Лаура Гурк - Сама невинность

– Что вы имеете в виду?

– Как, разве не пьяный человек ударил вас? – спросила она. – У меня сложилось достаточно стойкое впечатление, что именно так вы получили этот синяк. – Прежде чем Мик успел спросить, что навело ее на эту мысль, она, нахмурив брови в легкой гримаске, заговорила снова. – Конечно, я могу ошибаться. Вокруг так много вероятностей, и сложно выбрать из них какую-нибудь одну. Иногда я путаюсь.

Мик не удивился. И если где-то действительно было совершено преступление, он хотел узнать подробности как можно скорее.

– Расскажите мне об убийстве, которое вы видели.

– Знаете, на самом деле я не видела его своими глазами, но образы были настолько яркие, как будто я там присутствовала.

Мик не имел ни малейшего представления, о чем она говорит.

– Итак, вы видели убийство?

Девушка подняла голову и посмотрела на него своими прекрасными шоколадными глазами.

– Конечно. Разве не об этом я вам толкую?

На этот вопрос у него не было ответа. Инспектор попробовал еще раз.

– Где произошло убийство, о котором вы говорите?

– Я не совсем уверена. – Она закрыла глаза и склонила голову на бок, от чего сломанное перо страуса, украшающее шляпку, упало ей на лицо. – Я пытаюсь определить место. Я совершенно отчетливо вижу растительность – деревья, траву и все такое. Я вижу ряд рододендронов и бронзовую статую, хотя она уже позеленела, а эти зеленые статуи так сложно заметить среди кустарников, – ее глаза расширились, она откинула перо. – Ну конечно же! Это памятник Роберту Бернсу. Вот мы и определились.

Изумленный Мик уставился на нее. Он не понимал, какое отношение ко всему этому имел Роберт Бернс, тем более, что он был мертв уже практически сто лет.

– Я не понимаю.

– Статуя, которую я видела, это памятник Роберту Бернсу. Таким образом, убийство должно будет случиться в садах Королевы Виктории на набережной.

– Должно будет случиться? Вы не знаете, где вы были, когда стали свидетельницей убийства?

– Конечно, я знаю, где я была, – ответила мисс Хэвершем. – Я находилась в постели. Я просто не была уверена в месте совершения преступления, но теперь, когда я вспомнила про Роберта Бернса, я уверена. Понимаете?

Он не понимал. Как это вообще возможно, что она наблюдала убийство, находясь в кровати? Должно быть, замешательство отразилось на его лице.

– Это сложно объяснить, – сказала она, – особенно теперь, когда я вас встретила.

Какое отношение имеет тот факт, что она встретила его, Мика, ко всей этой истории? Он почувствовал, как тупая головная боль начинает распространяться от середины лба.

Он попробовал зайти с другой стороны.

– Вы видели тело?

– О да, – она задрожала и откинулась немного на спинку стула. – Мне так жаль, что я стану тем человеком, который расскажет вам об этом.

Терпение Мика истощилось.

– Давайте проверим, правильно ли я понимаю, мисс, – начал он грозно, – вы уверены, что в садах Королевы Виктории на набережной произошло убийство, и вы видели там тело, но в это время вы были в кровати?

– О нет, нет, вы неправильно меня поняли. Слава Богу, убийство еще не произошло. Если бы это уже случилось, мы бы с вами не вели этот разговор. Понимаете…

– Как вы могли увидеть мертвое тело, если убийство еще не было совершено?

Она глубоко вздохнула и встретила его взгляд.

– Я увидела его мысленно.

Только этого ему не хватало. Именно сегодня ему только и не хватало одной из этих чокнутых. Он устал, он был голоден и у него начиналась головная боль. Потирая лоб кончиками пальцев, он с тоской мечтал о стейке и чипсах.

– Это все от недостатка еды, – пробормотал он сам себе. – Мне следовало съесть тот пирог.

– Но вы же ненавидите баранину, ведь верно?

– Что? – Мик поднял голову и уставился на нее, чувствуя, как мурашки снова побежали у него по шее. Почему же она задала этот вопрос? Как она могла узнать, что он ненавидит баранину?

И тотчас же ему в голову пришло объяснение. Билли и Роб. Должно быть, они. Двое его лучших друзей устроили это. Они наняли эту девушку, чтобы она сообщила ему о каком-то неправдоподобном, глупом и придуманном преступлении. Еще один деньрожденьевский розыгрыш.

