– А они вправе принимать такие решения?

– Ну, они объяснили все инженерам, и, я полагаю, те согласились.

– Почему?

– Ты сам знаешь почему… Этим яйцеголовым стыдно, что они так напортачили.

Пол покачал головой: он все понял. Если бы он спорол глупость, то и сам не горел бы желанием посвящать в это посторонних. Однако новость его встревожила. Если бор накопится на дне реактора, стержни приподнимутся и приблизятся к тем самым четырем дюймам, которые им ни в коем случае нельзя пересекать. Как может Ричардс не понимать всей серьезности ситуации?

– Сержанты должны заботиться о своих людях, – сказал Пол.

Старший смены смачно сплюнул.

– Наш сержант, этот герой… – горько усмехнулся он. – Думаешь, он горит желанием осрамиться с допотопным реактором и упустить шанс продвинуться по службе? Люди подумают: «Если он не справился с CR-1, то вообще ни на что не способен». За такое могут даже пнуть под зад, особенно если ищут повод от него избавиться. А мы знаем, что так оно и есть.

– Он бросает нас под автобус[27].

– Слишком поздно. Ему уже наплевать. Ричардс скажет что-то вроде: «Блин! Забыл упомянуть, что дерьмо уже полгода летит на вентилятор».

– А Харбо? Мне кажется, он более порядочный человек.

Фрэнкс недоуменно взглянул на Пола:

– Ты же его видел. Он умирает. Стал бы ты поднимать шум, если бы тебе осталось жить от силы полгода? Бедняге ничего не надо, кроме как поехать домой, полить свои бегонии и лечь спать. Жена инженера будет неплохо устроена после его смерти. Возможно, в его честь назовут административное здание. Зачем же портить всю малину?

Пол издал невеселый смешок. Деревянное административное здание сохранилось со времен Второй мировой войны. Не хотел бы он, чтобы его инициалы были высечены даже на одной из досок, не говоря уж о металлической табличке. Фрэнкс, однако, явно не шутил.

Теперь Полу стало понятно, почему Ричардсу так пришлись по душе его спокойный нрав и старательность. Каким же дураком он был, приняв это за похвалу. Его просто сочли безвольным и глупым, слишком трусливым, чтобы поднять бучу. Наверху с самого начала знали, что он не станет высовываться, а будет тихо заниматься своими делами. Пол вспомнил, что и в адрес Фрэнкса звучала подобная «похвала».

– А ты не думал обратиться к кому-нибудь из вышестоящих? – спросил Пол, чем немало озадачил коллегу.

– Я в жизни не разговаривал ни с кем выше рангом, чем Харбо. Я даже не уверен, что смогу на них выйти.

Он повертел сигарету, пару секунд разглядывал ее, а затем с обезоруживающей искренностью посмотрел в глаза Полу.

– Я придерживаюсь программы. Нет никакой нужды высовываться. Мы все здесь повязаны. Всегда можно устранить неполадки своими силами. Просто нужно постараться. Никто из важных шишек не захочет слушать о пустяковых проблемах, которые можно решить на месте. – Он бросил взгляд в сторону реактора. – Я не говорю, что мы ничего не должны предпринимать. Просто я хотел, чтобы ты был в курсе.

– Что будет, если ситуация ухудшится?

– Никто не говорит, что она ухудшится.

– Лучше уж точно не станет.

– Нам надо просто поддерживать работу реактора, пока не привезут новую активную зону.

– И когда привезут?

– Возможно, этой зимой. Узнаю – сообщу. Постарайся слишком уж не волноваться на этот счет.

Пол хмыкнул. Он понимал, что значит соблюдать осторожность и рассчитывать на собственные силы, а Фрэнкс работает здесь гораздо дольше, чем он. Возможно, ему виднее, когда следует начинать волноваться.

– Можешь себе представить, как это будет унизительно, если все узнают, что реактор неисправен, – как будто прочитал мысли Пола Фрэнкс. – Сюда понаедут все эти важные чины из военно-морских сил и авиации… Мы не имеем права так опозориться.

– Понимаю.

– Если ежедневно перемещать стержни и не поднимать для осмотра, их хватит надолго. Этой активной зоне уже четыре года. Вскоре получим ей замену. Мы просто должны быть очень осторожны.

– Верно, – согласился Пол. – Будем осторожны.

Мужчины продолжили спокойно обсуждать рабочие вопросы, делая вид, что проблемы реактора вызваны не людьми, а дурными мыслями или темными силами.

– О! – вскочил на ноги Фрэнкс. – А вот и автобус!

