- Доброе, - автоматически выдал молодой человек и позабыл ответить на вопрос, потому что у самого в голове поселился не менее важный.

Девушка, будто не замечая двух внимательных пар глаз, дошла до ближайшего кресла и аккуратно присела на его мягкий широкий подлокотник. Легкие кружева у подола её платья приподнялись, от чего тонкие босые ноги оголились до лодыжек. Это весьма удобное обстоятельство позволило Элин беспрепятственно надеть свои босоножки.

- Опять без обуви, – с легким недовольством в тоне заговорил Тадеуш.

- Здесь совсем не грязно, – она застегнула второй кожаный ремешок и плавно выпрямила спину. – Лучше верни мне телефон.

- Понятия не имею, о чем ты.

Эзра не без любопытства следил за диалогом, так как всё происходящее вызывало живейший интерес. И расслабленная поза молодого мужчины, который облокотился на серый мрамор столешницы, и улыбающиеся глаза девушки, чьи плавные черты потеряли обычную скованность. Оставалось только гадать, что же случилось между этими двумя.

- Тадеуш!

- Тебе уже пора. Опаздываешь, – легким кивком головы он указал на настенные часы, а затем обратился к своему помощнику. – Довезешь её до университета.

- Хорошо, босс, ещё что-нибудь? – проговорил Эзра, понимая, что на место любопытства пришло что-то менее приятное.

- Нет, – Тадеуш плавно перевел взгляд на Адалину, которая поднялась и слегка провела руками по ткани платья. – Жди в машине.

Парень даже не кивнул в знак того, что понял приказ босса. За ним просто щелкнула входная дверь, скрывшая хмурое раздражение, а потом наступила волнительная тишина.

- И все же, где мой телефон? – каблучки Элин простучали пару раз, и звук их замер у барной стойки нефритового цвета.

- А где моя рубашка? – вкрадчиво поинтересовался молодой мужчина.

- На кровати, – она произносила это на вздохе, потому что вот-вот собиралась отвечать на поцелуй.

Даже притом, что Тадеуш склонился к ней, девушке пришлось встать на цыпочки, чтобы хоть немного обнять этого широкоплечего мужчину. Его руки уже скользили по ткани платья гораздо ниже, ощущая податливое напряжение упругих мышц.

Этим утром Элин до ужаса смущалась при виде нагой мужской груди, но глубокой ночью ей это ничуть не мешало прикасаться тонкими пальчиками к рельефной коже пресса. Одному небу известно, как мужчина смог сохранить самообладание, и как девушка набралась столько смелости, что уснула рядом с ним в одном нижнем белье, хоть и прикрытом чужой рубашкой.


***

Почти половину пути она предавалась замечательным воспоминаниям, которые окрашивали сегодняшнее утро в нежно-зеленые тона. С задумчивым налетом улыбки на губах, Элин вновь возвращалась к моменту пробуждения и откуда-то взявшимся бежевым тапочкам, к ароматному завтраку и громкому музыкальному каналу по телевизору. Все, чем были наполнены те пару часов, вызывали в душе удивительно теплые ощущения счастья. Она беззаботно, забыв о собственном внешнем виде, разгуливала по дому, даже успела пробежать от входной двери до лестницы, когда послышались чьи-то шаги. Как выяснилось, это приезд Эзры подстегнул девушку в таком темпе забрать свои босоножки, которые Тадеуш грозился принести сам. И если бы не его последние слова, девушка в следующие пару дней изводила бы себя ожиданием следующей встречи.

- Отдам тебе новый, - сказал перед её уходом Тадеуш, - только если..

- Верни старый! – она спешила его не дослушать.

- Хорошо, - нетерпеливо прорычал мужчина, - получишь старый, если примешь моё приглашение!

Она согласилась прежде, чем услышала, что приглашают её на празднество в честь помолвки Натана и Маргариты. Но отступать из-за робости и страха Элин не решилась, так как тоже хотела держать свои обещания. Тем более что телефон ей действительно вернули, даже два.

- Я открою окно? – наконец нарушила молчание Элин.

Они ехали вдоль моря, и цвет утреннего неба над кромкой воды был такой необыкновенной голубизны, что девушке хотелось увидеть его не через стекло.

- Конечно, - без каких-либо эмоций ответил Эзра.

