Джорджетт Хейер - Саймон Холодное Сердце

Когда шевалье вышел, Маргарет подбежала к столу и спрятала кинжал у себя за пазухой.

— Я хочу побыть одна, Жанна, — сказала она.

Жанна, не сказав ни слова, ушла. Едва лишь двери закрылись за ней, как мадам Маргарет снова принялась ходить по залу, о чем-то напряженно думая. Наконец, она остановилась и достала из-за пазухи кинжал. Потом, подобрав платье, чтобы не слышно было его шороха, она подошла к дверям и открыла их. За этими дверьми находилась лестница, ведущая в большой зал. Графиня на цыпочках подкралась к лестнице и начала медленно спускаться по ней.

Саймон сидел в центре зала спиной к ней и что-то писал. Стояла полная тишина. Затаив дыхание, Маргарет приостановилась на последней ступеньке. Собралась с силами. Ее маленькие ступни мягко, неслышно передвигались по каменному полу. Шаг, еще шаг, еще и еще. Все ближе и ближе светловолосая голова, с которой Маргарет не сводит глаз. Ее кинжал наготове. Сейчас она подкрадется к своему мучителю и одним ударом пронзит его сердце. Еще немного, и он не успеет отразить удар. Ее сердце бешено колотится, но рука тверда. Она уже в каких-то трех шагах от него…

Рука Саймона равномерно перемещается слева направо, покрывая строчками пергамент. Он ни разу не приподнял головы, весь, кажется, поглощен тем, что пишет. Скрипит перо. Мучительно тянутся последние секунды предвкушения перед нападением.

— Бей в шею, между плеч, миледи, — раздается вдруг низкий, ровный голос Саймона, и снова слышен лишь скрип пера.

Маргарет отпрянула назад. Руки ее дрожат, вся похолодев, бледная, она едва устояла на ногах.

Саймон не спеша поставил свою подпись на листе пергамента и посыпал его песком. После этого — и ни секундой раньше — он встал и повернулся лицом к графине.

— Что же ты медлишь? — спросил он. — Я без доспехов и сам сказал тебе, куда нанести удар. Ты испугалась?

Она не отвечала и не двигалась с места. Тогда он сам подошел к ней и скрестил на груди руки.

— Так нанеси же удар, Маргарет де Бельреми.

Напрягши всю свою волю, стиснув зубы, она заставила себя поднять вверх руку, держащую кинжал. Ее глаза не отрывались от Саймона. Еще миг — и… и… Нет, этот миг не кончался…

— Твоя рука дрожит, — сказал Саймон и, вытянув свою, сомкнул пальцы на ее запястьи.

— Сюда, — сказал он и поднес ее руку к своей шее, так что кинжал проколол его накидку.

— Ну, коли же, сеньора!

— Пусти меня, — не то прошептала, не то прошипела она. — Пусти!

Засмеявшись, Саймон отпустил ее руку. Маргарет быстро отступила назад, наступив на подол своего платья, и кинжал со звоном упал на пол.

— Я… я… О, еще придет день, когда я сделаю это!

— Ты никогда не сделаешь это, сеньора. Время упущено, и твоя решимость прошла.

— Нет!

— Что же тогда мешает тебе?

— О, ты дьявол! Дьявол! Как ты услышал, что я здесь?

— Я ничего не слышал.

Маргарет застыла от изумления, прижав руки к груди. Саймон невозмутимо смотрел на нее.

— Ты думаешь, я сидел бы здесь один и без охраны, если бы мое чутье подсказало мне, что я в опасности? Что значит для тебя честь, я уже узнал, мадам, и поэтому не стал бы рисковать.

Маргарет поморщилась.

— Моя честь! А своя у тебя есть, Саймон Бьювэллет? Где была твоя честь, когда ты угрожал женщине?

— Не угрожал, мадам. След на твоей груди говорит сам за себя.

— Я отплачу тебе за это сторицею! — воскликнула она. — Ты держишь меня в плену, но ты еще увидишь, на что способна Маргарет де Бельреми, и горько пожалеешь о том дне, когда по шел войной против меня!

Саймон прикоснулся ногой к лежащему на полу кинжалу.

— Вот оно — орудие твоей мести, мадам. Возьми эту игрушку и мсти.

— Нет, я встречусь с тобой на равных, милорд! Во главе своего войска.

— Да, я слышал, что ты водила своих солдат в бой. Занималась бы лучше рукоделием, мадам.

— Рукоделием? — она зло засмеялась и на шаг приблизилась к нему. — Я разбила Умфрэвилла и тебя разбила бы, если бы не твоя подлая уловка!

— Твоя хитрость столкнулась с моей, и моя победила.

