– Джен! Правда или вызов? – окликает ее Лукас.

Она поднимает голову и автоматически говорит «вызов». Конечно, Женевьева выбирает вызов: ее можно назвать кем угодно, но не трусихой. Я готова на все, лишь бы не отвечать на вопросы про секс, поэтому тоже, наверное, выберу вызов.

Лукас велит Женевьеве сесть рядом с мистером Джайном и положить голову ему на плечо.

– Только так, чтобы все поверили, – подчеркивает он. Все валяются от хохота. Видно, что Женевьева очень не хочет этого делать, но она не трусиха.

Мы все смотрим, как она идет по проходу и останавливается рядом с мистером Джайном. Он учитель биологии, начал работать в нашей школе только в этом году. Довольно молодой и красивый, ходит в школу в узких джинсах и рубашках. Женевьева садится рядом с ним и заводит разговор. Мне виден только ее затылок. А потом она придвигается поближе и кладет голову ему на плечо. Он подскакивает, как испуганный кот. Все смеются. Мистер Джайн оглядывается и качает головой, с явным облегчением понимая, что это шутка.

Женевьева возвращается с победоносным видом, садится на место и осматривается. На секунду мы встречаемся взглядами, и у меня замирает сердце. Но она просто отводит взгляд.

– Правда или вызов, Крисси?

– Это тупая игра, – говорит Крис. Женевьева смотрит на нее в упор, вызывающе подняв брови, и Крис наконец закатывает глаза и говорит:

– Да ладно уж, правда.

Когда они сталкиваются лбами, как сейчас, невозможно не заметить их родства: они двоюродные сестры.

Женевьева обдумывает вопрос не торопясь и наконец наносит удар:

– Ты правда играла в доктора с нашим кузеном Алексом в третьем классе? Без обмана.

Все улюлюкают, а у Крис лицо становится ярко-красным. Я с сочувствием смотрю на нее. Я знаю ответ.

– Правда, – бормочет она, и все воют от смеха.

К счастью для меня, в этот момент мистер Джайн встает и вставляет диск в DVD-плеер, и игра заканчивается прежде, чем до меня доходит очередь. Крис оборачивается и тихо говорит мне:

– Тебе повезло.

– Я знаю, – шепчу я в ответ, и Питер смеется. Пусть смеется – я уверена, что он тоже чувствует облегчение. Не то чтобы он об этом говорил, но вряд ли хочет, чтобы весь класс знал, что мы с ним встречаемся уже год – дольше, если считать период фальшивых отношений, – но до сих пор не занимались сексом.


Почти никто из нашего класса не был в Нью-Йорке, поэтому мы смотрим по сторонам с раскрытыми ртами. Мне кажется, я никогда не была в месте, настолько полном жизни. У этого города сердце бьется по-своему. Не могу поверить, сколько здесь людей и как изысканно все выглядят. Все они выглядят как… как городские. Кроме туристов вроде нас, конечно. Крис пытается делать вид, что ей скучно и ничто не впечатляет, но когда мы все садимся в метро, чтобы ехать к Эмпайр-стейт-билдинг, она не берется за поручень и едва не падает от внезапной остановки. «Здесь не так, как в Вашингтоне», – бормочет она. Еще бы. Вашингтон – ближайший к Шарлотсвиллу крупный город, но все равно кажется сонным и маленьким по сравнению с Нью-Йорком. Здесь столько можно посмотреть, столько магазинов, в которые можно зайти. Все куда-то спешат. Пожилая дама ругает Питера за то, что он смотрит в телефон на ходу, и все смеются. Похоже, Питеру неловко. От всего этого голова идет кругом.

В Эмпайр-стейт-билдинг я заставляю Питера сделать селфи со мной у лифтов. На вершине небоскреба у меня кружится голова: так мы высоко. Мисс Дейвенпорт советует посидеть пару минут, опустив голову между колен. Это помогает. Когда тошнота проходит, я встаю и иду искать Питера, который оставил меня одну.

Сворачивая за угол, я слышу, как Питер кричит: «Постойте, сэр! Подождите!». Он бежит за охранником, который подходит к лежащему на полу красному рюкзаку.

Охранник подбирает его с пола.

– Это твое? – требовательно спрашивает он.

– Э-э-э, да…

– Почему ты его оставил на полу? – Охранник расстегивает рюкзак и достает плюшевого мишку.

У Питера бегают глаза.

– Положите обратно, пожалуйста. Это для того, чтобы пригласить мою девушку на выпускной. Должно было быть сюрпризом.

Охранник качает головой, бормочет себе под нос и роется в рюкзаке.

– Сэр, пожалуйста, просто сожмите мишку.

– Не собираюсь, – говорит охранник.

Питер протягивает руку и сжимает его сам. Раздается тоненький голос: «Лара Джин, ты пойдешь со мной на выпускной?».

