Галина Чередий - Саблезубый

– О-бал-деть! – произнесла расплывшаяся бессильно по мне Катька. – Вот это я понимаю… понимаю теперь, в чем прикол.

– Что, шестьдесят девять зашел девочке? – ухмыльнулся я, так же расслабленно распластанный под ней.

– Мм-м, это так называется? Еще как зашел. Ты классный, Боев. Мне все понравилось, даже твой вкус. – И она потерлась лицом о мои причиндалы, как довольная кошка. – Спасибо тебе.

Черт знает… вот как так, что эти ее прикосновения и слова мне не то что под кожу забирались – до костей и глубже, до самого дна пробирали. Потому что… бля… потому что это было искренне. Она как зверек какой-то моментами дикий, цапнуть может запросто, но бесхитростный. Каждая эмоция на вес золота, потому что они все у нее самой чистейшей пробы. Алмаз ведь, девка. Если никто не испортит, то будет кому-то и счастье и погибель. Будет, угу. Тому самому единственному особенному, где его, сучонка удачливого носит по белу свету. Хотя пусть носит. Я за него побуду пока. А если кто обидит ее опять… порву на куски и по помойкам раскидаю, пусть тварь эту собаки сожрут, коли и они не побрезгуют. В груди мигом будто кто костер развел, кулаки сами собой сжались, челюсти свело.

– Мы же сможем еще такое повторить? – пробился голос Катьки через обернувшую мгновенно башку плотную пелену ярости, и она снова потерлась щекой об мои изрядно опустошенные яйца и поцеловала обмякшего бойца, отчего он тут же приободрился, а моя злость вдруг истаяла, как вода в песок ушла.

Вообще-то это обычно не слишком уютно, когда лицо партнерши находится у твоего агрегата, когда тот обвис подуставший. Лично мне точно так. Только полная боеготовность на всеобщее обозрение. Но сейчас с Катькой было комфортно. Блин, она реально так терлась, едва не мурлыкая, что у меня внутри все грелось от… милоты. Когда такое было?

– Катюша, любое действие, включающее мой член у тебя во рту или в любом другом месте в твоем теле, я готов повторять сколько угодно. Но сначала ты все же повернешься своей роскошной задницей к лесу, как бы я ни сожалел по поводу потери такого ох*ительного вида, а ко мне передом, и мы таки поговорим.

– Боев… – напряглась моя загадка, приподнимаясь на руках. Эх, так хорошо лежала. Может, стоило еще чуток помолчать.

– Даже не пытайся, Катька, – потянул ее слегка за волосы, вынуждая упасть назад, на меня спиной, как только стала сползать, явно рассчитывая улизнуть. – Смирись с неизбежным.

– Да с чего бы это?

– С того, что я хочу узнать о тебе все. И о тех , сука, мразях, кто тебя обижал.

– Да зачем тебе?

– За надом. Ты давай колись, дальше уже не твое сопливое дело.

– Да не хочу я этого! – Она ерзала, выкручиваясь из моих рук, но хрен там у нее выйдет.

– Почему?

– Потому что мне вот сейчас хорошо. Впервые, Боев. Не хочу я все портить и вспоминать пока. Не хочу чтобы ты… – она осеклась и поежилась, – чтобы брезговать мною стал.

– Дура совсем? – вскинул я голову, посмотрев в лицо этой бестолковке.

– Ну или жалел.

– Я женщин не жалею, Катька, я их трахаю, причем безжалостно, – фыркнул и стиснул упругую ягодицу. – Кончай ерзать, никуда ты уже не денешься.

– Боев…

– Катерина, по жопе надаю! – и снова прижал захваченное полупопие для наглядности.

– Что, тоже будешь дуру молодую жизни учить? А ремень у тебя армейский не завалялся случайно, до меня так быстрее доходит, – огрызнулась она, но притихла.

Дергаться перестала, но надулась как мышь на крупу, говорить явно не намеренная. Вот же заразина упертая. У меня тут от ее упоминания ремня все кишки как углями посыпало и заболело, кажется везде, где когда-то самому попадало, а она молчит.

– Балда, я тебя, если надо, и членом отшлепаю.

– Ну да, ну да, – усмехнулась она.

– Доказать?

Она закатила глаза и шумно выдохнула, демонстрируя свое отношение к моей доказательной базе. А зря, я к таким вещам всегда серьезно подходил. Никаких слов на ветер.

– Слушай, Боев, пойми ты, мне не нужен спаситель. Я уже сама себя спасла, – начала моя умница свою речь.

Ой, ну да. Малыш, нашла кого перетрандеть. Бывшего опера и п*здабола экстра-класса.

