дружище, – осторожно заметил Гриффин, – но, может, ты ей просто не нравишься…

– Нет-нет, – решительно перебил его Солан. – Я точно знаю, что причина не в этом.

Наступила пауза, потом Гриффин, задумчиво тасуя колоду, заключил:

– Одним словом, ты хочешь сказать, что это свое дурацкое обещание она воспринимает как клятву, что дают брачующиеся при венчании или монахи перед постригом?

– Именно, – кивнул Солан и тут же вспомнил, как она говорила, что не может нарушить клятву, данную в церкви перед священником.

И вдруг его осенило. Как же раньше это не пришло в голову?

– Спасибо, друзья!

Он вскочил со своего места, похлопал друзей по плечу, на что те озадаченно переглянулись и в недоумении уставились на него. Хоксторн тем временем забрал со стола монеты – свою ставку – и, опустив в карман, заявил:

– Надо было мне раньше с вами поговорить. Теперь я точно знаю, что следует делать.

Сейчас ехать с визитом к графу было уже поздно, но завтра он непременно его навестит.

Лоретта сидела в удобном кресле перед камином, поджав под себя ноги. День близился к вечеру, а ей совсем не хотелось никуда выходить. Весело потрескивал огонь, ярко горела лампа. Она взяла в руки книгу, но не осилила и пары страниц, поэтому закрыла и, задумчиво наблюдая за причудливой пляской язычков пламени, принялась мечтать. О чем? Конечно же, думала Лоретта о герцоге. Те несколько минут, что они провели утром вместе, были как бальзам для ее израненной души. Она понимала, что все ее мечты бесплодны, но устала бороться с собой и, кажется, все бы отдала, лишь бы поскорее увидеть его вновь.

Доктор рассеял ее страхи относительно здоровья Фарли: раз его состояние не ухудшается, нет кровохарканья, то скорее всего у мальчика не чахотка. Когда на улице потеплеет, чаще будет светить солнце, кашель его пройдет сам собой и никакие лекарства не понадобятся.

Как только тревога за Фарли отступила, все освободившееся пространство заполнили мысли о герцоге. Пусть судьба ее и давно предопределена и им не суждено быть вместе, кто может запретить ей мечтать? Стоит лишь устроиться поудобнее и закрыть глаза, и на крыльях мечты летишь куда хочешь.

– Мисс?

Лоретта открыла глаза. В дверях, нервно кусая губы, стояла Битси, и всю ее трясло. Лоретта никогда не видела свою горничную в таком состоянии, поэтому тревожно воскликнула, выбираясь из уютного кресла.

– Что случилось?

– Вы не могли бы пойти со мной, мисс? Мне надо прямо сейчас вам кое-что показать.

– Конечно, – сказала Лоретта и следом за Битси вышла в коридор.

Решив воздержаться от вопросов, Лоретта поспешила следом за горничной на второй этаж. Битси открыла дверь в спальню и сразу направилась к трюмо. Лоретте и спрашивать ни о чем не пришлось: она сама увидела открытую шкатулку, в которой хранились ее драгоценности, но теперь пустую.

Запретив себе делать поспешные заключения или давать волю эмоциям, она спросила:

– Где драгоценности?

– Я не знаю, мисс, – шмыгнула носом горничная. – Я зашла, чтобы приготовить вам постель и ночную сорочку, и заметила, что шкатулка стоит не на месте, к тому же открытая. Заглянула, а там пусто. Я думала… вернее, надеялась, что это вы сами их переложили куда-нибудь в другое место: в сейф или еще куда…

Вывод напрашивался сам собой, но сердце отказывалось верить в то, что все это происходит с ней наяву. «Этого не может быть!» – кричал голос у нее в голове.

– После того как мы с Фарли вернулась от доктора, я не заходила в спальню.

– Клянусь, я их не брала, мисс! – побледнев, прошептала Битси, едва шевеля побелевшими губами и стиснув трясущиеся руки. – Мне все эти камешки без надобности.

– Не волнуйтесь, я вас ни в чем не подозреваю, – заверила Лоретта горничную, приказав себе не делать поспешных выводов. – Вы не пытались их отыскать? Может, они в моем саквояже, в сундуках, в ящике трюмо?

– Я все перерыла, мисс, каждую шаль перетряхнула, в каждую туфельку заглянула. Их в комнате нет.

Миссис Хадлстон осталась в Маммот-Хаусе, и в доме сегодня днем были только Битси, камердинер Пакстона, пожилая пара – слуги, что многие годы жили в доме и заботились о дяде, и Фарли. Лоретту передернуло при одной мысли, на кого в первую очередь могло пасть подозрение, но она тут же сказала себе, что дядя вполне мог сам забрать украшения и убрать в свой сейф.

– Я бы никогда не взяла то, что мне не принадлежит, клянусь! – испуганно воскликнула горничная.

– Битси, пожалуйста, успокойтесь: я вас ни в чем не подозреваю.