Валерия Карих - Саломея. Танец для царя Ирода

Тетрарх тоскливо посмотрел на Закарию, ища защиты. В душе у Ирода стремительно нарастало уже знакомое беспокойство и пожирающий разум, волю и тело чудовищный страх. Ощущение опасности охватило его. Пальцы на руках заледенели, взгляд стал тревожным.

Увидев, как быстро тетрарх погружается в болезненное состояние, Закария молча поднялся, принес из спальных покоев теплое покрывало и, как заботливая няня, накинул его Ироду на плечи.

Спустя несколько часов тело несчастного Кастула было предано земле. Закария сразу поспешил на базар, где принялся терпеливо и настойчиво расспрашивать торговцев и ремесленников о загадочном индусе. Однако его расспросы не увенчались успехом. Никто не смог толком рассказать о нем.

В течение нескольких дней Ирод не покидал стен гостиницы, борясь с душевным расстройством. Он не вставал с постели, чувствуя слабость и разбитость во всем теле. Голова его постоянно болела, смутные видения, странные образы вновь окружали его, не давая больному мозгу отдохновения. Закария ухаживал за тетрархом, как за ребенком. Это принесло свои плоды.

Однажды вечером к ним прибыли воины Тиберия и привезли приглашение посетить принцепса на вилле Юпитера.

На следующий день, когда солнце было в зените, из гостиницы выехали два богато одетых всадника в сопровождении охраны. Это были Ирод и Закария. Приступы душевной болезни на время отступили. И Ирод не хотел вспоминать о смерти Кастула и о том, что был сильно болен.

Они быстро пересекли центральную часть города, потом грязные и тесные городские окраины и, выехав в поле, поскакали по белой пыльной дороге на восток – туда, где находилась главная резиденция Тиберия.

Поначалу их взгляд то и дело натыкался на прячущиеся среди садов и распаханных угодий одноэтажные каменные строения. Однако по мере удаления от Капуи привычный сельский пейзаж сменился буйно разросшимися под горячим солнцем зарослями черноствольных лавровых деревьев и небольшими рощицами кедров, среди которых, стремясь в лазурную высь, то тут, то там виднелись одинокие стрелы сосен.

На пути всадникам попадались густые заросли оливковых и миртовых деревьев, секвой и олеандров. Уютные и душные полянки, окруженные вечнозелеными пихтами и низкими кустами, манили и притягивали взгляд. Хотелось погрузиться в их таинственную и мягкую тишину, упасть на густую влажную траву и долго, бездумно лежать, забыв обо всем. Здесь текла своя, неподвластная времени и незаметная человеку жизнь.

Сквозь раскидистые ветви сверкала синева – море, сливающееся на линии горизонта с более светлым небом, на котором не было облаков. На склонах горы, на которой расположилась самая любимая вилла Тиберия, росли знаменитые ливанские кедры, простирающие свои могучие, покрытые голубоватой хвоей ветви ввысь.

Всадники осторожно поднимались по узкой извилистой дороге на вершину горы. Спустя время галилеяне очутились перед внушительными дубовыми воротами, прикрепленными к высокому забору с помощью вычурных массивных бронзовых петель. В тени кипарисов паслись чьи-то распряженные лошади. На земле в ожидании хозяев сидели или лежали рабы.

Навстречу всадникам выбежал темнокожий раб-привратник с курчавыми волосами и торопливо распахнул перед ними ворота. Перед галилеянами во всей красе предстал белокаменный дом Тиберия, который ничуть не уступал лучшим резиденциям в Риме в роскоши и убранству.

Мужчины очутились в большом атриуме[8] с белым мраморным бассейном посередине для сбора дождевой воды. Полы атриума тоже были из мрамора, но уже другого, редко встречающегося в природе черного цвета. С одной стороны атриум, спрятавшийся за колоннами из тиволийского мрамора, окружал сад, где росли могучие олеандры, лавры и самшиты. Между деревьями виднелись статуи богов. Возле статуй стояли три полуобнаженные девушки и плавно покачивали телами в такт мелодии, которую они наигрывали на флейтах. До мужчин донесся чарующий аромат цветов: фиалок, нарциссов, гибискусов, плюмерий, ирисов и орхидей, высаженных в круглые белые чаши.