– Ты сбежала, а не спасла, дуреха. Собираешь так и жить дальше, бегая и прячась?

– Да что ты знаешь?!

– Кое до чего докумекал, тайна ты моя. Ты смоталась от кого-то, по твоему мнению, очень влиятельного. Достаточно, чтобы он смог отследить и найти тебя по официальным каналам. Менты, больницы.

Катька взвилась, все же вырываясь, но я уже не особо и держал. Чего нужно, добился.

– Это не по моему мнению, – возмущенно выкрикнула она, хмурясь и пронзая меня взглядом. Бровки так смешно домиком сделала, моя ж ты грозная и сурьезная. Чмокнул бы в эти морщинки, но с психу глаза же выцарапывать еще кинется. – Он и есть очень влиятельный!

– И так понимаю, у тебя есть твердая уверенность, что искать он тебя будет.

А какой дебил не будет? Я бы носом землю рыл, если бы ты моя была и смылась.

– Тверже некуда.

– А твой план – сбыть побрякушки, слепить себе новые доки и осесть тихонько где-то, где он тебя никогда не найдет, или же кочевать с места на место, как только почудится что-то? – Она насупилась еще больше, сопя в недовольстве. Ну как детсадовка, ей-богу. Мелкая же еще совсем. Загадочная вся, ага. Да я тебя на раз прочитал, дурилка картонная. – Катька, по-твоему это нормальная жизнь и типа спасение?

– Тебя, блин, это не касается, Боев! – Во, покатила демонстрация независимости, ага-ага, покачай мне тут права. – Как смогу, так и буду…

Так, не хотелось бы экстрима, но тут тяжелый случай и дожимать придется. Прости, детка, но это лучше для тебя же.

– Во-первых, касается. Мужик трахнул – мужик впрягся. А во-вторых, помогать тебе должен, судя по всему, Колька.

– Не должен он ничего. Просто я… надеюсь.

– А теперь напряги мозги и прикинь. Как думаешь, этот твой влиятельный неизвестный ублюдок совсем тупой и не допрет до того, чтобы искать не только тебя, но и цацки, которые ты увезла?

– Что?

– А то! Обычное дело – разослать по стране ориентировки с описанием украшений, и только кто-то явится сдать что-то похожее, и тут его сразу цап за жопу! И по всему выходит, что ты планируешь подставить моего друга под нехилую раздачу.

– Я не… – У меня горло перехватило и сердце ухнуло вниз. Как же так? – Не может быть!

– Чего? Того, что золотишко твое искать будут, или того, что ты Кольку им подставишь? – только что скалившийся Боев смотрел на меня строго и, как мне почудилось, с осуждением.

А из моего позвоночника будто вынули кости, и голова с грузом новой информации стала весить тонну. Что же это выходит? Я зря сюда притащилась? Вместо того чтобы переться в такую даль к брату, которому, получается, могу только гемор принести, надо было как-то самой пристраиваться. Но как?

– Ты куда? Катька? – окликнул меня Андрей, когда я сползла с кровати и поплелась из спальни.

– Я… водички пойду попью. – Да хоть куда прямо сейчас, только бы одной побыть и обратно себя, мигом развалившуюся, собрать. Нельзя раскисать. Нельзя! И паниковать нельзя.

– Кать! Вернись, поговорим, – позвал меня Боев, но я не хотела больше разговоров. Что-то они мне с ним радости не приносят, в отличие от секса.

Одернув верх пижамы, я пошла на кухню и уселась голой задницей на табуретку, уставившись на початую бутылку коньяка. Что, приземлили тебя, Сомова? А ты уже прямо размечталась. Сдам проклятущие побрякушки, куплю документы, еще и типа стартовый капитал останется. У брата на шее не повисну, наоборот, еще и с ним поделюсь за помощь. Благодетельница недоделанная. Жилье сниму, работать пойду. Или учиться. А можно и то, и другое. Потяну, я не слабачка. И что теперь? Железки эти хоть выкини, они подстава натуральная, денег нет и не будет, документов тоже. Какая мне в таком случае работа светит? На панель? Ага, туда всех берут. Да счаз! Хватит с меня этого гадства. Лучше тогда замерзнуть где на улице насмерть.

– Катька, я же сказал, что мы не договорили. – Голый Боев зашел в кухню. Но мне на него и смотреть не хотелось.

– Договорили, – покачала я головой. Что уже из пустого в порожнее… – Спасибо, что предупредил вовремя. И что приютил. За все, в общем. Ты хороший, Андрей.

– Ты еще сейчас мне прощаться начни, ага, – раздраженно рыкнул он и плеснул коньяка себе и мне, пододвинул рюмку.

