Амалия Март - С любовью, Лола

— Девочка моя, — шептал он. — Малышка. Никому тебя не отдам, никому. Ты только моя.

Его руки на шее, плечах, талии, бедрах. Он жадно, жадно, жадно исследовал. Клеймил. Захватывал. Обещал себя, весь мир, всю вселенную. Каждую ночь.

Лола проснулась с глухо бьющимся сердцем и неприятной горечью на языке. Откинула мокрые пряди со лба, пытаясь восстановить дыхание. Прошло шесть лет, а он все так же не отпускал.

Он приходил в разных обличиях. В темноволосом крепком джентльмене, сидящем напротив нее в переполненном лондонском метро, что устало прикрыл глаза. В нем отражался облик любимого человека — уставшего, нервно срывающего с себя галстук, после тяжелого дня. В отце большого семейства, журившего дочь посреди супермаркета — Он вот так же снисходительно толковал ей о цели в жизни и обязательствах, что берёт на себя каждый взрослый. В водителе такси, по-доброму улыбающегося, прежде чем содрать с тебя 25 фунтов за каких-то четыре квартала от офиса до дома в пятницу вечером — таким же двуликим был и он, мужчина всей ее жизни. Даже в лице очередного мрачного супергероя, смотрящего на нее с экрана, она видела лишь идеального мерзавца, что уничтожил ее своей любовью. И каждый раз Лолу лихорадило от цунами воспоминаний, которые увлекали на дно, терзали, пережевывали ее сердце и разум и выплевывали в настоящее, где его уже давно нет.

Но чаще всего, призрак этого человека, захватывал ее во сне. Там он всегда любил ее, всегда боготворил, всегда возносил. Его руки, губы, Лола чувствовала словно касалась их мгновение назад, и не было всех этих лет мучительного одиночества.

Откинув одеяло, двадцати четырех летняя "девушка с багажом" — как иронично она называла сама себя — убеждая, что не достойна здоровых отношений, встала с постели. Ее тяжелые каштановые волосы, все еще немного влажные после беспокойного сна, неприятно липли к спине. Собрав их в плотный пучок на затылке, Лола поклялась в ближайшие выходные отрезать их “к чертям собачьим”, как сказали бы на ее родине.

Девушка подошла к окну и взялась за сигареты. Они лежали здесь, на подоконнике, в ожидании своего часа — того самого, предрассветного, следующего за беспокойными снами, наполненными сладко-горькими воспоминаниями. Лола сделала глубокую первую затяжку, наблюдая как быстро кончик сигареты превращается в тлеющее ничто и затушила окурок. Она давно обещала себе бросить эту дурацкую привычку, и если бы не предающее ее, время от времени, подсознание, давно бы сделала это.

Хотя она многое себе обещала — да, да, был даже целый список, составленный как отчаянная попытка жить полной жизнью не оглядываясь назад. Там значились такие простые вещи как: побывать в Ричмонд Парке, сменить прическу и решиться таки отведать знаменитый мясной пудинг. И такие, как она сейчас понимала, невозможные, как завести новый роман и перестать себя жалеть. И как мы видим “а воз и ныне там”.

Черт. Не зря ей сегодня в голову лезут старые русские идиомы. Ох, не спроста. Лола на секунду закрыла глаза, и в мозгу тут же пролетели мысли от которых становилось жарко: руки, губы, шепот. “Ты моя. Только моя, малышка.”

Не в силах унять дрожь, Лола села за ноутбук, пытаясь отвлечь свои мысли от разрушающего потока сознания. А, как говорил ее шестилетний опыт, лучший способ — это занять свой мозг. И с этим отлично справлялась работа: ее электронный ящик был переполнен письмами от фирм-заказчиков, с которыми она постоянно работала.

Закончив два года назад бакалавриат по графическому дизайну, она не была в свободном профессиональном плавании ни минуты. Подав резюме в десяток различных рекламных и брендинговых агентств, а также издательских домов, газет и журналов, она приняла предложение первых откликнувшихся — издательство ABC Books. Они искали младшего дизайнера, непритязательного в плане специфики работы и оплаты труда, и нашли его в лице Лолы Штерн, дочери русского бизнесмена, немецкого происхождения, потакающего, как ему думается, капризам дочери в безбедном проживании в одном из самых дорогих городов мира.

И вот, уже как два года Лола трудится над обложками для дешёвых бульварных романов, сомнительной научной фантастики и детской развивающей литературы, которую больше тянет сжечь, нежели позволить читать чьим-то детям. Параллельно с основной, непыльной надо сказать работенкой, русская эмигрантка активно работала на фрилансе, повышая квалификацию в более интересном ей мире брендинга. Заказов пока немного, и они не такие уж крупные, однако прекрасно закрывают дыры в днях, когда совсем ни к чему лишние думы.

Рассвет подкрался буквально на цыпочках, осветив сначала кроны деревьев и окна пятого этажа дома в Болхеме, лениво пробираясь в узкие щели между неплотно закрытыми шторами спящих лондонцев. Лола ощутила рассвет по-своему: звонил будильник, который уже давно был лишь частью ритуала, а никак не бытовым помощником. Ритмичная мелодия победителя одного из последних конкурсов Евровидения вырвала девушку из мира шрифтов и цветовой палитры, заполнивших ее сознание. Она по привычке неспешно потянулась и отправилась на кухню сварить порцию спасительного кофе. Через час ей нужно было выходить на работу.

Привычная к размерности своей простой жизни, Лола и предположить не могла, что через пару часов все ее тщательно выстроенное существование будет разрушено.

— Марк, развратная ты задница! Ещё одну нерадивую барышню в декрет сплавил! — шуточно воскликнул глава финансового отдела.

— Так это не я, это все стул заколдованный. — Директор по маркетингу вальяжно развалился в мягком кожанном кресле — подарке от сотрудников в честь повышения. — Я к ней и пальцем не притронулся…в этом году. Так что с меня взятки гладки! — хохотнул он.

— И что же это за стул такой волшебный, стесняюсь спросить?

— А это ты у моих девчонок в отделе спроси — они тебе поведают о чудо-стуле, который каждую мадам, что на нём работает, рано или поздно беременной делает!

Главный финансист конторы звучно рассмеялся:

— Чего только не придумают! Ух, аж до слез! — картинно протер под глазами мужчина.

— Ну, бред то бред, конечно. А четыре декретницы за полтора года — это мощно.

Марк Летунов, начальник этого женского цветника, по совместительству клоаки, как он сам их называл за глаза, растянул губы в ухмылке.

— Вот зуб даю, Илья Геннадьевич, что я здесь не при делах. Ты мою позицию знаешь — три тысячи мер предосторожности!

— Конечно, знаю. Я чего зашел: на обед идешь, Марк Андреевич? Или сегодня как обычно — новой секретаршей перекусишь? — финансист изобразил неприличный жест с участием кулака и щеки, чем вызвал гомерический хохот у давнего приятеля.

— Пойдем, Илья Геннадьевич, пойдем. Секретарша нынче не вкусная.

Двое мужчин зашедших в паб “Каракатица” в обеденное время производили поистине прекрасное впечатление. Оба под тридцать, в прекрасно скроенных деловых костюмах, со стрижками от именитых барберов города. И оба без кольца на пальце, что сразу же было отмечено наблюдательной Ирочкой, за чей столик они сегодня устроились.

Озвучив заказ и оценив со снисходительной улыбкой прелести обслуживающей их сегодня девушки, давние приятели приступили к традиционному пятничному мероприятию: обсуждению планов на предстоящие выходные.

— Ты даже не представляешь, что задумала Николь на эти выходные… — со странной улыбкой начал Илья.

— Тройничок что ли? — поднял бровь в типичной для него манере Марк.

— Черт! Ты искушенный дьявол, она и тебе предлагала?

— Ага. — Хмыкнул директор по маркетингу. — Но знаешь, друг, убедись-ка ты сначала, что речь о еще одной девушке, а не каком-то мужике с сомнительной ориентацией. Я так встрял, что думал, не унесу оттуда свой тыл в целости!

Взрыв смеха отвлек официантку, почти подошедшую к ним с напитками, и обе чашки с обжигающим эспрессо полетели на пол, попутно окрасив и саму девушку и рукав синего пиджака Марка.

— Боже, — пропищала Ирочка, подняв глаза полные слез на мужчин. — Шеф точно уволит меня.

Марк грациозно вытащил салфетки из подставки на столе, но вместо того, чтобы начать очищать свой пиджак, поднялся и протянул руки к девушке.

— Эй, красотка, не расстраивайся. — Он аккуратно промокнул ее коричневый фартук. — Смотри, почти не видно. Чашки целы, а мы ничего не скажем. Так ведь, Илья? — обратился он уже к другу, хотя и не повернул головы. — Так что тебе останется только быстро ликвидировать последствия на полу и приготовить нам новую порцию. — Он пальцем поднял ее лицо за подбородок. — Справишься?

Девушка коротко кивнула и расплылась в благодарной, и даже благоговейной, улыбке.

— Конечно. — Произнесла решительно и отправилась к барной стойке.

— Ну и зачем этот цирк? — удивленно протянул Илья, откидываясь на стуле.

— Да просто захотелось. — Пожал плечами ловелас.

— И что дальше?

— А дальше, готов поспорить, она сунет мне свой номер телефона.

— Ох и самомнение у тебя, Марк Андреевич.

— Спорим?

— Какая в старые-добрые? — хмыкнул друг. — А давай. Проигравший оплачивает обед.

— Забили.

Исход трапезы был ожидаем, девушка была настолько покорена манерами высокого, статного мужчины, что даже не подумала быть оригинальной. Ее номер телефона был написан сверху на чеке, вложенном в счет.

— И что дальше? — не преминул вывинтить любимую фразочку Илья, едва они вышли из кафе. — Позвонишь?

— Нет. Скучно это. — Номер телефона полетел в бак с окурками возле входа в заведение. — К тому же, у меня уже есть планы на выходные.

Но этим планам, как и планам друга на забавное групповой развлечение, было не суждено сбыться. И виной тому один тревожный звонок час спустя.

— Fuck! — ругалась шатенка, нервно дергая замок на сумочке, который по всем известным в мире законам подлости решил заесть именно в момент, когда она так нервничает, а позади собралась нехилая очередь. В мировой истории вообще зафиксированы случаи, чтобы такое происходило с подлинником сумки именитого дизайнера?

— You're all right, miss? (у вас все в порядке, мисс?) — холодно поинтересовалась женщина по ту сторону стекла, ожидавшая паспорт из рук нерадивой путешественницы.

— I am okay. (Я в порядке) — Нервно отозвалась Лола.

Замок, наконец, поддался, хотя, надо признать, сумке теперь конец, и девушка вынула дрожащими пальцами паспорт. Ведь знала, что будет контрольно-пропускной пункт, могла подготовиться заранее, как она делала это всегда. Но узнав, что твой отец перенес инфаркт, и сейчас находится в тяжелом состоянии, вряд ли кто-то сможет оставаться хладнокровным и собранным.

Слез как таковых не было, скорее отупение, неверие, страх. Они не виделись шесть лет, не считая общения по Скайпу в редкие свободные минуты успешного бизнесмена. Сколько себя помнила, Лола знала, что работа всегда на первом месте у отца. И всегда будет. Это то детище, которое, действительно, удалось, не чета его дочери, которая не могла похвастаться блестящим математическим умом отца или, на худой конец, литературным талантом своей матери, имеющей к тридцати уже более семи успешно изданных произведений.

Правильно говорят, на детях природа отдыхает. Вот и Лолу она решила тихонечко обойти стороной, немного, правда похлопав по плечу со словами: “ну, хоть дедушка твой рисовал, лови ответочку”. Правда это умение в семье Штернов не особо поддерживалось, скорее считалось блажью и снисходительно разрешалось. Поняв, что ничего выдающегося от своего ребенка они не получат, на нее перестали тратить свое драгоценное время.

Сначала отец, и так не радующий ее своим ежедневным присутствием, сократил совместное времяпрепровождение до одного раза в неделю. А потом и мать окончательно ушла в себя, не забыв уйти от отца, и поселилась в небольшом домике у моря. Как всегда мечтала. Лола, названная при рождении Ольгой, осталась расти неким подобием сироты при живых родителях, при этом, всем обеспеченной.

Ближе к окончанию школы отец неожиданно стал проявлять больший интерес к своему второму детищу, всячески поощряя ее выбор профессии. И даже стал вводить в свое бизнес окружение, подпитываемый надеждой, что когда-нибудь, дочь проникнется стилем его жизни и станет его надежным партнером в бизнесе, а затем и преемницей. Надежды, она конечно, не оправдала, решив после окончания университета в забугорье пополнить ряды иммигрантов, но все же некое подобие родительской привязанности между двумя родственниками завязалось.

И отец старался, правда старался идти с Лолой на контакт, о чем говорило финансирование ее дорогой жизни в Лондоне и ежемесячные созвоны через Скайп. Но работа по-прежнему стояла на несколько ступеней, если не этажей, выше собственной дочери. Он не брал отпусков, практически забыл о выходных и праздничных днях и личной жизни. Так стоит ли удивляться, что в свои сорок восемь он оказался на больничной койке?