Дженни Хан - С любовью, Лара Джин

Трина выглядит тревожной.

– Марго, твоя сестра пьяна?

Я вскидываю руки.

– Нет, нет, я совсем не пьяная!

Марго садится рядом и заглядывает мне в глаза.

– Она пьяна.

Я в жизни не была пьяной. А теперь пьяная? Я очень расслаблена. Вот как ощущается опьянение – словно у тебя все конечности свободные и мягкие?

– Твой папа меня убьет, – стонет Трина. – Они только что отвезли Китти домой и вот-вот приедут сюда. Лара Джин, выпей много воды. Весь стакан. Я принесу еще кувшин.

Она возвращается через несколько минут с мальчишником в полном составе. Мне достается предупреждающий взгляд. «Не выдавай себя», – говорит она одними губами. Я показываю ей два поднятых вверх пальца, а потом вскакиваю и обнимаю Питера.

– Питер! – я перекрикиваю музыку. Он так симпатично выглядит в рубашке и галстуке. Такой милый, просто до слез. Я зарываюсь лицом ему в шею, как белка. – Я так по тебе скучала.

Питер всматривается мне в лицо.

– Ты пьяная?

– Нет, я выпила всего пару глоточков. Пару бокалов.

– Трина тебе разрешила?

– Нет, – хихикаю я. – Я отпивала у других.

– Лучше увести тебя отсюда, пока папа не увидел. – Питер оглядывается по сторонам. Папа листает песенник вместе с Марго, которая взглядом приказывает: «Соберись».

– То, чего он не знает, никому не повредит.

– Пойдем выйдем на парковку, ты подышишь воздухом, – говорит Питер, приобнимая меня и выводя за дверь. Я слегка пошатываюсь. Питер пытается не улыбаться.

– Ты пьяная.

– Наверное, я легко пью.

– Легко пьянеешь. – Он щиплет меня за щеку.

– Да, легко пью, то есть пьянею.

Почему это так смешно? Я не могу перестать смеяться. Но потом замечаю, с какой нежностью он на меня смотрит, и перестаю. Смеяться больше не хочется. Хочется плакать. Он организовал мальчишник для моего папы. Он так меня любит. Я должна любить его так же сильно в ответ. До сих пор я не знала, что сделаю, но теперь знаю.

– Я хочу тебе кое-что сказать. – Я внезапно выпрямляюсь и нечаянно стукаю его в ключицу, так что он закашливается. – Извини. Вот что я хочу сказать. Я хочу, чтобы ты делал то, что должен, и хочу сама делать то, что должна.

У него на губах полуулыбка. Покачивая головой, он спрашивает:

– О чем ты, Кави?

– Я о том, что… я думаю, что нам нельзя быть в отношениях на расстоянии.

Его улыбка тает.

– Что?

– Я думаю, что тебе нужно учиться в Вирджинии, играть в лакросс, а мне надо заниматься своими делами в Северной Каролине, и если мы попытаемся остаться вместе, то все развалится. Так что нам нельзя. Просто нельзя.

Он моргает, и его лицо становится совсем неподвижным.

– Ты не хочешь оставаться вместе?

Я мотаю головой. От выражения боли на его лице я трезвею.

– Я хочу, чтобы ты занимался тем, чем должен, а не делал что-то ради меня. Ты много работал ради того, чтобы попасть в университет Вирджинии, Питер. Там ты и должен быть. А не в Северной Каролине.

Его лицо сереет.

– Ты разговаривала с моей мамой?

– Да. То есть нет…

У него дергается мускул на щеке.

– Понятно. Больше ничего не говори.

– Постой, Питер, послушай…

– Нет, я все понял. К твоему сведению, я упомянул Северную Каролину как маловероятный вариант. Ничего определенного. Всего один раз сказал. Но если ты не хочешь, чтобы я перевелся, – ладно. – Он уходит прочь, и я хватаю его за руку.

– Питер, я не это имею в виду! Но если ты переведешься, если откажешься от всего, ради чего работал, то в конце концов будешь считать меня виноватой.

Он резко говорит:

– Хватит, Лара Джин. Я давно все понял. Ты со мной прощаешься с тех пор, как решила учиться в Северной Каролине.

Я роняю руку.

– О чем ты?

– Этот твой альбом, например. Ты сказала, что это на память о нас. Зачем мне напоминание, Лара Джин?

– Я не это имела в виду! Я много месяцев над ним работала. Ты винишь меня, хотя сам же меня все время отталкиваешь. С самой Пляжной недели!

– Отлично, давай поговорим про Пляжную неделю. – Я чувствую, что краснею от вызова в его взгляде. – Когда ты решила заняться сексом, ты как будто ставила точку. Убирала меня в свою… шляпную коробку. Как будто я сыграл свою роль в твоей истории любви, а теперь ты можешь перейти к следующей главе.