Я зажимаю рот руками от восторга.

Охранник строго говорит:

– Ты в Нью-Йорке, парень. Здесь нельзя оставлять рюкзаки без присмотра ради танцулек.

– Ради выпускного, – поправляет Питер, и охранник смеряет его неодобрительным взглядом. – Извините, можно мне забрать мишку?

Он наконец замечает меня.

– Лара Джин! Скажи ему, что твой любимый фильм «Неспящие в Сиэтле»!

Я подбегаю к ним.

– Это правда мой любимый фильм, сэр! Не выгоняйте его, пожалуйста.

Охранник изо всех сил старается не улыбаться.

– Я не собирался его выгонять, – говорит он мне, а Питера предупреждает: – В следующий раз будь осторожнее. В Нью-Йорке мы за всем следим. Если что-то видим, то говорим об этом, запомни. Это не городок в глуши, откуда вы приехали. Это Нью-Йорк. Мы тут не шутки шутим.

Мы с Питером киваем, и охранник уходит. Как только он пропадает из вида, мы переглядываемся и смеемся до колик.

– Кто-то решил, что мой рюкзак оставил террорист! – говорит Питер. – И испортил мне сюрприз к чертям.

Я вынимаю мишку из его рюкзака и прижимаю к груди. Я так счастлива, что не обращаю внимания на ругательство.

– Получилось замечательно.

– Ты должна была выйти из-за угла и увидеть рюкзак рядом с телескопом. Потом ты бы вынула мишку, сжала и…

– Как я должна была догадаться, что его нужно сжать? – спрашиваю я.

Питер достает из рюкзака смятый кусок бумаги. На нем написано «Сожми меня».

– Отклеилось, когда охранник его тряс. Видишь, я обо всем подумал!

Обо всем, кроме того, что нельзя оставлять сумку без присмотра в общественном месте в Нью-Йорке, но все равно! Главное – что он думал обо мне. Я сжимаю мишку, и он снова говорит: «Лара Джин, ты пойдешь со мной на выпускной?».

– Да, Говард, пойду. – Говардом звали мишку в «Неспящих в Сиэтле».

– Почему ты говоришь «да» ему, а не мне? – спрашивает Питер.

– Потому что это он меня пригласил. – Я выгибаю бровь и жду.

Питер закатывает глаза и бормочет:

– Лара Джин, ты пойдешь со мной на выпускной? Господи, какая ты капризная…

Я протягиваю ему мишку.

– Пойду, но сначала поцелуй Говарда.

– Кави, нет. Ну пожалуйста.

– Пожалуйста, да! – Я умоляюще смотрю на него. – Как в фильме.

Он ворчит, но подчиняется у всех на глазах, и так я понимаю, что он целиком и полностью мой.


В автобусе на пути в отель в Нью-Джерси Питер шепчет:

– Хочешь после отбоя сбежать и вернуться в город?

По большей части это шутка. Он знает меня: я не из тех, кто сбегает в город в школьных поездках. И поэтому у него распахиваются глаза, когда я отвечаю:

– Как мы доберемся до города? Из Нью-Джерси в Нью-Йорк ходит такси?

Поверить не могу, что думаю об этом. Это совсем на меня непохоже. Я торопливо говорю:

– Нет, нет, глупости. Так нельзя. Мы заблудимся или нас ограбят, придется ехать домой раньше времени, и мы не попадем в Центральный парк…

Питер скептически смотрит на меня:

– Ты правда веришь, что Джайн и Дейвенпорт отправят нас домой?

– Может, и нет, но могут в наказание оставить нас на весь день в отеле, что еще хуже. Не будем рисковать… А что бы мы там делали?

Я просто хочу фантазировать, но Питер мне подыгрывает.

– Можно было бы сходить послушать музыку или посмотреть выступление юмористов. Может, нам бы удалось попасть на какого-нибудь знаменитого комика.

– Хотела бы я сходить на «Гамильтона»[12].

Когда мы проезжали Таймс-сквер, мы с Лукасом чуть шею не сломали, пытаясь разглядеть вывеску «Гамильтона», но не получилось.

– Завтра я хочу купить нью-йоркский бейгл и сравнить с «Бодос». – Бейглы «Бодос» в Шарлотсвилле – легенда, мы ими очень гордимся.

Я опускаю голову ему на плечо, зеваю и говорю:

– Я бы хотела пойти в пекарню «Левайн» и попробовать их печенье с шоколадной крошкой. Говорят, что оно ни на что не похоже. И еще хочу попасть в магазин шоколада Жака Торреса. Его печенье с шоколадной крошкой – лучшее, просто легендарное…

У меня закрываются глаза, и Питер гладит меня по голове. Я уже засыпаю, когда понимаю, что он распутывает косы, которые Китти заколола мне вокруг головы. У меня распахиваются глаза.

