– Да, – коротко ответила Бану, не желая разговаривать с незнакомыми людьми.

– Это странная собака, – ничуть не смущаясь, начала рассказывать женщина. – Она тут давно живёт. Кто-то выкинул её из дома, чтоб с ним родные дети поступили так же!

– Да, действительно, – обрадованно поддержала её Бану.

– Гулял тут по утрам один мужчина, она к нему пристала. Он сначала злился, потом привык, даже кормить её начал. А потом пошёл в ресторан летом и отравился рыбой. Насмерть. Вот так.

«Зачем она мне это рассказывает? – подумала Бану. – И откуда она узнала, что он отравился, если он перестал ходить на бульвар?»

– Значит, эта собака приносит смерть?

– Нет, я думаю, смерть приносит рыба, если её съесть не в том месте и не в то время года, – серьёзно ответила женщина.

Несколько минут, за которые успели погаснуть фонари, они шли в молчании. Затем незнакомка снова заговорила:

– А потом собака гуляла с одной пожилой женщиной. Но однажды эта женщина возвращалась домой из магазина с тяжёлыми сетками. Была зима, и было уже темно. А днём, пока она была на работе, в её двор пришли рабочие, разломали весь асфальт и вырыли канаву. Они собирались отремонтировать трубы. Во дворе было темно, и женщина не заметила канаву. Она упала в неё, ударилась головой и умерла. Собаку опять некому кормить.

– Здесь же полно ресторанов, – осторожно заметила Бану, поклявшись про себя ни за что не кормить собаку или отравить её при случае, если надо будет.

– Она не ест ресторанную еду. Говорю же – странная собака. – Женщина протянула руку и рассеянно потрепала животное по голове. – А вас что-то беспокоит, да?

Бану была возмущена до глубины души таким бесцеремонным вопросом, но решила ответить, хоть и не правду:

– Море куда-то ушло.

– А, это. Я давно за ним наблюдаю.

– А всем как будто и дела нет.

– Что же вы хотели, чтобы они взяли вёдра и побежали наполнять море обратно?

Бану засмеялась. Женщина нравилась ей, она была красива необычной красотой. Такое лицо не годится для рекламы косметики, но его охотно снимут в интеллектуальном кино. А ещё (возможно, это было признаком обостряющегося сумасшествия) она чем-то напомнила Бану Веретено. У них были разные манеры, разные интонации, разная речь, но неуловимое сходство в выражении глаз сближало их. «Как её зовут, интересно?» – подумала Бану.

– Меня зовут Фатьма, кстати, – неожиданно произнесла женщина. – А вас как зовут?

– Бану.

– Какое редкое имя, – вежливо ответила Фатьма. – Вы, наверное, живёте тут рядом, да?

– Да.

– А я живу не так близко, на улице Муртуза Мухтарова.

Бану вежливо кивнула головой, хотя не имела даже отдалённого понятия о том, где эта самая улица находится.

– Кстати, я гадаю. Если вам когда-нибудь захочется погадать – вот моя визитная карточка. – И Фатьма протянула Бану карточку, напечатанную золотом на чёрной бумаге: образчик завидной уверенности в собственном вкусе. Бану едва разобрала причудливый шрифт с завитушками:

Фатьма Фатуллаева.

Гадания, любые виды магии.

Оплата по договоренности

За этим следовали адрес и номер телефона. Вообще, Фатьма не нуждалась в представлении: обширная сеть знакомых её знакомых покрывала почти весь город. Визитные карточки она сделала для таких редких клиентов, как Бану, – скептически настроенных и мало с кем общающихся. Заинтригованная Бану, никогда не видевшая живую ведьму, на всякий случай спрятала карточку в карман, а потом покосилась на чёрную собаку, которая так и трусила рядом с ними.

– Она что, и домой за мной пойдёт?

Фатьма засмеялась лёгким приятным смехом человека, не обременённого никакими заботами.

– Если надо, она пойдёт со мной.

– Да уж, – кисло промолвила Бану, – неплохо бы. Терпеть не могу связываться с бездомными животными. Нет ничего подлее на свете, чем дать ложную надежду.

Фатьма мигом стала серьёзной.

– Моя племянница погибла из-за этого.

– Из-за ложной надежды?

– Думаю, да.

– Что с ней случилось?

– Она покончила с собой.

– Не могу упрекнуть её за это, – пробормотала Бану. Её голова была низко опущена, и она вдруг поймала себя на том, что давно уже идёт, запрещая себе наступать на швы между плитами, которыми вымощена набережная.

– Я хочу найти этого мужчину, чтобы другие девочки не совершили такой же глупости.