Парень и припомнить не мог, когда его досаждало такое откровенное недовольство. Причины тому крылись во многих факторах, но самым главным теперь была связь Тадеуша и Адалины. Всегда прекрасно владевший собой молодой человек понимал, что теперь сам может взорваться в любой момент.

- Эзра, - повысила голос Элин, чтобы её было слышно сквозь быстрый морской ветер, - скажи, а у вас сейчас много проблем?

- С чего взяла? – он кинул на девушку быстрый взгляд и вернулся к слежению за дорогой.

- Ну, в городе туча слухов ходит о том, почему молодые люди умирают от передозировки.

- Лучше тебе в это не лезть, - хмуро отозвался собеседник.

Девушка лишь недоуменно пожала плечами и поднесла ладонь к правой стороне головы, чтобы придержать раздуваемые ветром пряди. Кажется, Эзра был не в самом лучшем настроении, чего за ним раньше не замечалось. Но девушку больше волновало то, какой шум сейчас поднимет Ринко. Впрочем, шум шумом, а листки и ручку подруга дать обязана, иначе поездка в университет окажется бесполезной.

- Я тут вспомнила, - Элин решила ещё раз потревожить раздосадованного парня, когда они уже подъезжали к месту назначения, - моя сестра все утверждает, что ты знаешь её подругу.

- Сомневаюсь, что меня интересуют девушки этого возраста, - выруливая на нужную улицу, откликнулся Эзра

- Да не совсем её, кажется, она говорила, что Карин старше.

- Кто? – парень не расслышал имени, плавно останавливая машину.

- Карин, - повторила Адалина и отстегнула ремень безопасности. Её взгляд был устремлен сквозь лобовое стекло, так как девушка хотела рассмотреть количество живых душ в пределах главных ворот. А поскольку учебное время настало вот уже как двадцать минут назад, то пустота равнялась огромному облегчению со стороны светловолосой особы.

- Откуда ты знаешь её! – казалось, Эзра приложил титанические усилия, чтобы его озлобленное, почти дикое восклицание прозвучало не так громко.

- Это Джилин, не я, - Элин была удивлена такой резкостью, даже посчитала себя виноватой из-за какой-то неверно произнесенной фразы, а потому попыталась разъяснить: - сестра познакомилась с ней в Пакушо, а недавно сказала, что ты часто навещал эту Карин. Я и хотела у тебя спроси…

- Нечего тебе вообще об этом заговаривать, - уже спокойнее сказал собеседник, - иди, опаздываешь.

- Но..

- Иди.

Ничего не понимая, но совершенно точно осознав, что ответа она так и не получит, Адалина вышла из машины. Она не видела своей вины в плохом настроении этого извечно доброжелательного парня, но все равно чувствовала некую долю причастности. Однако даже такой факт не смог омрачить замечательные события сегодняшнего утра больше, чем услышанная напоследок фраза:

- Можешь поболтать на эту тему с боссом, он-то точно порадует тебя ответом.

Автомобиль тронулся с места слишком резко, чего Элин никак не ожидала. А ещё она не ожидала такого неприятного разговора, который вкладывал толику сомнений в её гудящее сердце.


12.1.


С первого взгляда могло показаться, что молодой человек расслаблен: голова его была откинута немного назад, руки безвольно распластаны вдоль верха спинки дивана, а ноги согнуты в коленях и широко расставлены врозь. И только напряженные прямые черты лица подсказывали, что мужчина далек от состояния нирваны. В гудящей голове мешались мысли, связанные проблемой, большой и неприятной. Разрешение её требовало немалых усилий и, более того, несло за собой отрицательные последствия. Достигнуть той стадии смирения, когда стоило переходить к решительным действиям, молодой мужчина не мог, пока не мог. Насущные проблемы тоже не дремали, а заставляли морщиться от хрустящих звуков битого стекла.

- Босс, стул вернуть-то? – раздался приглушенно-хриплый голос Рафа.

- На хрен, - сказал Тадеуш, точно что-то выплюнул.

Он не изменил позы, даже не открыл глаз, только ещё раз раздраженно ругнулся, тем самым закрепляя эффект своего плохого настроения. На подчиненного это подействовало как надо: Раф сразу понял, что босса лучше не беспокоить не под каким предлогом. Поэтому он постарался очень тихо собрать остатки стекла на совок и вслед за ребятами покинуть комнату, в которой теперь сильно сквозило.

Так случилось, что порывам ветра было дозволено беспрепятственно гулять по кабинету младшего Моора, чем они беззастенчиво и пользовались. Именно такое наглое вторжение встретило Натана, когда тот появился в дверном проеме.