Пол тоже поднялся, прихватив жестяной судок, в котором он приносил из дома обед. Из двери с приветственным возгласом показался Вебб. Бедный, ничего не ведающий мальчишка! К черту это дерьмовое место! Полу безумно хотелось вернуться домой, к семье. Затоптав окурок, он с нетерпением поглядывал на приближающийся автобус, который увезет его подальше отсюда, на уютную Мейн-стрит с ее парикмахерской и снующими повсюду голубями. Он сойдет на своей остановке и будет высматривать оставленный у бордюрного камня желтый «Файрфлайт», и Нэт будет ждать его там.

II. Герой дня

Пол

Зима 1959–1960 годов

Бабье лето задержалось в Айдахо-Фолс еще на пару недель. Пол все переживал, что погода уж слишком их балует. Того и гляди, зима наверстает упущенное.

В любом случае он был рад, что лето слегка задержалось. Пол тревожился, как переживут суровую зиму жена и дочки, которые не привыкли к холодам. Нэт всю жизнь прожила в Сан-Диего, не считая периода, когда Пол обучался в школе операторов в Вирджинии. За всю зиму землю лишь несколько раз припорошило снежком, который обычно таял прежде, чем Пол успевал стряхнуть его с кузова автомобиля.

Айдахо – другое дело. В конце октября погода наконец переменилась. Крупные снежинки, подгоняемые порывистым ветром, оставляли на окнах мокрые следы. Небо заволокло стальной серостью. Буквально за сутки они оказались в совершенно другом месте, совсем не похожем на медово-золотистый мир, в котором имели счастье обитать еще вчера.

Нэт больше не поднимала вопрос о машине. Пол тоже помалкивал. Он был рад, что жена не настаивает. Одно упоминание об автомобиле могло бы вернуть напряжение и тошнотворное чувство ссоры. Полу не хотелось снова впускать все это в дом. К тому же, когда пошел снег, Нэт сама перехотела садиться за руль – сказала, что такая езда ее нервирует.

Тем времен холода установились всерьез и надолго. Температура опустилась до сорока градусов по Фаренгейту, затем до тридцати и, наконец, несколько изнурительных, тягостных недель колебалась от тринадцати до девятнадцати градусов. Вот, оказывается, что значит зима в Айдахо, о которой их предупреждали. Дни превратились в узкий тоннель времени: пасмурное утро, мрачный вечер и пригоршня холодных часов без лучика солнечного света посередине. Из дома без особой необходимости старались не выходить, а если такая надобность случалась, долго на улице не задерживались. На лужайке перед домом образовался огромный сугроб и таять не собирался. В автобусе по дороге на работу Пол немилосердно мерз. Другие мужчины тоже кутались в куртки и втягивали головы в плечи, прислонившись к тонкому оконному стеклу. Пальцы, сжимающие воротник, синели от холода.

Что до Нэт и девочек, то они были просто умницами. Нэт расставила в вазы яркие пестрые цветы из шелка, вместе с дочками вырезала из плотной розовой, желтой и красной бумаги сердечки и звезды. Гостиная постепенно принимала вид классной комнаты в подготовительной школе. На ковровом покрытии местами засох клей, образовав твердую корку. Повсюду валялись обрезки цветной бумаги. Пол никогда в точности не знал, что застанет дома, когда вернется с работы. Впрочем, его это особо не беспокоило, лишь бы родные были счастливы. Но однажды днем Пол, как обычно, дошел до двери по узкой тропинке, расчищенной от снега, переступил порог дома и обнаружил, что девочки сидят в общей комнате одни и барабанят по кастрюлям и сковородкам. Нэт, полностью одетая, лежит в спальне с выключенным светом. Как оказалось, она не была больна, просто на нее нашла хандра.

На следующий день после работы Пол зашел в магазин электроприборов в центре города и вышел оттуда с черно-белым телевизором RCA Victor. Экран с диагональю семнадцать дюймов был встроен в пузатый корпус с растопыренными деревянными ножками, так что внешне устройство напоминало свинью на коньках. Полу телевизор был не нужен. Он не любил резкие вспышки света, а от закадрового смеха иногда побаливала голова, но Нэт, увидев, как муж открывает локтем дверь и вносит в дом покупку, бросилась к нему, обняла и расцеловала. Он боялся, что жена останется недовольна маленьким экраном или тем, что телевизор не цветной, однако она очень искренне радовалась новой вещи. Всю зиму Нэт и девочки целыми днями не отходили от голубого экрана. Теперь, возвращаясь с работы, Пол заставал в гостиной аккуратно одетых Саманту и Лидди, которые лежали на полу и смотрели «Лесси». Нэт в нескольких футах от них готовила на кухне курицу а-ля кинг.