— Твое коварство и плутовство!

— Да, уловка, военная хитрость, мадам. Я мог бы заставить Вас голодать, и вы сдались бы мне. Но я избрал более быстрый путь.

Маргарет гордо вскинула голову:

— Я еще не покорилась тебе, лорд Бьювэллет.

— Покоришься.

— Ты не знаешь меня! Можешь делать со мной все, что хочешь, даже убить меня, я все равно не склонюсь перед тобой.

— Увидим, мадам. Я многое мог бы сделать ради вас, но думаю, что вы этого не стоите.

Маргарет вспыхнула и, подобрав платье, шагнула на лестницу, однако путь ей преградил медленно спускавшийся в зал Алан. Его рука оставалась все еще на перевязи, но повязку со лба он уже снял. Длинные волосы ниспадали вниз и прикрывали шрам на виске.

— Пардон, мадам, — с поклоном сказал Алан графине Маргарет де Бельреми, уже сойдя с последней ступеньки.

Ее взгляд скользнул со лба Алана на его раненую руку.

— Мои солдаты умеют драться, сэр Алан, не правда ли? На вас они оставили свои отметины. Еще немного — и удар, что попортил слегка вашу красоту, отправил бы вас на тот свет.

Сзади к Маргарет стремительно подошел Саймон, опустил руку на ее плечо и резко повернул ее лицом к себе.

— Клянусь святым распятьем, твоя заносчивость мне надоела, дождешься, что я выбью ее из тебя! Убирайся отсюда, и чтоб сегодня я тебя большё не видел!

— Саймон, Саймон! — укоризненно-протестующе прозвучал возглас Алана.

Маргарет расхохоталась Алану в лицо:

— Благородный рыцарь спасает меня от злого английского чудовища! Я не нуждаюсь в защите, сэр Алан. Будь у меня снова в руке кинжал, ты уже минуту назад был бы мертв, лорд Бьювэллет! Убери свою руку с моего плеча! Я уйду, когда захочу и как захочу!

— Ты уйдешь сейчас же! — грозно сказал Саймон. — Прочь отсюда — или я позову своих людей и они силой заставят тебя убраться восвояси!

— Ах, так? — крикнула Маргарет и в ярости ударила Саймона по лицу. Выскользнув из-под его руки, она умчалась вверх ни лестнице.

Алан печально вздохнул, глядя на Саймона.

— Ну и злюка! Как думаешь быть с ней, Саймон?

— Укрощу ее, — ответил Саймон, ведя Алана к своему столу. — Садись, мой дорогой. Мегера! Вздумала издеваться над тобой.

Алан улыбнулся:

— Я не остался бы с нею наедине ни за какие сокровища на свете. Вчера она так дерзила Джеффри, что его трясло от злости, когда он пришел ко мне. Она сказала, что убила бы его, будь при ней оружие. Сущая тигрица, когда рассвирепеет.

— Просто она еще не встретила своего властелина. Пока не встретила. Но я проучу ее.

Улыбающийся Алан смотрел на Саймона, полуприкрыв глаза.

…Едва Маргарет взбежала к себе по лестнице, как бросилась и объятия Жанны и разрыдалась.

— Я не смогла, не смогла убить его! Он дьявол, он знал, что я там, хоть и не слышал моих шагов. Почему, почему я не заколола его? Эти его отвратительные пальцы, я чувствую их здесь, на своей руке! Так унизить женщину!

— Я знала, что ты не сможешь его убить, — спокойно сказала Жанна. — Я видела, как ты подкрадываешься к нему по лестнице, но ничуть не испугалась.

Маргарет отпрянула от нее.

— Погоди! Увидишь, я все равно сделаю это! Вырвусь отсюда и сбегу. Я… — осеклась она. — Ах, нет! Ты все расскажешь сэру Джеффри…

— О, моя дорогая, милая, как ты могла подумать такое, — воскликнула Жанна, обвив руками шею Маргарет. — Могу ли я предать тебя? Ни за что, хоть бы их было сто, этих сэров Джеффри.

— Он… он не ставит меня ни в грош! — насупясь, сказала Маргарет. — Он презирает меня, потому что я женщина. Так пусть узнает, на что способна женщина!

На широкой террасе сидела со своим рукоделием Жанна, закутанная в меховую накидку. День был солнечный, ясный, но зимой и на солнце бывает прохладно. К Жанне приблизился Мэлвеллет, весь в темно-красном бархате, расшитом золотым шнуром. Мадемуазель Жанна подняла на него глаза.

— Фи, — фыркнула она, отвернувшись от него и мечтательно глядя на малиновку, чистившую неподалеку от нее перышки. — Воин превратился в щеголя. Он затмил своим блеском само солнце! — И Жанна вернулась к своему шитью.