Миновав атриум, галилеяне очутились в коридоре, пол которого был выложен из мозаики и драгоценных камней, привезенных из Александрии: агата, оникса, бирюзы и изумруда. Благодаря проникающему в помещение солнечному свету мозаичный пол с вкраплениями белого мрамора и разноцветного стекла играл, заставляя людей замирать от восторга. Рисунок, созданный мастером, изображал любовные игры людей и мифических созданий: фавнов, сатиров и нимф. Сцены охоты посреди фантастически красивых пейзажей поражали воображение.

Ирод с Закарией присели на низенькие широкие скамейки, стоящие возле круглой беломраморной чаши, в которой журчал небольшой фонтанчик. Они сняли сандалии и положили их в деревянный ларь на гнутых ножках в форме львиных лап.

Темнокожий раб поклонился и, опустившись на колени, принялся омывать ноги Ирода ароматной водой из широкого серебряного кувшина, после чего долго массировал и умащивал благовониями его икры и натруженные ступни. То же он проделал и с ногами Закарии. Встав со скамеечек, мужчины направились дальше уже босыми.

В напольных мозаиках по всей длине коридора гармонично сосуществовали необычные обитатели морского дна, множество растений, цветов и птиц. Стены были украшены не менее причудливо. Из полутемного пространства возникали многочисленные фрески, изображающие бои гладиаторов, сцены из военных сражений и соревнования на колесницах. При этом стены и пол не выглядели чужеродными по отношению друг к другу. Перемежающиеся на них картины создавали целостный образ окружающего мира. Контрастным было убранство внутренних помещений, которое они с любопытством разглядывали, идя по коридору. Где-то висящие на бронзовых цепях лампионы горели довольно тускло, намеренно создавая полумрак и подчеркивая скромность и простоту. А где-то, напротив, яркий свет, падающий из золотых или серебряных лампионов, создавал праздничное настроение и говорил об изысканности вкуса хозяина дома.

В центре личного кабинета Тиберия гости увидели внушительный стол из редкого вида мрамора с дорогими письменными принадлежностями, высокий стул и множество табуреток. С потолка к столу спускалась золотая цепь, на которой был подвешен золотой лампион. На стенах, украшенных фресками на тему военных сражений, висели перекрещенные острые мечи. Мебели было мало, но вся она была из дорогого красного дерева, украшена инкрустациями из слоновой кости, бронзы и позолоты. Обогревался кабинет с помощью жаровни в виде коня. В специально отведенном месте на тяжелом постаменте возвышался огромный деревянный сейф для хранения денег, окованный бронзой, вокруг на высоких бронзовых канделябрах висели светильники. Рядом стояла бронзовая статуя довольно грозного вида эфиопа. В своих могучих металлических руках эфиоп держал меч, который при необходимости можно было легко вынуть из ножен.

Во многих помещениях на невысоких круглых столиках красовались специально выставленные напоказ изысканные серебряные сосуды, чаши и блюда. Рядом держали раскрытыми бронзовые лари, украшенные витиеватой чеканной резьбой и виноградными лозами. В них также лежали всевозможные бытовые предметы из бронзы, цветной керамики и стекла. Украшения, геммы, драгоценные ожерелья и браслеты из серебра и золота, висевшие на беломраморных статуях обнаженных нимф, произвели на галилеян должное впечатление.

Пройдя последний поворот, мужчины очутились в шумном триклинии[9].

Двери были распахнуты настежь для сквозняка, поэтому вместе с ароматами сюда проникал дневной свет. Около металлических жаровен орудовали два раба, ловко поджаривая на вертелах дичь и рыбу.

На стенах триклиния красовались фрески, изображающие откровенные вакхические танцы, нимф, людей и богов. Гости возлежали на ложах вокруг пяти прямоугольных мраморных столов, установленных в виде буквы П. Вся снедь на столах не помещалась – рядом стояли низенькие круглые столики на гнутых ножках. Каждое ложе было накрыто дорогой синей тканью и усыпано большими желтыми подушками. Трапезные столы были сервированы изысканной серебряной посудой, сосудами и кубками для напитков.

В углах триклинии стояли статуи юношей с кувшинами в руках, из которых периодически выплескивались струи воды, освежая душный воздух. Вода стекала в круглые напольные чаши, а оттуда по желобу, спрятанному под полом, попадала обратно в кувшины. Темнокожий раб переходил от одной статуи к другой, с помощью специального крана регулируя напор воды, затекающей в кувшин.