– Нет, – отказалась я.

– Глотни, сказал, и выходни, – велел Боев.

– С моей наследственностью только начинать успокоение на дне рюмки искать. Слушай… могу я еще немного пожить у тебя? – и зачастила, пока сходу не отказался: – Придумаю что-нибудь и свалю. Обещаю, что это недолго, отсвечивать лишний раз не стану и что к Кольке и близко не подойду. Даже на глаза не покажусь. Честно. От меня не будет проблем, клянусь.

Дурацкие слезы, ну чего они полились? Я не нытичка и на жалость давить тут не собираюсь.

– Господи, ну еще этого мне не хватало! – тяжко вздохнул Андрей, поднял меня с табуретки, сел сам и усадил на себя. Взял салфетку и принялся вытирать мне щеки, хоть я и пыталась увернуться. – Да сиди ты, не ерзай! А то доерзаешься до греха мигом. Ты чего себе уже напридумывала? Свалит она. Куда, блин? Ничего, что я тебе сам предложил остаться и это ты начала рваться куда-то.

– Нет! Не понимаешь ты! – выхватила я у него салфетку, злясь на эти неуместные слезы. – Я не хочу вот так!

– Не понимаю. Как «так»?

– А так! Ты вещи мне вон уже покупаешь, кормишь, содержишь, а я собой опять за все это рассчитываться должна. А я так не хочу больше!

Он отклонился, одарил тяжелым взглядом, хлопнул коньяка без закуски.

– А я что, о расчетах каких-то заикался, Катька? Ответь! – потребовал он грозно. – Не ты ли сама сходу мне этот натуральный обмен выкатила?

– Сама. Но тогда все по-другому было.

– По-другому у нее, – дернул он меня слегка за кончики волос, заставляя посмотреть ему в глаза. – Так, первое, я, по-твоему, урод какой моральный, чтобы за крышу над головой, тряпье и жратву ноги раздвигать требовать?

А ведь и правда, он от меня сам ничего не требовал. Я предложила – он взял. Нет я ни разу и не пикнула. Да еще и так взял, что я готова давать, только он моргни.

– Я…

– Молчи, женщина, я не закончил! Кроме того первого дерьма с минетом, что был твоей же инициативой, я хоть раз что-то с тобой насильно или что неприятное сделал?

– Нет, но…

– Цыц, блин! Я разве сказал, что продать твои цацки – вообще без вариантов? Сказал, что к Кольке приближаться тебе запрещаю, а? Он ведь тебе родня, так?

– Брат, – брякнула, прежде чем язык прикусила.

– Брат… – Андрей уставился на меня пристально и почесал затылок.

– Я не вру. Но говорю же, даже не сунусь, слово даю.

– Да верю я тебе, Катюха, предвкушаю просто, каких п*здюлей твой Колька мне захочет отвесить и как нам не разосраться из-за этого в хлам. Эх, говорил мне Камнев, но я же вечно хером думаю в первую очередь. Но в твоем случае никаких сожалений, – хитро подмигнул он мне.

– Незачем вам ссориться. Мы ему и не скажем, кто я и вообще…

– Тормози, умная! – снова прикрикнул на меня Андрей и даже по заднице чуть хлопнул. – Что значит – не скажем?

– А смысл?

– Погоди, чё-то я не догоняю, – мотнул бритой башкой он. – Колька тебе – брат, но если помочь с цацками пока не сможет, то и на хер не упирался, получается?

– Сам ты умный, Боев, да только не шибко! – огрызнулась я. – Колька о моем существовании и не знает почти наверняка. Жил себе спокойно, а тут я такая свалюсь ему на голову. Здравствуй, братик, приюти меня бездомную, нищую и с кучей проблем на хвосте. Так, что ли? Нет, не пойдет.

– А, то есть, по твоей логике, выходит, что тебе не нищей, а ты такая и есть, хочу заметить, он должен был больше обрадоваться.

– Ты сказал, что украшения – это палево. Они мне бесполезны.

– Я сказал, что прямо сейчас, по горячим следам, они палево. Через годик о них никто и не вспомнит, и сбывай себе понемногу, не скопом.

– Годик?

– А что? Тебе двадцать, а не семьдесят, что такое годик в твоем возрасте?

– Что такое год в моем положении.

Боев взял и пересадил меня лицом к себе и беспардонно толкнулся полустоячим между ног.

– А что не так с твоим положением? – ухмыльнулся он и стиснул мои ягодицы. – Пересидишь у меня, если Колька тебя к себе не утянет и не закроет подальше от меня.

– Угу, на тебе еще скажи.

– Не без этого.