— Как это жестоко, — печально вздохнул Джеффри и уселся на перила лицом к Жанне.

— Наверное, он решил схватить простуду и заболеть, — вздохнула мадемуазель и бросила беглый взгляд на серые перила. — Камень такой холодный.

— Кажется, она пожалела меня? — спросил Джеффри, обращаясь к небесам.

— Он мечтает о своей английской возлюбленной, — убежденно кивнула Жанна.

— Сказать правду, она не слишком-то любезна сегодня, — сказал Джеффри. — Даже не взглянет на меня.

— О, ей вовсе не хочется ослепнуть!

— Но я все время смотрю в ее глаза, я ослеплен и так очарован, что ничего вокруг не замечаю, кроме нее.

— Она наверное, очень красива, эта англичанка?

— Пока не англичанка, — ответил Джеффри. — Но если Богу будет угодно, я вскоре сделаю ее англичанкой.

Мадемуазель Жанна откусила нитку.

— Отважный джентльмен, ничего не скажешь, — заметила она и снова склонилась над своей работой.

Оба с минуту молчали.

— Жанна, — умоляюще сказал Джеффри.

Она выпрямилась.

— Вы еще здесь? — спросила она, изображая на своем лице неподдельное удивление.

Джеффри приблизился к ней и опустился на колено, как бы невзначай обняв ее одной рукой за талию.

— Нет, Жанна!

— Он определенно хочет уколоться, — сказала Жанна.

Иголка засновала вверх-вниз еще быстрее, чем раньше.

Джеффри взял женщину за руку.

— Милая, не причиняй мне страданий. Послушай — я расскажу тебе о моей возлюбленной.

Взгляд мадемуазель Жанны оставался как будто бы безучастным, но в уголках ее губ пряталась лукавая улыбка.

— Я могу позвать на помощь, — как бы самой себе сказала она.

— Нет, мне не нужна никакая помощь, — решительно возразил Джеффри. — Эта леди, дорогая моя, маленькая и очаровательная молодая женщина. Такая маленькая, что я мог бы спрятать ее в свой карман и забыть, где она.

— Английская галантность, — вздохнула Жанна. — Бедняжка леди!

— Нет, не бедняжка, Жанна, потому что ей целиком принадлежит сердце мужчины.

— Которое так мало, — подхватила Жанна, — что она кладет его к себе в ридикюль и забывает, где оно.

— Пусть забудет, пусть будет холодна, но сердце это навсегда с ней, страдающее от ее холодности и насмешек и смиренно ожидающее, пока, наконец, она не станет добрее.

— Трусливое, жалкое сердце, оно впустую проживает свою жизнь.

— Нет, нет, как ни смиренно это сердце, оно тайно и пристально наблюдает за этой леди, и пусть возлюбленная пренебрегает и смеется над этим сердцем, пусть! Оно посвятит всего себя охране благоденствия и счастья возлюбленной.

— О, тогда, должно быть, это достойное сердце, потому что оно, несомненно, уже давно посвятило себя этому.

— Не очень давно, Жанна, потому что раньше оно было погружено в сон.

— О, так, значит, это его первая любовь?

— Да, и единственная, ведь прежде оно не знало, что на свете есть эта маленькая леди с большими синими глазами и прелестными ямочками на щеках, француженка по имени Жанна, у которой каштановые кудри и такой насмешливый, злой язычок.

— В самом деле, пылкое сердце!

— Только возлюбленная его упряма и своенравна.

— И француженка, — мечтательно произнесла Жанна. — В самом деле, мне жаль это сердце.

Джеффри теснее прижал Жанну к себе.

— Оно счастливо — это сердце, Жанна. Но что с того для его обладателя? Он потерял его ради женщины — и что ждет его теперь?

— Оно было такое маленькое, что он, наверное, и не заметит его отсутствия, — сказала Жанна.

— Но он заметил. И хотя ему уже не вернуть своего сердца, он очень хотел бы завоевать сердце своей возлюбленной.

— О, оно было бы слишком холодно.

— Он мог бы согреть его, дорогая.

— Нет, потому что он англичанин и враг этой женщины. И, может быть, сердце этой женщины уже принадлежит кому-то другому.

Джеффри встал.

— Теперь я знаю, почему она холодна. Ее сердце уже не принадлежит ей, и ей нечего дать этому англичанину. Вот почему он покидает ее — со своим сердцем.

— А что если до сих пор это сердце не принадлежало никому? — тихо сказала Жанна, не отрывая глаз от вышивки. — Я… я имею в виду — сердце этой женщины…