Вставил свое слово и порядком смущенный Фред.

- В Англии военное положение. Ты можешь тупо застрять в лагере для интернированных из-за какой-нибудь глупой чиновничьей ошибки, и пока суд да дело, пройдет уйма времени! Я виноват перед тобой..., мы все виноваты, но...

Они не понимали его. В заботе о безопасности Майкла родственники вряд ли осознавали, что он не сможет жить как раньше, когда погибли его дети и жена.

Наверное, от боли у Майкла частично помутился разум, потому что он сделался нечувствительным к опасности смерти. Да, что там, неосознанно он даже мечтал погибнуть - от немецкой торпеды или бомбы, все равно! Лишь бы избавиться от невыносимых угрызений совести, которые мучили его изощреннее пыток. Теперь, когда их с Хелен разлучила смерть, до Майкла с запозданием дошло, почему они не смогли стать счастливыми - жена никогда не была уверена в искренности его чувств, все время и вполне объяснимо ожидая предательства. Именно нежелание понять эту женщину и разделить её интересы, его холодность и циничность привели их брак сначала к краху, а потом и вовсе к гибели семьи.

О погибших детях Майкл боялся даже думать, отчетливо осознавая, что может просто сойти с ума от чувства вины. Как он выжил тогда? Как не допился до белой горячки и не прыгнул в мрачные воды Атлантики в одну из тех страшных ночей, когда плыл в Англию?

Фрейзера удержало от самоубийства только одно - детское, хотя и мало смешное в своей трагичности желание доказать то ли самому себе, то ли мертвой Хелен, что он не боится бомб, погубивших жену, что он приедет к ней, даже если её уже нет.

Он приехал в пострадавший от бомбардировок Лондон 4 сентября.

Английская столица встретила его затемнением, носящейся в воздухе гарью, пылающими развалинами домов, воем сирен, предупреждающих о налетах, и общим стойким ощущением беды и несчастья. К его удивлению, англичане не выглядели подавленными или растерянными, разве более сдержанными и озабоченными, да чаще, чем обычно поглядывающими на небо.

В американском посольстве Майклу выдали необходимые документы для перемещения по внутренним графствам, снабдили продовольственными карточками, но предупредили, что в стране властвует режим чрезвычайного положения и люди очень подозрительно относятся к приезжим иностранцам. И именно отсюда, из кабинета консула Фрейзер позвонил в Бленчинг.

Он не знал, как посмотреть в глаза женщине, потерявшей по его вине дочь и внуков, но если последних спасти не удалось, может, удастся увезти из страны тестя и тещу? В согласии Вормсли покинуть Англию Майкл сильно сомневался, но для очистки совести должен был сделать это предложение. На телефонный звонок ответил тесть, сухо согласившийся его принять.

Но прежде чем покинуть Лондон, Майклу пришлось пережить бомбежку. Он уже лежал в постели, уныло думая о предстоящей встрече, когда раздался пронзительный вой сирен, и к нему в номер застучал консьерж, громко призывая спуститься в бомбоубежище.

Состояние духа у Фрейзера было настолько угнетенное, что предательская мысль остаться в постели и довериться тому, что суждено, настойчиво засела у него в голове.

Безразлично прислушивался он к торопливым шагам и взволнованным голосам бегущих вниз по лестнице людей - ему почему-то претил этот поспешный бег от смерти. Но когда он услышал пронзительный шум моторов бомбардировщиков, его охватила жуть, а когда первый взрыв потряс все здание гостиницы, и посыпалась штукатурка, Майкл подскочил с постели, торопливо оделся и спустился в подвал, где было устроено бомбоубежище.

Нет, не все ещё дела были им сделаны на этой земле, чтобы так бездарно умереть.

И несколько часов подряд, пока продолжался налет, он просидел в подвале, в обществе перепуганных людей, с надеждой и страхом взирающих вверх, на массивные своды бетонного перекрытия - попадут или не попадут, выдержит или не выдержит!

- Бомбят, в основном, порт и Ист-энд! - промямлил кто-то, может, желая утешить окружающих, но желаемого эффекта эти слова не достигли.

Хелен жила в Вест-энде, а что толку? Бомбы настигли её и там!