У меня кружится голова, ноги подкашиваются. Я думала, что Питер так хорошо меня понимает…

– Мне жаль, что ты так подумал, но я имела в виду не это. Совсем не это.

– Вполне очевидно, что ты имела в виду, потому что сейчас ты именно это и делаешь. Разве нет?

Есть ли в его словах хотя бы крупица правды? Я действительно хочу, чтобы мой первый раз был именно с ним и ни с кем другим. Это кажется правильным, потому что Питер – первый, кого я полюбила. Я не хочу, чтобы первым стал какой-нибудь парень в колледже, которого я не знаю. С Питером мы знакомы с детства. Может, я просто хотела перелистнуть страницу?

Нет. Я предложила заняться сексом, потому что хотела сделать это с ним. Но если он все так понял… может, так проще.

– Может, ты и прав. – Я сглатываю. – Может, я действительно хотела сделать это в первый раз с тобой, чтобы закончить главу о школе, о нас.

Он застывает. Я вижу боль в его глазах, а потом его лицо становится закрытым, словно пустой дом со ставнями на окнах. Он двигается прочь, и в этот раз я его не останавливаю.

Через плечо Питер бросает:

– Все в порядке, Кави. Не беспокойся.

Как только он уходит, я отворачиваюсь, и меня рвет прямо на траву. Я еще стою, согнувшись пополам и отплевываясь, когда из бара выходят Трина, папа и Марго. Папа бросается ко мне.

– Лара Джин, в чем дело? Ты в порядке?

– В порядке, да, – бормочу я, вытирая глаза и рот. Он широко раскрывает глаза в тревоге.

– Ты пила? – Он обвиняюще смотрит на Трину, которая гладит меня по спине. – Трина, ты разрешила ей пить?

– Она отпила пару глоточков гранатового мартини. С ней все будет хорошо.

– Сейчас ей нехорошо!

Трина выпрямляется, не убирая руку с моей спины.

– Дэн, Лара Джин уже взрослая. Ты этого не видишь, потому что по-прежнему считаешь ее маленькой девочкой, но она так выросла за то время, что я ее знаю. Она сама справится.

Марго вставляет:

– Папа, я дала ей отпить несколько глотков у меня, вот и все. У нее просто нет переносимости алкоголя. Честно говоря, ей следует над этим поработать до колледжа. Не вини Трину.

Папа переводит взгляд с одной на другую и обратно. Марго и Трина стоят бок о бок, объединив усилия. Тогда он смотрит на меня:

– Ты права. Лара Джин сама виновата. Садитесь в машину.

По дороге домой нам приходится остановиться, потому что меня снова тошнит. Я хочу умереть, но не от мартини. А из-за выражения лица Питера. Из-за того, как погас свет в его взгляде. Боль… Закрывая глаза, я снова ее вижу. Я видела его таким раньше всего раз, когда его отец не пришел на выпускной. А теперь в этом виновата я.

Я начинаю плакать и всхлипываю так, что трясутся плечи.

– Не плачь, – со вздохом говорит папа. – Ты виновата, но не настолько.

– Дело не в этом. Я рассталась с Питером. – Мне едва удается это выговорить. – Папа, ты бы видел его лицо. Это было… ужасно.

Он в недоумении спрашивает:

– Почему ты с ним рассталась? Он такой славный парень.

– Не знаю, – рыдаю я. – Теперь я не знаю.

Он сжимает мое плечо.

– Все хорошо. Все хорошо.

– Нет, не хорошо.

– Но будет хорошо, – говорит он, гладя меня по волосам.

Сегодня я сделала правильный выбор. Я в этом уверена. Нужно было его отпустить. Я вижу будущее, Питер. Мы разбили бы сердца друг другу. Лучше расстаться, пока мы видим друг друга так, как сейчас.

Я ПРОСЫПАЮСЬ ПОСРЕДИ НОЧИ В СЛЕЗАХ с мыслью, что хочу все вернуть. Я сделала большую ошибку и хочу ее исправить. Потом я так же в слезах засыпаю.

Утром голова гудит, и меня рвет, как девчонок во время Пляжной недели, только некому придерживать мне волосы. Потом мне легче, но я укладываюсь на полу в ванной на случай, если накатит новая волна тошноты. Там я и засыпаю и просыпаюсь, оттого что Китти трясет меня за плечо.

– Уйди, мне надо пописать, – говорит она, переступая через меня.

– Помоги мне подняться, – прошу я, и она тянет меня за руки. Пока она писает, я плещу холодной водой в лицо.

– Пойди поешь тосты, – говорит Китти. – Они впитывают алкоголь из желудка.

Я чищу зубы и, шатаясь, спускаюсь в кухню, где папа готовит яичницу, а Марго и Трина едят йогурт.