- Проветриваешь? – поинтересовался он, проходя в комнату и чувствуя, что под тонкую рубашку забираются холодные потоки.

Ответ последовал так же, как и ожидался, поэтому до зияющей дыры окна мужчина дошел в тишине. Очередной порыв ветра настиг его, когда он слегка высунул темноволосую голову наружу, чтобы лучше рассмотреть последствия извержения вулкана.

Весь дом уже знал о том, что Тадеуш в приступе ярости жестоко расправился с ни в чем неповинным стулом. И сейчас Натан наблюдал безуспешную спасательную операцию: Дойл и Раф возились с кустами шиповника, в которые угодил злосчастный предмет мебели. Каких-то пару месяцев назад внизу, под окнами первого этажа, мог валяться и человек. Тут было одно из двух: либо младший брат эволюционирует, либо кому-то живому повезло не попасться под его горячую руку.

Сам Тадеуш, казалось, ничего не чувствовал. Он просто устал чувствовать, устал думать, говорить, двигаться, но не слушать. Её слушать. Как ни странно, мысли, которые нужно было с таким трудом вырывать у потока проблем и с таким усердием хранить в запретных уголках памяти, дарили ему тихий покой. Однако молодой мужчина не позволял себе этой роскоши, так как ощущал груз ответственности, теперь камнем висящий на шее.

Он понял, что Натан оказался рядом только тогда, когда брат сел в кресло напротив и заговорил:

- Грязи на тебя вылили немало, сочувствую.

Тадеуш резко поднял голову и смерил брата долгим внимательным взглядом. А затем, вместо желаемой: «засунь в задницу», произнес другую фразу, а вернее задал вопрос о том, знает ли уже отец.

- Пока нет, - ответил Натан.

Он сам испытал напряжение, понимая, что сейчас Тадеуш мысленно возвращается к тем утренним событиям, которые привели его в такую ярость.

Тогда младший Моор спускался по ступеням торгового центра в намерении быстро пересечь небольшую площадь с фонтаном и сесть в припаркованный автомобиль. Следом шли его люди, а площадь (что обычно для такого времени суток) была полупустынна. Та женщина возникла, словно из неоткуда. Она появилась на пути так неожиданно, что молодому мужчине пришлось остановиться и вопросительно взглянуть на препятствие. Он не мог не заметить её растрепанные волосы, мятую одежду и, хуже того, искаженное горем лицо. Одни лишь глаза на маленьком, бледном лице горели таким гневом, какой бывает у тех людей, чьё сильное страдание помутило разум. Едва заметив Тадеуша, женщина начала громко кричать, проклиная всю семью Моор, из-за которой погиб её единственный сын. Злые, выстраданные истерикой ругательства разносились по всей площади, точно крик умирающей птицы. Даже те редкие прохожие, которые торопились по своим делам, застыли от такой картины. Женщина всё продолжала извергать потоки своей ненависти, пока не дошла до края, за которым оставалась только безысходная попытка отомстить обидчику. Все произошло за считанные секунды: она попыталась наброситься на младшего Моора, но не успела сделать и шага, как ей преградили дорогу сильные широкоплечие мужчины. Внезапно лицо её, рассеченное гневом и болью, словно подернула судорога, и женщина стала медленно опускаться на колени. Глаза свои она закрыла сухими желтыми ладонями, потому что не могла унять слезы, покатившиеся по щекам.

Все то время, пока лились потоки обвинений, Тадеуш стоял исполинским изваянием и совершенно не понимал, что в этой ситуации стоит предпринять. Только тогда, когда женщина разрыдалась, младший Моор со злостью отогнал своё оцепенение. Он даже остановил Эзру, который было ринулся, как и всегда, разрешить неприятную ситуацию без особых последствий. Молодой мужчина сам подошел к сгорбившейся на брусчатке фигуре и, аккуратно взяв её за плечи, поднял с колен. «Моя семья не имеет никакого отношения к смерти вашего сына. Но, если хотите кого-то винить, вините меня», - после этих фраз женщина отняла соленые ладони от лица. Она с гневом посмотрела на Тадеуша, и в её взгляде можно было прочесть пожелание самой мучительной смерти. Но слов не осталось ни у кого. Зато остался тяжелый осадок и страшная озлобленность на самого себя да на того урода, по вине которого наркотики погубили столько молодых людей.