Облаченный в одежду из тончайшего белого полотна, Тиберий встретил тетрарха и Закарию лежа, облокотившись на парчовую пуховую подушку. Ирод приветствовал его. Тот коротко кивнул, предлагая присесть где им заблагорассудится. Заметив на противоположном конце стола пустующее ложе, Ирод и Закария поспешили занять его.

В зале не умолкал веселый гул, похожий на гудение пчелиного роя. Гости, одетые богато и вычурно, живо обсуждали события в военных лагерях, острили и рассказывали забавные истории из походной жизни. Опьяненные вкусной едой и винами многолетней выдержки, римляне вспоминали славные победы Августа и Тиберия в войне против Германии, Паннонии, Трансальпийской Галлии и Парфии. Зашла речь и о том, как под натиском армии Тиберия парфяне были вынуждены вернуть императору Августу самые ценные государственные реликвии – римских орлов, символизирующих великую империю, которая в своей захватнической политике преследовала две главные цели – наживу и безопасность. Каждая победа позволяла римлянам контролировать захваченные территории и уничтожать потенциальных врагов, не подпуская их близко к границам Рима. Точно так же ведут себя парящие над землей горделивые орлы.

Хмельные патриции без устали поднимали доверху наполненные кубки, прославляя могущество Тиберия и восхищаясь его успехами. Поддавшись всеобщему настроению, Ирод осушал кубок за кубком.

После очередной перемены блюд Тиберий, будто вспомнив о чем-то, стал осматривать жующих патрициев и наместников. Когда его взгляд наткнулся на Ирода, он поманил его к себе.

– Присядь рядом, – предложил он тетрарху, когда тот приблизился.

Подобное приглашение в глазах местных вельмож означало почет и особое расположение. Ирод торжествующе оглядел вытянувшиеся от зависти лица римлян, сделал успокаивающий жест встревоженному Закарии и с видом победителя уселся возле Тиберия.

– Послушай, Ирод! Ты сидишь на пиру, ешь мой хлеб и пьешь мое вино. Скажи мне, а как ты, иудей, относишься к нашим победам над миром? – довольно беззаботным тоном спросил Тиберий, хитро и хищно прищурившись. Весь его вид говорил, что в вопросе есть скрытый подвох.

– Отвечу прямо, Тиберий. Мне, твоему верному вассалу, надо прежде думать о том, как извлечь выгоду из этого положения. Я не дурак, чтобы не понимать, что находиться под могущественным крылом великой империи – лучший способ спастись от набегов германцев, галийцев и парфян. Лучше я буду возводить в своих провинциях новые города и дороги, удобные порты, пока покровительство Рима и воцарившаяся стабильность позволяют мне это делать.

– Клянусь Юпитером, ты говоришь как настоящий правитель! – одобрительно произнес Тиберий и похлопал Ирода по плечу. – Выпей же со мной еще вина за процветание империи!

И он сделал рабу в синей тунике знак налить еще вина.

Закария Димитракис остался сидеть на другом конце стола. Многозначительно поглядывая со своего места на Ирода, он не вступал в пьяные разговоры окружающих. После смерти Кастула и недружелюбной встречи их стражниками принцепса в зале приемов Закария ни на секунду не терял бдительности, видя в каждом затаившегося врага.

Продолжая беседовать с Тиберием о политике, Ирод невольно прислушивался к шутливому разговору соседей за столом. За их спинами непрерывно сновали рабы с полотенцами и розовой водой. Они обмывали пирующим испачканные руки и вытирали их. Другие рабы меняли кушанья, поднося на огромных серебряных подносах закуски, дичь и рыбу. Всего смен блюд во время пира предлагалось семь. Каждое из них могло считаться настоящим кулинарным шедевром. Больше всего Ироду понравились жаренные на вертеле аисты и жаркое из фламинго, политое соусом и посыпанное финиками. Насытившись, он довольно откинулся на ложе.

Тиберий приподнялся и хлопнул в ладоши.

Пританцовывая на ходу, в зал одна за другой вошли закутанные в разноцветные прозрачные покрывала танцовщицы. Рабы разожгли курильницы, и помещение наполнилось тяжелым ароматом благовоний. Женщины встали на середину зала и под ритмичное хлопанье принялись медленно и плавно снимать с себя одно покрывало за другим.

Когда на каждой осталось по одному покрывалу, раздались одобрительные хриплые выкрики и бурные рукоплескания. Хмельные сподвижники Тиберия как один уставились на женщин. Тем временем танцовщицы стали изображать известное в Риме представление – похищение сабинянок.