— Окли, большое спасибо, что пришла. — Она встает и обнимает меня. Его папа шевелится на диване, на секунду открывает глаза, но ничего не говорит и даже не встает, чтобы поприветствовать меня.

Мама Карсона отодвигается и берет меня за руку. Не знаю, желаю ли знать ответ, но мне хочется быть храброй, поэтому задаю вопрос:

— Как он?

Она вздыхает.

— Он все еще в коме. Они сделали ему переливание крови, так как он потерял очень много своей. Четыре пинты.[11] По пути в больницу у него дважды останавливалось сердце. — Ее губа дрожит, и она прочищает горло и пытается взять себя в руки. — Но они смогли его вернуть. Он в критическом состоянии, но дышит самостоятельно. Они просто ждут, когда он очнется, чтобы проверить…есть ли у него повреждения мозга.

Я киваю. Не хочу думать о том, что произойдет, если он не очнется.

— Хочешь его увидеть? — спрашивает она.

— Да, — отвечаю я прежде, чем могу об этом подумать или уговорить себя на это.

— Разрешено входить одновременно двум людям, но ты, скорее всего, хочешь пойти одна.

— Мне бы хотелось. Если вы не против. — Не хочу плакать перед ними. А я буду плакать.

— Пойду посмотрю, можно ли зайти. Почему бы тебе не посидеть немного с Кеилани?

— Хорошо. — Следую за Кеилани к свободному дивану. Она садится и притягивает колени к груди. Она выглядит такой потерянной. Такой напуганной. Не знаю, как поднять ей настроение.

— Как дела?

Она качает головой.

— Честно говоря, я никогда за всю жизнь не была так напугана.

Я киваю.

— Он будет в порядке.

— Просто…кровь. Его нога. Не могу выбросить это из головы.

— Я тоже не могу.

— Я так рада, что ты была рядом. Ты спасла ему жизнь, Окли. Он бы умер, если бы тебя с ним не было.

Он все еще может умереть.

Она поднимает голову и слегка мне улыбается.

— Карсон большей частью зануда, но он мой старший брат. Не знаю, что будет со мной без него. Я просто…

— Я знаю. — Сглатываю. Сильно. Я-то точно понимаю.

Подходит медсестра вместе с его мамой.

— Готовы зайти? — спрашивает медсестра.

Да. Я могу это сделать.

— Я думаю, да.

Встаю.

— Мы будем здесь, — уверяет меня мама Карсона. Я улыбаюсь и киваю ей.

— Слушай, — говорит Кеилани. — Не хочешь потом сходить за ланчем? Мне нужно ненадолго убраться отсюда, и мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной. Я просто…Я не хочу быть одна.

— Конечно.

Она улыбается и садится обратно на диван, а затем возвращается ее обеспокоенное выражение лица.

Я следую за медсестрой в его палату. Стены белые. Пахнет так, будто все пропитано лизолом[12] и дезинфицирующими средствами. Мы доходим до палаты, и медсестра откидывает штору, чтобы впустить меня. Я замираю в проеме. Мое тело дрожит. Не уверена, могу ли двигаться.

Медсестра наблюдает за мной.

— Все в порядке.

— Я знаю, — говорю я. Даже несмотря на то, что все не в порядке. Совсем не в порядке.

— Можете оставаться здесь так долго, как вам захочется. Хоть он и в коме, но может вас слышать. Я работаю в этой больнице двадцать лет, и практически каждый, кто выходил из комы, говорил, что слышал людей. Говорите с ним. Дайте ему знать, что вы рядом. — Она улыбается. — Я буду снаружи. Дайте знать, если что-нибудь понадобится, — говорит она. А затем остаемся только мы вдвоем.

Я глубоко вдыхаю и подхожу ближе. Карсон окружен мониторами и пакетами с жидкостью. Вижу, как движется вверх и вниз показатель сердечного ритма. По крайней мере, его сердце все еще бьется. И сейчас это все, что я хочу видеть.

Подхожу к нему и сажусь рядом на кровать. В носу у него трубка с кислородом, и я наблюдаю, как опадает и поднимается его грудь, просто чтобы удостовериться, что он дышит.

Я бывала в такой ситуации. С Лукасом. Хотя Лукас был тощим и белым, как простыня. К концу лечения он был таким слабым, что едва мог поднять руку. Качаю головой, чтобы избавиться от воспоминаний, и сосредотачиваюсь на Карсоне.

— Карсон, — говорю я. — Это Окли. — Беру аккуратно его за руку. Не знаю, что еще сказать. Подношу его руку к губам, а затем снова кладу ее на кровать. Не отпускаю.

Я глубоко вдыхаю и начинаю говорить:

— Я думала о первом разе, когда мы познакомились. Помнишь, когда я почти упала в водоем? Никогда не признавалась тебе в этом…ну, похоже, что сейчас признаюсь, но я подумала, что ты такой сексуальный. Вот почему я мало говорила. Я не знала, что сказать. — Улыбаюсь от воспоминания. — Никогда не знала, как вести себя с парнями. Если можно так сказать. Но ты, кажется, этого не заметил. Ты был таким милым. Слишком милым, я думаю. Затем, когда ты пригласил меня на причал и угостил меня самым вкусным хот-догом, я поняла, что хочу узнать тебя получше. Я рада, что такое воспоминание осталось у меня от нашего первого свидания. Можешь отвести меня туда еще раз, когда тебе станет лучше. Хотя в этот раз я угощаю.

— Помнишь, как я волновалась, когда ты первый раз учил меня кататься на доске? Клянусь, в моем носу до сих пор осталась соль. Я была ужасной. И я знаю, что ты этого не скажешь, но мы оба знаем, что я до сих пор ужасна. — Я тихо усмехаюсь и проверяю, есть ли какой ответ.

Ничего.

— Но больше всего я помню, как ты поцеловал меня в первый раз. Когда мы сидели в моей комнате и играли на гитаре. Это был идеальный момент. Я боялась, что все испорчу. Что буду целовать тебя неправильно, но этот поцелуй был…как волшебство. Идеальный. Никогда не забуду этот вечер.

Наклоняюсь ближе и откидываю волосы с его закрытых глаз.

— Пожалуйста, вернись ко мне. Я не хочу тебя потерять. — Слеза стекает по моей щеке, и я забираюсь на кровать рядом с ним, стараясь не дотрагиваться до его тела или до его раненой ноги. Кладу голову рядом с его головой и касаюсь его лица, позволяя эмоциям взять верх, позволяя им вырваться наружу. Все еще держу его за руку. — Думаю, я люблю тебя, — шепчу я, зная, что он, возможно, не может меня слышать.

Не знаю, как долго лежу рядом с ним. Минуты. Часы. Я запомнила каждый звук, каждое гудение мониторов, расположенных вокруг нас. Его глубокие вдохи и сердцебиение.

В течение какого-то времени нахожусь в палате. Я должна уйти, чтобы его семья могла вернуться. Касаюсь губами его щеки и слезаю с кровати.

— Я вернусь завтра, — говорю я. — Обещаю.

И вдруг я чувствую, что его рука дернулась. Совсем немного. Сердце начинает колотиться, и я смотрю вниз на его руку, находящуюся в моей.

Слезы свободно текут по лицу, и я наблюдаю, как снова поднимается и опадает его грудь. Глаза снова возвращаются к рукам, которые переплетены. Он не отпускает меня, и я знаю, что это не рефлекс. Он знает, что я здесь. А затем я вспоминаю про его семью. Мне нужно сказать им или медсестре, что он ответил. Встаю, чтобы уйти, и он снова сжимает мою руку. Он не открывает глаза и не движется, но все еще крепко сжимает мою руку.

— Я скоро вернусь, — говорю я. Выбегаю за штору в коридор. Медсестра стоит за стойкой, и, когда видит меня, ее глаза расширяются.

— Что случилось?

— Он сжал мою руку, — говорю я.

Она быстро идет в палату, и я следую за ней. Она проверяет несколько мониторов и капельницы. Поднимает со своей стороны простынь так, чтобы я не видела раны, но я все равно отворачиваюсь. Когда она заканчивает, показывает мне следовать за ней из палаты.

— Это замечательный знак. Обычно люди не отвечают так быстро, как только впадают в кому. Он делает успехи. Позвоню его доктору. Вам, возможно, следует рассказать его семье, что он отвечает. Даже если было простое пожатие руки.

— Спасибо, — говорю я.

Она весело смотрит на меня.

— Вы его девушка, да?

Я не уверена, но все равно киваю. Немного времени уйдет на то, чтобы привыкнуть к слову «девушка».

Она улыбается.

— Я рада, что вы пришли. Потрясающе, что может сделать любовь с человеком, не так ли?

Я улыбаюсь.

— Так и есть.

Глава 24

Открыв следующее письмо, я сразу же замечаю, что оно написано почерком мамы, а не Лукаса. Хмурюсь и перелистываю страницу. Ничего нет. В горле образовывается ком, когда я понимаю, что это письмо последнее в тетради. И, очевидно, ему было слишком больно писать. Не уверена, могу ли прочитать его. Пока нет. Снова засовываю тетрадь под подушку и скатываюсь с кровати.

Мама и Джо на кухне. Мама подходит ко мне и слегка обнимает, а затем возвращается на свое место.

— Утром звонила мама Карсона.

— И?

— Он очнулся.

Сердце прыгает в груди. Он очнулся. Он правда очнулся. Я не могу в это поверить.

— Они сказали что-нибудь еще? Он в порядке? Он вообще разговаривает?

Джо смеется и отставляет свой кофе.

— Он спрашивал тебя.

Я прочищаю горло и сосредотачиваюсь на кофейной чашке Джо, чтобы удержать эмоции под контролем.

— Правда? — Я шмыгаю, и мама тянется и касается моей руки.

— Почему бы тебе не съесть что-нибудь, а потом я отвезу тебя в больницу? — спрашивает она. Она не произнесла ни слова, когда я вернулась домой прошлым вечером. Не кричала на меня, не наказала. Лишь обняла меня и сказала пойти поспать. Она меня любит. Теперь я это знаю. Как и то, что все это время именно я отталкивала ее.

Смотрю на нее и киваю. Это все, что я могу сделать, чтобы не расплакаться.

— Я не очень голодна. Можем поехать сейчас?

Мама вздыхает.

— Милая, ты не можешь не есть.

— Пожалуйста?

Она смотрит на Джо и кивает.

— Хорошо. Иди оденься, и мы поедем, как только будешь готова.

Пять минут у меня уходит на то, чтобы накинуть какую-то одежду и убрать волосы в небрежный пучок. Джо по пути к двери протягивает мне батончик гранолы. Через десять минут мы подъезжаем к больнице.

Карсон все еще находится в отделении интенсивной терапии. Мы идем по узкому коридору, и медсестра со вчерашней смены узнает меня.

— Вы здесь навестить Карсона?

— Да.

Я осматриваюсь в поисках его семьи, но никого не вижу.

Она улыбается.

— Его семья уехала поспать. Уверена, скоро они вернутся. Они едва покидали больницу после случившегося. Какая прелесть! Я отведу вас, милая.

Я смотрю на маму.

— Иди, — говорит она. — Я побуду здесь.

Медсестра показывает мне следовать за ней, и я машу маме. Так приятно, что она со мной. Мы обе через многое прошли. Слишком многое, если вы меня спросите. Может, благодаря тому, что это у нас общее, мы справимся. Должны справиться.

Мы останавливаемся напротив его палаты, и медсестра заглядывает внутрь. Я кручу перед собой руки. Я не должна так нервничать. Я же его знаю.

— Заходите. Он вас ждет.

Глубоко вдыхаю и захожу за штору.

Я думала, что он будет лежать, но он сидит на кровати, опираясь на несколько подушек. Его карие глаза находят мои, как только я захожу, и даже несмотря на то, что он очень бледен, его улыбка озаряет палату. Его грудь поднимается, и он будто выдыхает с облегчением.

— Ты в порядке, — говорит он.

Кажется, мое сердце вырвется из груди, и я бегу к его кровати. Когда оказываюсь рядом, он медленно приподнимает руку, и я беру ее, притягивая к своим губам.

— Ты в порядке, — шепчу я.

Он отпускает мою руку и хлопает по кровати рядом с собой.

— Садись.

— Но…

— Все в порядке. Я в порядке. Ну… — Он смотрит на ноги. — Типа в порядке, думаю.

Я осторожно забираюсь на кровать рядом с ним, избегая его ног. Опускаю голову к его груди и аккуратно обхватываю его руками. Он шмыгает, и я чувствую теплые слезы на своей щеке. Не знаю, мои они или его.

— Я так испугалась, — шепчу я. — Так сильно испугалась.

Он поглаживает мои волосы.

— Я тоже.

Мы сидим так долгое время, никто не говорит ни слова. Затем заходит медсестра, сменяет пакет с жидкостью, прикрепленный к его капельнице, и молча уходит. Я рада, что она дает нам время.

— Мне так жаль, Карсон.

— Ты ни в чем не виновата.

Я отодвигаюсь и сажусь, все еще держа его за руку.

— Болит? — Не знаю, почему спрашиваю, когда уверена, что болит.

Он пожимает плечами.

— Да не особо. — Я замечаю намек на улыбку. Не знаю, как он может шутить на эту тему, но все равно улыбаюсь.

— На тебя раньше набрасывались акулы?

— Не-а. Сознаюсь, это впервые. — Он старается все перевести в шутку, но я вижу боль в его глазах.

Сжимаю его руку.

— Насколько больно?