Бензин распределялся по карточкам и только на неотложные нужды, поэтому впервые в жизни Майкл был вынужден добираться до пункта назначения на поезде в компании дородной и дурно пахнущей вдовы лет пятидесяти, двух её мопсов и вертлявого прыщавого подростка лет двенадцати, постоянно исподтишка дразнившего несчастных псов. Те возмущенно лаяли, женщина сначала одаривала озорника ледяными взглядами, но вскоре её терпение иссякло, и на голову несносного мальчишки обрушился внушительных размеров зонт.

- Безобразник,- завопила вдова,- оставь в покое беззащитных животных! С тех пор, как отменили занятия в школах вы стали сущим проклятием для порядочных людей! Если бы у нас было настоящее правительство, оно бы вас всех загнало в работные дома!

Работные дома у Майкла четко ассоциировались с Диккенсом и девятнадцатым веком, но разве родился смельчак способный возразить разгневанной даме под полтинник, да ещё таких внушительных размеров? Тем более что её инквизиторский взгляд уже уперся в его шляпу 'а-ля Гарри Купер'.

- Вы иностранец? - враждебно спросила дама.

- Американец, мэм!- Фрейзер любезно растянул губы в улыбке.

- Янки?! Оно и видно! Настоящий джентльмен давно бы поставил этого юного нахала на место и не дал издеваться над добропорядочной вдовой! Куда вы следуете?

Да, война значительно изменила нравы в английской глубинке, если почтенные вдовы позволяют себе разговаривать с незнакомыми мужчинами!

- В Бленчинг, мэм!

Неожиданно в разговор вмешался крутящийся все это время как юла юнец. Растянув губы в дурашливой усмешке, обнаживший щербину между зубами, он жизнерадостно фыркнул.

- Я тоже еду в Бленчинг! Меня там будут встречать. А вас?

Майкл неопределенно пожал плечами. Он предупредил Вормсли о приезде, но вряд ли они сочтут нужным выслать ему навстречу машину.

Мальчишка, между тем, болтал как заведенный.

- Тетя Агата выпроводила меня из дома. Говорит, что в Лондоне небезопасно, но, по-моему, я ей просто надоел!

- Не мудрено,- мрачно буркнула дама,- мигрень появляется уже через пять минут общения с тобой! И совершенно безответственно со стороны твоей тети обременять посторонних людей такой докукой!

Но несносный ребенок и бровью не повел на её ворчание. Он ухитрился тайком дернуть одного из псов за ухо, невинно глядя при этом прямо в глаза Фрейзера. Псы залаяли, разъяренная дама издала гневный рык, и объяснения мальчишки потянул в общем шуме.

- Друг... приглашение... бабушка...

Это единственное, что из общей какофонии звуков уловил Майкл. Да, впрочем, ему было не особо интересно. Он ещё не обрел способность смотреть на мальчишек этого возраста без тошнотворной боли. Конечно, этот подросток не мог сравниться с Эдвином - веснушчатый, рыжий, с тонкими ножками в гетрах, нелепо торчащими из-под слишком коротких шорт. И все же в его голове мелькнула мучительная мысль о несправедливости происходящего. Вот сидит рядом несносный мальчишка - живой и здоровый, а его сын превратился в выжженную воронку среди обломков (Майкл побывал на месте катастрофы). Почему? Почему Всевышний решил именно так?

Весь во власти мрачных дум он больше не реагировал на перепалку спутников, сосредоточив невидящий взгляд на пробегающем за окном пейзаже. Он настолько углубился в себя, что опомнился только, когда мальчишка задергал его за рукав плаща.

- Эй, мистер, уже наша станция! Проспите!

Майкл встрепенулся. Может, он действительно задремал? За окном останавливающегося поезда замедляли ход деревья и дома, а вот появился и перрон со встречающими людьми. Фрейзер только лишь небрежно скользнул глазами по смазанным движением и мутным стеклом лицам, зато мальчишка завопил как пароходная сирена:

- А вот и Эд со своим дедом!

- На рукаве джентльмена траурная повязка, - заметила дама, моментально загородившая крупом все пространство окна.

Майкл доставал с полки саквояж, в пол уха слушая их диалог. Мальчишка же, со свойственным его возрасту жестокосердием к чужому горю, радостно пояснил спутнице:

- У Эда во время бомбежки погибли мать и сестрички! Вот они и носят траур. Тетя Агата тоже в трауре! Мне на похоронах повязали на рукав черный креп, но он все время сползал и рвался...

На этом парне порвался бы, наверное, даже брезент!