– Проснись и пой, малышка, – с ухмылкой говорит Трина.

– Ты выглядишь так, словно тебя грузовик переехал, – сообщает Марго.

– Если бы не свадьба, ты бы из дома не выходила, – говорит папа, но строгий тон ему не удается. – Поешь яичницу.

От одной мысли я давлюсь.

– Сначала съешь тост, – рекомендует Марго. – Он впитает алкоголь.

– Китти тоже так сказала.

– А потом, – тыкает в меня ложкой Трина, – когда у тебя в желудке будет еда, ты можешь выпить две таблетки «Адвила»[48]. Никогда не принимай «Адвил» на пустой желудок. А так тебе скоро станет легче.

– Я больше никогда не буду пить, – клянусь я. Марго и Трина обмениваются ухмылками. – Я серьезно.

Весь день я провожу в постели с задвинутыми шторами и без света. Мне так хочется позвонить Питеру, попросить у него прощения. Я даже не помню, что ему наговорила. Помню общий смысл, но воспоминания размытые. Единственное, что я помню отчетливо и никогда не забуду, – шокированное выражение его лица. Я ненавижу себя за то, что стала его причиной.

Я сдаюсь и пишу ему. Всего три слова.

Мне очень жаль.

Появляется многоточие – знак, что он пишет. Я жду, и у меня отчаянно колотится сердце. Но ответа нет. Я пытаюсь звонить, но звонок переключается на голосовую почту, и я сдаюсь. Может, он уже удалил мой номер в телефоне, как поступил с отцом. Может, для него… все кончено.

КРИС УЕЗЖАЕТ ПЕРВОЙ. Она приходит к нам и сообщает:

– Я не смогу прийти на свадьбу твоего папы. Завтра я улетаю в Доминиканскую Республику.

– Что?

– Знаю, знаю, извини. – Извинение неискреннее, Крис широко улыбается. – Просто безумие. Появилось место в экоотеле, и я не могу упустить эту возможность. В Доминиканской Республике ведь тоже говорят по-испански?

– Да. Но я думала, что ты поедешь в Коста-Рику!

Она пожимает плечами.

– Появился другой вариант, и я им воспользовалась.

– Но… я не могу поверить, что ты так скоро уезжаешь! Ты собиралась уехать только в августе. Когда ты вернешься?

– Не знаю… Это, наверное, и прекрасно. Может, я проработаю полгода, а может, появится что-то еще, и я поеду туда.

Я моргаю.

– Значит, ты уезжаешь насовсем?

– Не насовсем. На время.

В душе я знаю, что на самом деле она уедет навсегда. Не представляю, чтобы Крис вернулась через год и пошла в муниципальный колледж Пьемонта. Крис – бродячая кошка, она гуляет сама по себе и всегда приземляется на лапы.

– Не надо так грустить. У тебя все будет хорошо. У тебя есть Кавински. – Секунду я не могу дышать. Одно его имя – словно нож в сердце. – Все равно мы все скоро разъедемся. Я рада, что не останусь последней.

Вот что для нее значило остаться здесь: пойти в муниципальный колледж, работать в «Эплбис». Меня охватывает радость, оттого что вместо этого у нее будет приключение.

– Просто не могу поверить, что ты уезжаешь прямо сейчас.

Я не рассказываю ей про то, что мы с Питером расстались, что он меня больше не поддержит. Сегодня главное – не я и Питер, а Крис и ее восхитительное новое будущее.

– Можно я хотя бы приду помогать тебе собираться?

– Я уже собралась! Беру с собой только самое необходимое. Косуху, бикини, несколько кристаллов.

– Разве не нужно брать кроссовки, рабочие перчатки и все такое?

– Кроссовки я надену в самолет, а все остальное куплю на месте. В этом весь смысл приключения. Минимум вещей, с остальным разберешься в процессе.

Я думала, что у нас будет больше времени, что мы будем сидеть в моей спальне, делиться секретами до глубокой ночи, есть чипсы в постели. Я хотела закрепить нашу дружбу до ее отъезда: Лара Джин и Крисси, как в старые добрые времена.

Все заканчивается.

В НОЧЬ ПЕРЕД СВАДЬБОЙ, пока мои торты остывают на кухонном столе, а все домочадцы расставляют стулья во дворе, я еду прощаться с Крис.

Едва открыв мне дверь, она говорит:

– Я тебя не впущу, если ты собираешься плакать.

– Я не могу сдержаться. Мне кажется, что я вижу тебя в последний раз. – Слеза течет у меня по щеке. Есть что-то окончательное в этом моменте. Я это знаю, просто знаю. Крис стремительно летит к новому. Даже если мы увидимся снова, все будет не так. У нее беспокойная душа. Мне повезло, что она была со мной так долго.