– Ты с нами, Кольер? – крикнул Фрэнкс. – Сосредоточься! Если ты будешь невнимателен, кто-то из нас может пострадать.

– Извини, – откликнулся Пол.

Закончив работу, он потащился в уборную, уселся на стульчак и долго смотрел в стену. Чувство вины не покидало его.

Незадолго до конца смены Фрэнкс сообщил, что пришло время снова поднимать стержни. Пол запротестовал, попытался убедить начальника, что через час, даже раньше, прибудет следующая смена, свежая и отдохнувшая. Фрэнкс неодобрительно взглянул на него.

– Сами заметили – сами сделали, – заявил он. – С каких пор я работаю с двумя неженками?

Когда Вебб поднимал девятый стержень, тот снова застрял, да так, что хуже некуда. Пол, не раздумывая, бросился за разводным ключом. Сдвинуть «девятку» с места никак не получалось. Каждый по очереди дергал за ключ, минута сменялась минутой, и в воздухе уже разливался неприятный запах тревоги и отчаяния.

– Неси другой ключ, – распорядился Фрэнкс.

Пол, скрипя зубами, рванул со всей мочи. Стержень поднялся сразу на несколько дюймов.

– Черт! – испугался Вебб.

Фрэнкс выругался.

– Вниз, – гаркнул он и вместе с Полом начал толкать рычаг в противоположную сторону.

На лбу у Фрэнкса набухли вены. Тело Пола потихоньку начало подаваться назад. Он издал нечто среднее между криком и стоном. Стержень медленно опустился вниз.

Некоторое время все трое не могли перевести дух, даже заговорить. Жадно хватали ртом воздух и, держась за спину, ходили взад-вперед.

– Мы должны позвонить Ричардсу. Немедленно, – наконец выговорил Пол.

– И сказать, что дневная смена с похмелья не смогла справиться с работой? Если хочешь, сам звони.

– Не наша вина, что стержень застревает, – возразил Вебб.

Фрэнкс пропустил замечание мимо ушей.

– Когда вернешься сюда завтра, Кольер, будь хоть на что-то годен.

– Ты собираешься зафиксировать инцидент? – спросил Пол, тыкая пальцем в растрепанный регистрационный журнал в обложке из голубой кожи.

Фрэнкс рассердился:

– Конечно зафиксирую!

– Ты носишься с этим чертовым журналом, как с дневником, но не записываешь и половины проблем.

– Я записываю.

– Не всегда. Иногда ты регистрируешь какой-то эпизод, иногда умалчиваешь. Я не могу понять, каковы твои мотивы.

– Ладно, запишу прямо сейчас. – Начальник смены подошел к полке и схватил журнал. – Занимайся своими делами.

– Мы все устали. Давайте будем терпимее друг к другу, – прыгал вокруг них Вебб. Потом повернулся к Полу: – Видишь? Он уже пишет.

– Вижу, – сухо ответил Пол.

Он наблюдал, как старший аккуратно выводит красивым почерком буквы на бумаге, и боролся с желанием выбить короткий карандаш из пухлых пальцев Фрэнкса. Его замечательный бесполезный вахтенный журнал! И какую конкретную пользу все это может дать? Начальник смены выглядел вполне искренним, когда переворачивал листочки бумаги, зажатые на планшете. От усердия по его щекам даже катились капельки пота. Как будто эти записи пойдут выше, минуя Ричардса и Харбо! Вебб смотрел в сторону, покусывал кончик ногтя на большом пальце и нервно дергал ногой. