неизвестен Автор - Сад плененных сердец

Так как хитрый этот брамин (известный по имени Панчала-шарман), был первейшим из пройдох и неоднократно осуществлял во всех подробностях хитрозадуманные планы обмана, то он очень ловко провел все, что только что было сказано, со многими добавочными подробностями. Результат не заставил себя долго ждать. Мы достигли всех наших целей. Подобно тому как пчела пользуется и наслаждается свежим цветком жасмина, точно так же и я воспользовался и наслаждался чистой молодостью царевны Навамалики. Теперь я прибыл сюда в город Чампу со всеми своими войсками, имея в виду две цели: во-первых, оказать помощь этому царю Синхаварману и, во-вторых, для того, чтобы встретиться тут со всеми друзьями. Судьбе было угодно, чтобы я осчастливлен был свиданием также и с тобою, о царь!

Улыбка просияла на лотосообразном лице царя, когда он выслушал этот рассказ о приключениях Прамати, и он сказал: «Сила твоя лежит в очаровании, приемы твои отличаются мягкостью; люди проницательные предпочитают такой способ действий».

«А теперь твоя очередь!» — сказал сын царя земного и взглянул на Митрагупта.

Перевод с санскрита М. Щербатского

Он начал:

Царь, цель моих странствований была та же, что и других товарищей моих. И вот однажды я попал в царство Сухма. Подходя к главному городу Дамалипта, я заметил в загородном саду большое праздничное собрание народа. Там же я увидел в стороне сидящего в беседке, покрытой вьющимися растениями, какого-то молодого человека, со страдающим видом развлекающего себя игрою на гитаре. Я спросил его: «Скажи, друг мой, какой такой это праздник, для чего он установлен и почему ты не принимаешь в нем участия, а сидишь в уединении, в сообществе одной только гитары, и как будто страдаешь?»

Он отвечал: «Дорогой мой! У Тунгаданвана, царя Сухмийского, не было детей. Тогда он припал к стопам богини Кали, поселившейся в этом вот храме и забывшей о любимом своем местопребывании в горах Виндья. Он просил ее даровать ему двух детей. Постом и молитвой сопровождал он просьбу. Тогда богиня явилась ему во сне и сказала: «У тебя родится один сын и родится одна дочь. Первый должен будет служить мужем второй. Но до выхода замуж, начиная с седьмого года, пусть она ежегодно, когда луна вступает в созвездие Плеяд, ублажает меня танцами с мячом, если хочет получить достойного ее мужа. Кого она полюбит, за того должна быть и выдана. День этот пусть будет праздником и пусть называется Праздником мяча».

Вскоре после этого Медини, любимая супруга царя, родила ему сына, после которого родилась и дочь. Вот именно сегодня эта дочь, по имени Кандукавати, будет услаждать богиню Кали, луною венчанную, своими танцами с мячом. У нее есть подруга по имени Чандрасена, моя молочная сестра, которую я люблю. За ней в последнее время страшно ухаживает царевич Бимаданван. Поэтому я страдаю, пронзенный стрелами терзающего душу бога любви. В сердце у меня отчаяние, и я до известной степени утешаю себя сладкими звуками гитары, сидя здесь в уединении».

В этот момент послышались женские шаги. Подошла к нам молодая женщина со звенящими на ногах браслетами. Как только он ее увидел, лицо его прояснилось, он встал, она бросилась ему на шею и обняла его. Затем он сел на том же месте и обратился ко мне: «Вот та, которая мне дороже жизни! Разлука с ней жжет меня, как огонь. Если сын царя отнимет ее от меня, то он отнимет от меня и жизнь мою! При мысли об этом кровь застывает у меня в жилах, как у мертвеца. Так как он царский сын, то я не буду в состоянии помешать ему. Поэтому пусть знакомство со мной не имеет последствий, я готов покончить с этой жизнью, которая при данных обстоятельствах потеряла для меня смысл».

Когда он это сказал, все ее лицо покрылось слезами, и она отвечала: «Господин мой! Не совершай ради меня этого отчаянного поступка. Ведь ты происходишь от Артадаса, первейшего из здешних купцов, родители дали тебе имя Кошадас (то есть «слуга богатства»), но враги твои по причине сильной любви твоей ко мне дали тебе прозвище Вешадас (то есть «слуга гетеры»). Если ты при этом покончишь с собой, а я останусь жить, то я только оправдаю распространенное мнение, что гетеры — народ безжалостный. Поэтому сегодня же беги отсюда и веди меня с собой в любую страну».

Тогда он обратился ко мне и сказал: «Любезный мой! Ты видел много различных государств; которое из них богаче, где бывают лучшие урожаи и где население в большей своей части хорошо относится к пришлым людям?» Я на это, слегка усмехнувшись, отвечал: «Любезный друг! Земля ведь очень обширна, океан служит ей пределом. Много есть прелестных населенных мест, они встречаются в различных сторонах, им нет конца! Однако сначала подумаем вот о чем: быть может, я найду какой-нибудь такой исход, который даст вам возможность преспокойно остаться жить здесь, а затем, если это окажется невозможным, я сам буду вашим путеводителем».

В этот самый момент послышался звук женских шагов — раздался звон драгоценных браслетов на ногах. Тогда наша собеседница, Чандрасена, заволновалась и проговорила: «Это прибыла она, царевна Кандукавати. В честь богини Кали она исполнит танец с мячом. Всякий может свободно видеть ее на этом Празднике мяча. Приходите смотреть вы оба. Это доставит вам большое удовольствие. Я же ухожу, я должна находиться при ней». Сказав это, она ушла. Мы оба последовали за ней.

Мне сразу бросилась в глаза молодая красавица с линией губ ярко-вишневого цвета. Она стояла на большой, убранной всякими драгоценными украшениями сцене. Сразу же она проникла в мое сердце. Я не замечал, да и никто другой не замечал, что она находится на некотором расстоянии от нас. Удивленному и пораженному, мне показалось, не сама ли это появилась перед нами богиня красоты! «Нет, нет, однако, — подумал я, — богиня красоты ведь держит лотос в руке, а у этой сама рука является лотосом! Затем, что касается богини красоты, то бог Вишну, первообраз мужчины, и первородные цари наслаждались ее телом, а это молодое тело совершенно непорочно, никто еще им не насладился». Пока я так рассуждал, царевна, все тело которой дышало непорочной свежестью, скрестила кончики своих нежных пальцев и, прикоснувшись ими к земле, быстрым движением преклонилась перед статуей богини, причем встряхнулись ее темные вьющиеся волосы. Затем она взяла в руки красный мяч, который показался мне самим богом любви с раскрасневшимися от сильной страсти глазами. Легко и грациозно бросила она его на землю. Он немного отскочил, и она поймала его своею нежною рукою, слегка согнув большой палец и вытянув остальные тонкие свои пальцы. Ударив его снизу верхней поверхностью ладони, она подбросила его вверх, и, когда он полетел обратно вниз, как брошенный букетик цветов, за которым гонится вереница пчел, она поймала его на лету и снова бросила. Затем она исполнила фигуру удаления и приближения к авансцене, все время при этом легкими ударами подбрасывая мяч, причем музыка переходила из умеренного в медленный, а при приближении из умеренного в быстрый темп. Когда при удалении и замедлении темпа движение мяча как бы замирало, она безжалостными ударами заставляла его вновь подыматься. Наоборот, когда он начинал скакать все выше и выше, она, ослабляя удары, как бы давала ему успокоиться. Потом, поймав на руку падавший сверху мяч, она стала попеременно ударять его левой и правой рукой, заставляя его постепенно лететь вверх, как птичку. Когда же он с большой высоты падал на некоторое от нее расстояние, она бросалась, чтобы прибить его к себе, и в то же время исполняла так называемую «фигуру песни» (то есть движения по десяти шагов с небольшими паузами между десятками). Она проделала эту фигуру удаления и приближения с мячом несколько раз, всякий раз в другом направлении. Исполнение ее, сопровождавшееся разными красивыми движениями, увлекло публику. Ее внимание было приковано к сцене. Поминутно раздавались разные возгласы одобрения. Я стоял прямо против царевны, опершись рукой на плечо Кошадаса. Волнение мое возрастало с каждым мгновением, щеки покраснели, глаза широко раскрылись. И в этот момент она стрельнула в меня таким взглядом, что, казалось, это сделал через ее посредство сам бог любви, специально для этой цели спустившийся в этот момент на землю. При этом она одновременно с игрою в мяч кокетливо играла движениями своих бровей. От учащенного дыхания раскрывались ее губы и розовый блеск их дрожал в воздухе. Казалось, то были не лучи красного цвета, а розовые веточки, которыми она отмахивалась от пчел, привлеченных к ней ароматом ее лотосоподобного лица. Как бы от стыда перед моими взглядами, она скрывалась в цветочную клетку, которая создавалась перед нею от весьма быстрого вращения мяча. Под моими взглядами она затряслась, как будто бы встряхиваясь, после того как пятистрелый бог любви сразу ударил в нее всеми пятью стрелами своими, которые он обыкновенно выпускает последовательно одну за другой. Совершенно ясно было, что она волнуется от сильного порыва любви. В таком состоянии она стала исполнять фигуру зигзага, как бы подражая движению молнии. Она выступала в такт музыке, и с каждым шагом совпадал звон ее драгоценных украшений. Она посылала мне многозначительные улыбки, и розовые губки ее озарялись блеском улыбающегося лица. Пышная коса ее то стряхивалась с плеч, то снова ложилась на них.