– Питер!

– Ш-ш-ш, не просыпайся. Я хочу попробовать…

– Ты не сможешь их уложить так, как было.

– Дай мне попробовать, – говорит он, собирая шпильки в ладонь.

Но когда мы добираемся до отеля, несмотря на все его старания, косы у меня неровные, слишком свободно заплетены и отказываются держаться на голове.

– Я отправлю фотографию Китти, чтобы она оценила, какой у нее плохой ученик, – говорю я, собирая вещи.

– Не надо! – торопливо говорит Питер, и я улыбаюсь.


Следующий день выдается удивительно теплым для марта. Солнце светит, только-только распускаются первые цветы. Как в фильме «Вам письмо», когда Кейтлин Келли идет на встречу с Джо Фоксом в Риверсайт-парке. Я бы хотела увидеть тот самый сад, в котором они целуются в конце фильма, но вместо этого экскурсовод приводит нас в Центральный парк. Мы с Крис фотографируем мозаику «Вообрази» на Клубничных полях, когда я понимаю, что не вижу Питера. Я спрашиваю у Гейба и Дэррила, где он, но они его тоже не видели. Я отправляю ему эсэмэску, но он не отвечает. Мы вот-вот перейдем на Овечью лужайку, где будет пикник, и я начинаю паниковать: что если мистер Джайн или мисс Дейвенпорт заметят, что его нет?

Питер бегом догоняет нас, когда мы уже почти уходим. У него даже дыхание не сбилось, и то, что мы его чуть не потеряли, его ни капли не заботит.

– Где ты был? – восклицаю я. – Мы чуть не ушли без тебя!

Он торжествующе протягивает мне коричневый бумажный пакет.

– Открой и посмотри.

Я забираю пакет и заглядываю внутрь. Это печенье с шоколадной крошкой от «Левайн», все еще теплое.

– О господи, Питер! Ты такой заботливый!

Я поднимаюсь на цыпочки и обнимаю его, а потом оборачиваюсь к Крис.

– Правда, он заботливый, Крис?

Питер милый, но обычно не настолько. Он сделал два романтичных жеста подряд, и похвалить его надо как следует, потому что мальчики хорошо реагируют на поощрение.

Она уже сунула руку в пакет и засовывает кусок печенья в рот.

– Очень заботливый. – Она тянется за вторым куском, но Питер отбирает у нее пакет.

– Черт, Крис! Дай Кави попробовать, прежде чем все съешь!

– А почему ты купил всего одно?

– Потому что оно огромное! И стоит пять баксов за штуку.

– Не могу поверить, что ты сбегал и купил мне печенье, – говорю я. – Ты не боялся, что потеряешься?

– Нет, – с гордостью отвечает он. – Я просто посмотрел по гугл-картам. Немного поплутал, когда вернулся обратно в парк, но мне подсказали. Люди в Нью-Йорке очень дружелюбные. То, что они грубые, – наверное, вранье.

– Да, все, кого мы встречали, очень милые. Кроме леди, которая на тебя накричала за то, что ты смотрел в телефон на ходу, – говорит Крис и хихикает, а Питер хмурится в ответ. Я откусываю большой кусок печенья. Оно больше похоже на лепешку, плотное и с заметным вкусом теста. И тяжелое. Действительно не похоже ни на одно печенье с шоколадной крошкой, которое я пробовала.

– Ну что? – спрашивает Питер. – Каков вердикт?

– Оно уникальное. Отдельная категория.

Я откусываю еще кусок. Мисс Дейвенпорт подходит к нам и торопит, косясь на печенье у меня в руках.

У нашего экскурсовода указка в форме факела статуи Свободы, и он поднимает его в воздух, ведя нас через парк. Волосы у него собраны в хвост, он в жилетке цвета хаки. По-моему, он немного слащавый, но, похоже, мисс Дейвенпорт нравится. Я бы хотела гулять и осматривать город самостоятельно. Но нет. После Центрального парка мы едем на метро в центр и переходим Бруклинский мост пешком. Пока все стоят в очереди за мороженым в «Бруклин айс-крим фактори», мы с Питером сбегаем в магазин шоколада Жака Торреса. Это идея Питера. Конечно, я сначала спрашиваю разрешения у мисс Дейвенпорт. Она занята разговором с экскурсоводом и только машет рукой, разрешая. Я чувствую себя такой взрослой, когда иду одна по улицам Нью-Йорка.

В магазине меня охватывает восторг. Наконец я смогу попробовать знаменитое печенье Жака! Я его откусываю: оно плоское, тягучее, плотное. Шоколад собрался наверху и затвердел! Масло и сахар на вкус почти карамелизированные. Райское наслаждение.

– Твои вкуснее, – говорит Питер с набитым ртом, а я шикаю на него и оглядываюсь, проверяя, что девушка у кассы не услышала.