Когда снег начал таять и из-под него стали проклевываться первые зеленые побеги, Пол, набравшись решимости, завел речь о машине. Покупка телевизора показала, что ему очень нравится делать Нэт счастливой. Он дождался, пока у нее выдастся особенно хороший день: приятная беседа с другой мамочкой в бакалейном отделе магазина для военных, удачно приготовленный ужин… Когда они ложились спать, Пол сказал, что не против, если она раз в неделю будет брать «Файрфлайт». Нэт призналась, что очень этого хотела бы, и поцеловала его. Обрадованный такой реакцией, Пол в приливе нежности спросил томным шепотом, помнит ли она ту июньскую ночь во дворе под аккомпанемент сверчков. Жена улыбнулась, посмотрела на него долгим взглядом и молча стянула через голову ночную сорочку. За зиму ее тело стало удивительно белым. Это поразило его. Примерно такое же странное ощущение он испытал много лет назад, когда сбрил бороду, которую отращивал несколько лет, и увидел свое отражение в зеркале. Чего-то не хватало. Нэт стала теперь какой-то более уязвимой, что ли. Казалась молчаливой и загадочной. Он был заинтригован этими переменами.

По пятницам Пол работал в утреннюю или дневную смену. Автомобиль оставлял жене, а к автобусной остановке его подвозил Фрэнкс. Все шло как по маслу. Пол даже ощущал неловкость из-за того, что раньше так упрямился. Правда, общество начальника смены с его бородатыми анекдотами и неприятным запахом изо рта не доставляло особой радости, но постепенно он проникся к нему легкой симпатией.

Каждый раз, как только Пол садился в машину, Фрэнкс протягивал ему сверток:

– Это от Брауни.

Обычно жена Фрэнкса передавала маффин или сдобный кофейный пирог. Когда Пол разворачивал пакет, от выпечки еще шел пар. Половину он съедал сам, а другую отдавал холостому Веббу, ведь для него некому было печь такие вкусности.

Что до реактора, то он, как и прежде, периодически беспокоил операторов, не особенно реагируя на их «ухаживания». Новую активную зону так и не привезли. Время от времени работники интересовались друг у друга, когда же случится это знаменательное событие, что говорят наверху и занимается ли данным вопросом хоть кто-нибудь из инженеров. Никто ничего не знал, а у мастер-сержанта Ричардса на все вопросы был один ответ: «Парни, я жду и волнуюсь не меньше вашего». Стержни по-прежнему застревали, реактор перегревался, но им всегда удавалось буквально в последнюю минуту обуздать строптивый агрегат.

– Армейская смекалка, – шутил по этому поводу Фрэнкс, а у самого дергался правый глаз.

Скоро, впрочем, двухгодичный договор закончится и Пол сможет вырваться отсюда. Он часто фантазировал, как уедет из Айдахо куда глаза глядят. Больше не придется мотать себе нервы на смене, не придется врать жене, что все хорошо. Он отдавал себе отчет, что каждый день обманывает ее. Конечно, это была святая ложь, но, как ее ни назови, неправда остается неправдой. Его мучило чувство вины. Он ощущал, как камушек за камушком возводит между ними стену из лжи. Это не давало покоя.

«Пережди, – уговаривал себя Пол. – Имей терпение и просто продержись».

Как бы там ни было, а работа остается работой. Дожив до конца смены, Пол обретал некий мираж свободы. Он отрабатывал утреннюю, дневную либо ночную смену и, вернувшись домой, наблюдал, как дочери завтракали; или успевал как раз к ужину; или приходил среди ночи, когда дом был погружен в сон. Тогда он тихонечко залезал в постель к жене, и Нэт сквозь сон шептала ему что-то. По спальне гуляли сквозняки, а Пол обнимал любимую женщину и размышлял о том, как хорошо вернуться из тьмы и пустоты в свой маленький домишко с остроконечной крышей – туда, где сосредоточен весь смысл его жизни.


Нэт

Весна 1960-го

Когда наконец наступила весна, мир сошел с ума. Птицы начинали орать еще до рассвета, раскачиваясь на ветвях большого дерева в палисаднике. Нэт позволила девочкам шлепать по лужам, не обращая внимания на серые струи воды, стекающие по голенищам сапог. Она распахнула окна, хотя настоящего тепла еще не было, и приготовила коблер[28] из консервированных персиков, чтобы создать летнее настроение.