– О, поверьте, вовсе незачем так убиваться, им стоит только попросить – и он ни в чём им не откажет! – крикнула Бану, резко поднимая голову.

– Так-так. Значит, вы знаете, о ком речь? – удивилась Фатьма. Бану смутилась.

– Да нет, это я о своём…

– Ладно, – легко согласилась Фатьма. – Но всё-таки, если вам понадобится помощь… я всегда готова её оказать тем, кто пострадал от любви. Ну, до свидания.

– До свидания, – растерянно ответила Бану, только начавшая привыкать к своей собеседнице. Как та и обещала, собака последовала за ней.

Туман рассеялся, стало светло. Взглянув на море ещё раз, Бану смогла оценить масштабы катастрофы, постигшей город. Ширина пляжа, тянувшегося вдоль всего бульвара, достигала десяти метров. От новой суши несло солёной морской гнилью. Весь мусор, покоившийся до сих пор в мутной воде, лежал неприкрытый на песке. Кое-где поблёскивали зелёные бутылки, похожие на огромные самородки изумрудов. Бану отвернулась. Ей не терпелось дождаться того дня, когда море опустится так низко, что можно будет добраться до развалин крепости Сабаиль.

Мимо прошла, переваливаясь и хромая на обе ноги, старуха, ворчавшая что-то по поводу моря:

– Всё мусором завалили, зибиль[26] везде, сволочьлар[27]… – Она посмотрела на Бану взглядом человека, который нашёл подходящего слушателя и собирается произнести речь. Бану припустилась прочь, сделав вид, что она на бульваре для пробежки. Оказавшись на безопасном расстоянии, она остановилась, согнувшись пополам, и попыталась отдышаться. Ей показалось, что объём её лёгких сократился в три раза, но когда именно это произошло, Бану не могла вспомнить.

Айша собралась замуж, что было так странно и неожиданно, что Бану даже проявила слабое подобие интереса к этому событию. В начале урока Веретено вдруг выскочило из кабинета с тусклым металлическим подносом, полным разноцветных конфет, и, противным голосом напевая что-то ужасно народное, обнесло сладостями всех присутствующих.

– Что такое? – шепнула Бану Лейле, но, раньше, чем подруга успела ответить, Веретено вклинилось в разговор и громко протрубило:

– Наша Айша обручилась вчера!

– Жених – педофил? – тихонько удивилась Лейла.

– Она не очень-то похожа на ребёнка, – заметила Бану, пряча конфету на раме зеркала. – А жениху лет двадцать. Он выглядит как её сын.

– Разведутся через два года, – уверенно предсказала Лейла, уже успевшая съесть свою конфету.

– Ты совсем не веришь в любовь, да? А может, их судьбы связаны, и они будут беречь друг друга до самого последнего вздоха, и на их могилах вырастут кусты роз, которые переплетутся между собой, и…

– Перестань, с меня мясо уже посыпалось! – Лейла даже содрогнулась от неподдельного отвращения.

– И почему ты сожрала свою конфету? Не хочешь увидеть во сне своего суженого?

– Боюсь увидеть во сне своего педагога по анатомии. – Лейла мрачно смяла шуршащий синий фантик в кулаке. – Потому что он всех достал, мы только о нём и думаем. А ты что, надеешься увидеть свою Клостридию?

– Если он снится мне каждую ночь, то почему бы ему не присниться и сегодня?! – весело спросила Бану.

Тут к ним подошла виновница торжества собственной персоной. Айша протянула им два конверта, и обе девушки с ужасом догадались, что там – приглашения на свадьбу.

– Буду рада вас видеть, – с неподдельной радостью сказала невеста. – Приходите обязательно!

Бану и Лейла изобразили абсолютно одинаковые улыбки, сделавшие их лица похожими на древнегреческие театральные маски.

– Конечно, придём! – пообещала Бану, прежде чем Лейла успела пнуть её по ноге.

– Я на мели, – прошипела она, когда Айша отошла раздавать приглашения остальным.

– А у меня вообще нет никаких источников дохода, – радостно ответила Бану. – Но там будет Веретено. Я не могу упустить возможность лишний раз его увидеть.

– Когда-нибудь твоим именем назовут психическую болезнь, – пригрозила Лейла.

– Значит, история моей великой любви останется в веках!