Поясок, увешанный драгоценностями, звенел на ней всякий раз, как она до него дотрагивалась. Когда она сгибала или выпрямляла свое развитое седалище, то плотно облегавшая его одежда-повязка складывалась красивыми складками. Ее тонкие руки то сгибались, то вытягивались, ударяя по мячу и играя мячом. Заложив красивую руку за голову, она поднимала вверх упавшие на плечи локоны. Когда в ее ушных подвесках перепутывались золотые пластинки, она с необыкновенной быстротою, не останавливая танца, приводила их в порядок. Руки и ноги ее были в постоянном движении, сообразно тому как она, ударяя по мячу, бросала его то от себя, то к себе. Ее стройная талия то исчезала, то как бы вновь показывалась, по мере того как она либо нагибалась, либо выпрямлялась. Спускавшаяся с ее плеч длинная жемчужная нить была в постоянном движении, сообразно с движением ее тела вниз и вверх. Движение воздуха, возбуждаемое, как веером, движением ее ушных подвесок, поднималось как бы для того, чтобы высушить капли пота, выступавшие на ее лице и портившие арабески, коими разрисованы были ее щеки. Нежные пальцы одной руки были то и дело заняты поправкой лифа, немного приоткрывавшего ее высокую грудь. В продолжение всего танца царевна делала самые разнообразные движения: она и опускалась, и вставала, глаза и открывала, и закрывала, то приостанавливалась, то двигалась. После паузы она вдруг принялась исполнять новые фигуры и с одним, и с несколькими мячами, заставляя их то летать в воздухе, то двигаться по земле. Наконец, она вместе с Чандрасеной и другими подругами несколько раз прошлась по сцене и заключила это шествие земным поклоном перед статуей богини. Затем с подругами вместе стала удаляться по направлению к женской половине дворца. Мое влюбленное сердце как бы провожало ее вместе с преданными ей служанками. Уходя, она опять подарила мне такой взор, что, казалось, сам бог любви ударил в меня своей сильнейшей лотосовой стрелой. Неоднократно многозначительно поворачивала она свое прелестное, как диск луны, лицо. Она, очевидно, желала удостовериться в том, дошло ли сердце ее, которое она мне посылала, по назначению или же оно возвращается обратно.

Меня же стал терзать бог любви, и в этом состоянии я вернулся домой, где Кошадас устроил мне роскошный прием, с ванной, угощением и прочим.

Вечером пришла к нам Чандрасена. Улучив момент, когда мы с ней остались наедине, она поклонилась мне в ноги. Затем она села рядом со своим возлюбленным, грациозно, с любовью прижавшись плечом к его плечу. Кошадас пришел в хорошее настроение и проговорил: «О длинноокая красавица моя! Пусть до конца дней моих ты будешь ко мне столь же милостива, как и теперь!» Я усмехнулся и сказал: «Друг мой! Это твое пожелание не трудно исполнить. У меня есть волшебная мазь. Если она помажет ею себе глаза, то царевичу она будет представляться в виде обезьяны. Тогда он ее разлюбит и бросит за ней ухаживать». Она рассмеялась и обратилась ко мне, говоря: «Ты оказываешь мне, твоей покорной слуге, слишком большую милость. Ты в этом же перерождении хочешь лишить меня человеческого образа и превратить в обезьяну! Оставим это! Наше желание осуществится другим путем! Сегодня как раз на празднике, при исполнении священного танца с мячом, царская дочь увидала тебя, превосходящего своею красотой бога любви. Она сразу влюбилась в тебя. А бог любви, как бы из ревности, стал терзать ее свыше всякой меры. Я вижу, в каком она состоянии, и сообщу об этом деле своей матери, она же скажет ее матери, а царица скажет о нем царю. Увидев, в чем дело, царь отдаст тебе руку своей дочери. Тогда и царевич окажется у тебя в подчинении. Ведь божество предсказало такой оборот событий. Когда же царская власть будет в твоих руках, то царевич Бимаданван не будет в состоянии приставать ко мне, если ты этого не пожелаешь. Поэтому потерпи немного, поживи здесь дня три-четыре». При этих словах она поклонилась мне, обняла своего возлюбленного и удалилась. Мы же с Кошадасом принялись всячески размышлять по поводу сказанного ею, и в этих размышлениях прошла у нас почти вся ночь. Поутру я совершил обычные обряды и затем отправился гулять в парк, к тому самому месту, где накануне я испытал счастье увидеть впервые свою возлюбленную царевну. Туда же пришел и сын царя Бимаданван. Безо всякой гордости он стал со мною любезно разговаривать и посидел со мною некоторое время. Затем он пригласил меня к себе, провел в верхние комнаты и там устроил мне почетный прием, предложив то же кушанье, угощение, отдых и прочее, какими пользовался и сам.