Надо сказать, она была чертовски хорошей актрисой. Они, должно быть, нашли ее в каком-нибудь захудалом театре на Друри-Лейн[11]. И теперь, когда он понял, что весь этот спектакль был подстроен его друзьями, к нему вернулось чувство юмора, особенно когда он начал придумывать, как сам отплатит той же монетой Билли и Робу. Мик откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.

– Сколько?

Девушка уставилась на него.

– Прошу прощения?

– Сколько они тебе заплатили? – когда она не ответила, он продолжил. – Я скажу Билли и Робу, что в этот раз они меня разбили в пух и прах. – Он улыбнулся еще шире. – Но я отыграюсь.

– Прошу прощения, – сказала она, качая головой в недоумении, – Я не имею понятия, кто такие Билли и Роб. Кем бы они ни были, они еще не разбили вас, как вы сказали. Этому еще предстоит случиться, только если нам не удастся предотвратить это. Понимаете…

– Правда? – прервал он и засмеялся. – Ты имеешь в виду, что их маленькая шутка предполагает еще что-то?

– Шутка? – смущенное выражение на ее лице сменилось испугом. – Я, правда, надеюсь, что вы не считаете убийство смешным. Лично я – нет, и, когда я расскажу вам о нем, сомневаюсь, что вы посчитаете это смешным.

– Конечно, – Мик встал. – Думаю, я услышал достаточно.

– Нет, подождите, – она тоже встала, ее испуганный взгляд не отрывался от него. – Я еще не закончила.

– Не беспокойся. Я увижу ребят буквально через несколько минут и я обязательно расскажу им, как прекрасно ты поработала, – он снял пиджак со спинки стула. – До свидания, мисс Хэвершем. Если тебя и вправду так зовут.

По дороге к двери, выводящей в вестибюль, Мик прошел мимо стола Флетчера, он проигнорировал его ухмылку.

– Подождите, – воскликнула девушка и бросилась за ним. – Пожалуйста, послушайте, я должна рассказать вам самое главное. – Она догнала его в тот момент, когда он подошел к двери, и в безнадежном стремлении удержать его схватила его за рукав. – Я должна рассказать вам, кто погибнет.

– Голубушка, меня не интересует, даже если это будет премьер-министр. – Он стряхнул пытавшуюся остановить его руку и направился через огромный вестибюль к входным дверям Скотленд-ярда.

Но мисс Хэвершем было не удержать. Она обежала его и встала перед ним, преградив дорогу к двери.

– Вас заинтересует, поверьте.

Ее голос был полон отчаянья, и Мик сдался. Возможно, она должна рассказать историю целиком, иначе ей не заплатят.

– Ох, ну хорошо, – сказал он, посмеиваясь. – Кто будет жертвой убийства, которое ты видела мысленно и которое еще не случилось?

Она положила ладонь на его руку и взглянула на него с чувством, похожим на сострадание.

– Вы.

Он ей не поверил. Для того, чтобы в тот момент прочесть мысли инспектора Данбара, не требовался особый дар, и Софи прекрасно знала, о чём он подумал. Он посчитал, что всё это шутка. Не отвечая, Мик прошел мимо.

– Только не приближайтесь к садам Королевы Виктории на набережной! – крикнула она ему вдогонку, пока он пересекал вестибюль. – Особенно ночью!

Он рассмеялся, и эхо его голоса показало, насколько серьезно он отнесся к своей неминуемой гибели.

Чего еще она могла ожидать? Софи строго отчитала себя, понимая, что сама всё испортила болтовней о мистере Арчере и уличных воришках. И тот факт, что она была глубоко потрясена встречей с тем человеком, которого она видела в своих видениях, не оправдывал её. Теперь он умрет, и это будет её вина.

Софи выбежала на улицу и огляделась вокруг в надежде увидеть Мика, но его нигде не было. Он исчез. Она закрыла глаза и попыталась почувствовать, в каком направлении он пошёл, но безуспешно. Открыв глаза, девушка раздраженно посмотрела на небо, задаваясь вопросом, почему её сверхъестественные способности никогда не приходят ей на помощь тогда, когда ей необходимо действовать. Но она и правда не могла «включать» свой дар по команде.

Сейчас ей не оставалось ничего иного, кроме как отправиться домой. Софи дошла до угла и встала в очередь на омнибус. Всю дорогу до дома она смотрела в никуда; она чувствовала себя разочарованной и уставшей и переживала за Майкла Данбара.

Весь сегодняшний день она спорила сама с собой: должна ли она предпринять что-нибудь по поводу сна, который увидела прошлой ночью. Раньше у неё никогда не было видений убийств, и её первым порывом было кинуться прямиком в Скотленд-ярд, но в её сне не было бесспорных фактов, которые она могла бы сообщить полиции. А затем, после обеда, когда по поручению своей тёти она отправилась на Пиккадили, Софи испытала такой сильный приступ ужаса, что чуть не упала в обморок – прямо в здании «Фортнум&Мейсон»[12]. Она, практически, всегда теряла сознание, если видения посещали её, когда она бодрствовала.

В тот момент Софи решила, что должна сообщить полиции всё, что она знает; она сразу же направилась в Скотленд-ярд – только для того, чтобы быть высмеянной тем самым человеком, чью смерть она предвидела.

До того, как она встретила инспектора, для неё он был всего лишь увиденным во сне незнакомцем, истекающим кровью. Теперь же он перестал быть всего лишь незнакомцем, перестал быть образом из сна. Для неё он стал реальным. Этот реальный человек должен был умереть, и ей предстояло найти способ предотвратить его гибель.

Омнибус остановился на Беркли-сквер[13]. Софи вышла из омнибуса и пошла домой, вспоминая лицо инспектора Данбара.

Привлекательный мужчина, подумала Софи. Она была уверена, что его худощавое лицо, небесно-голубые глаза и густые чёрные волосы делали его завидным женихом и мечтой горничных и продавщиц. О да, это был интересный, хорошо сложённый мужчина. Инспектор был выше, чем большинство широкоплечих и мускулистых парней, и производил впечатление неуязвимого – одним словом, такой человек мог заставить женщину почувствовать себя в безопасности, защищённой. Софи содрогнулась от приступа острой тоски. Она не могла вспомнить, когда в последний раз чувствовала себя в безопасности, чувствовала себя защищённой.

Девушка постаралась выбросить из головы эти мысли, пока её стремление почувствовать себя в безопасности не укоренилось в ней. Пока она не начала страдать из-за этого. Ни один мужчина не сможет избавить её от ночных кошмаров, из-за которых она боялась спать и боялась темноты. Ни один мужчина не сможет избавить её от видений, которые могли настигнуть её в любое время и в любом месте. На земле не было такого мужчины, который мог бы заставить её почувствовать себя защищенной. Это было не под силу даже Майклу Данбару.

Софи вспомнила жёсткую, бескомпромиссную линию его рта и то, как холодно и оценивающе он разглядывал её, пока она, запинаясь, рассказывала свою историю. Должно быть, ледяной пронзительный взгляд инспектора оказывал магическое воздействие на преступников, без сомнения, под его тяжестью они теряли присутствие духа и сразу же во всём сознавались.

Мик Данбар также был весьма самонадеян. Она могла с точностью до секунды определить тот момент, когда он решил, что всё происходящее – розыгрыш, именно тогда он вальяжно откинулся на спинку стула, а уголки его губ изогнулись в насмешливой улыбке. Он относился к тем людям, кто верит только в твёрдые, неопровержимые факты, полагается только на свои инстинкты и не доверяет чужим – и кто никогда не сможет поверить ей.

В предвидении будущего для Софи самым тяжёлым было то чувство безнадёжности, которое она испытывала, когда люди ей не верили, и те болезненные ощущения в желудке, появляющиеся, когда она видела надвигающуюся трагедию и не имела никакой возможности предотвратить её. Это была ноша, которую она несла так давно, что не могла вспомнить, когда именно всё началось, и с течением времени ноша не становилась легче.

Только тётя Вайолет понимала и принимала её такой, какая она есть. Именно поэтому сейчас Софи жила с тётушкой. Вайолет никогда не задавалась вопросом, откуда Софи знает определённые вещи, как она узнает о событиях будущего и каким образом иногда ей удается читать чужие мысли. Кроме того, тётушка увлекалась спиритизмом[14], считала себя перевоплощением Клеопатры и испытывала страсть к чужим драгоценностям, что, конечно, было достаточно неудобно.

Софи повернула на Милл-стрит, тихую улицу, застроенную кирпичными особняками в стиле короля Георга. Здесь она жила. Эти большие дома, окружённые красивыми садами и когда-то считавшиеся вершиной роскоши, сейчас превратились в тяжкую ношу.