Пассажиры поспешили к выходу. Мальчишка выскользнул первым и устремился к дожидающимся на перроне родственникам. Ступив на платформу, Майкл поставил свой саквояж и неторопливо осмотрелся, соображая, как ему добраться до Бленчинга. Невольно его рассеянный взгляд остановился на старике и мальчишке, встречающих юного попутчика, и он недоуменно замер, заметив, что те так же уставились на него.

Американцу понадобилось несколько мгновений, чтобы узнать в пожилом джентльмене своего тестя, и тогда его ошеломленный взгляд опустился на ребенка рядом. 'Кто бы это мог быть? - заторможено подумал он. - Эд... сестрички и мать погибли...'

Догадка обожгла его, как кипяток. Это было настолько невероятно, что Майкл не поверил сам себе, жадно рассматривая мальчишку. Черные волосы, выбивавшиеся из-под хулиганской кепки, тонкий нос...

- Эдвард?!

Потрясение было настолько велико, что Фрейзер так и остался стоять, тупо глядя на чудом ожившего сына. Мимо шли люди, пронзительно прогудев, тронулся поезд, и, в конце концов, на перроне остались только они.

Неизвестно, на сколько ещё бы затянулось это потрясенное созерцание, но в планы недавнего попутчика Фрейзера оно не входило. Мальчишке несвойственно было стоять на месте дольше трех секунд, поэтому он сначала интенсивно затряс мистера Вормсли за рукав, что-то противно заныв, а потом принялся изо всех сил толкать Эдварда, который, не мешкая, ответил кулаком в плечо.

И вот только благодаря этой потасовке Майкл окончательно поверил, что перед ним живой сын, а не подсунутый отчаянием фантом.

Машинально подхватив саквояж, он подошел к тестю и сыну.

- Здравствуйте, сэр!

И присев на корточки, оказался на уровне глаз Эдварда.

- Здравствуй, Эд!

Ему хотелось сжать его в объятиях, расцеловать, вдохнуть запах волос, ощутить живое тепло ребенка, но мальчишка смотрел на него настолько холодно и отстраненно, что Майкл не отважился дать волю отцовским чувствам.

Несколько минут спустя они пешком направились в Бленчинг.

- С началом войны бензина не достать, и мы теперь повсюду передвигаемся либо пешком, либо на велосипедах! Джулия работает на оборонном заводе, а я из-за своего радикулита оказался на домашнем хозяйстве, - безо всякого выражения неспешно рассказывал сэр Самюэль,- научился отоваривать карточки. Мы с Эдом сами пилим дрова, ставим силки на зайцев и рыбачим! Жизнь продолжается...

Странно, но Майклу показалось, что старый джентльмен пытается его приободрить! Мистер Вормсли не выглядел раздавленным несправедливой судьбой, отнявшей у него единственную дочь. Сух, подтянут и спокоен. Ох, уж эта знаменитая английская сдержанность!

Пока мужчины неспешно вышагивали по дороге, мальчики их опередили, и о чем-то оживленно болтая, исчезли за поворотом.

Майкла, конечно, интересовало, каким образом выжил его сын, но задал он вопрос о другом.

- Кто этот шустрый мальчишка?

Сэр Самюэль с неожиданной улыбкой тяжело перевел дыхание:

- Его светлость граф Джонатан Абелмарл. Для нас просто Джо! Сущее наказание для всей родни..., правда, родни-то осталось всего лишь три человека - Джулия, леди Агата и леди Абигайль. Последняя уже давно передвигается на костылях, куда уж ей уследить за таким озорником! Леди Агата то же не в состоянии им заниматься, ведь у неё столько дел в комитете. Вот и прислали ко мне, чтобы я следил за мальчишками, да попутно учил геометрии, чтобы не забыли школьную программу.

Майкл только головой покачал - он так не смог привыкнуть к английской системе воспитания. У ребенка по самую макушку титулов и, наверняка, денег, но ни у кого нет желания уделить ему хоть толику внимания. Спихивают эту докучливую обязанность либо на дорогие частные школы, либо на отдаленных родственников, не могущих избежать столь сомнительной чести. И ведь все твердо уверены, что именно так и нужно!

- А..., Эд?

Вот ведь нелепая ситуация - невозможно даже открыто выразить радость при виде чудом спасшегося сына! В присутствии мистера Вормсли любые проявления эмоций казались, по меньшей мере, пошлостью. Но, тем не менее, тесть понял подоплеку этого сверхлаконичного вопроса.