Лейла презрительно хмыкнула: она до сих пор не могла понять, что же нашла её умная подруга в Учителе, и в глубине души верила, что всё это просто блажь, каприз избалованной девочки и самовнушение. А Бану, находившаяся сейчас на гребне волны своего постоянно меняющегося настроения, кокетничала со всеми подряд и громко смеялась. Веретено незаметно следило за ней – боковым зрением, в зеркалах, не упуская из виду на всякий случай и всех остальных своих учеников. Наконец он не выдержал и начал подкрадываться к Бану со спины, но, разумеется, в его голове и минуты не удержалась информация о том, что она всегда чувствует его приближение по запаху. Поэтому он не успел отдёрнуть руки, когда Бану, не оборачиваясь, поймала его за толстые запястья, с трудом обхватив их своими маленькими руками, и сильно сжала. Пытаясь скрыть своё замешательство, Веретено воскликнуло:

– Ну и хватка у тебя!

Хватка у Бану и правда оказалась сильная. Когда-то она посвятила немало времени накачиванию мышц, да и сейчас иногда находила в себе силы позаниматься на старом коврике. Этот коврик, иллюстрировавший сказку о Коньке-Горбунке, был одной из тех вещей, которые раньше можно было найти в каждом доме, уже изрядно изодранный кошкой, но всё ещё пригодный для занятий гимнастикой. Такие обезличенные предметы быта имеют свойство при случайном обнаружении в доме у кого-то чужого создавать ощущение сплочённости и единства, даже некоего духовного родства, они как будто говорят: мы все из одной страны, несмотря ни на что. Увидев свой коврик у кого-то в гостях, Бану была очень растрогана и даже испытала что-то вроде ревности.

Веретено оказалось в дурацком положении (которое, надо заметить, было ему к лицу больше любого другого). Он некоторое время ждал, что Бану его сама отпустит, но ей вздумалось пошалить, и она не отпускала его. Тогда он начал вырываться силой, что выглядело со стороны совершенно нелепо: как будто слон пытается вырваться из объятий маленькой обезьянки. Ученики начали посматривать на них. Веретено скривило физиономию и выкрутило руки так, что Бану не сумела удержать его.

– Надо было мне больше есть, – кисло сказала она. Веретено оглядело её своими пронзительными глазами, словно обмерив лазерной рулеткой, и сказало:

– Нет, больше есть не надо.

Хорошее настроение Бану продлилось недолго. Когда ученики разбились на пары, Веретено, повинуясь каким-то своим непостижимым капризам, пригрозило кулаком партнёру Бану и бесцеремонно отобрало её. Но не успела Бану обрадоваться этому, не успели даже её руки впитать в себя тепло его ладоней, как в голове Веретена что-то снова повернулось, и он довольно-таки грубо отпихнул её и пригласил Эсмеральду, которая засияла так, словно на суде за воровство ей дали условный срок. Бану с трудом собрала бесформенные осколки себя, склеила их фальшивой улыбкой, похожей на предсмертную судорогу мышц лица, и мужественно протанцевала до конца урока. Веретено больше не обращало на неё внимания.

Придя домой, Бану увидела, что конфета помялась и растаяла в сумке, хотя, конечно, это не имело никакого значения. Она откусила половину – конфета оказалась наполнена ненавистной фруктовой начинкой, – а оставшуюся часть завернула в фантик и положила под подушку.

Ей действительно приснилось Веретено. Бану бродила по самому большому концертному залу города, среди зрительских мест, некоторые были заняты, но кем – она не могла разглядеть. Вдруг к ней подбежал Лопе, ещё более растрёпанный, чем обычно, и Бану, засмотревшись на то, как прыгают его кудряшки, не сразу поняла, что он ей говорил.

– Что ты здесь делаешь?! Сейчас твой выход!

– Мой выход? – обмирая, переспросила Бану.

– Ну да, сейчас же концерт по случаю свадьбы Учителя!

– Он же женат! – в панике закричала Бану. – Неужели он не знает, что «мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться»?!

– Он женится на старой богатой вдове, – безжалостно ответил Лопе. – Иди танцуй.

– Ещё чего, не буду!

– Сладкая моя, ты что, забыла про наш уговор? – Веретено возникло за её спиной. – Ты танцуешь на моей свадьбе, а я к тебе буду приходить каждый день… – Он наклонился и поцеловал Бану в шею. Бану содрогнулась всем телом и побежала на сцену, по пути пытаясь переодеться. С ужасом поняв, что костюма для выступления у неё с собой нет и времени бежать за ним тоже нет, Бану выскочила на сцену в одном белье. Танца она не помнила и пыталась импровизировать, но её ноги дрожали и подкашивались, и она валилась на холодные доски после каждого прыжка. Вглядываясь в зрительный зал, Бану заметила, что Веретено с досадой поднимается со своего места в первом ряду и уходит куда-то за кулисы.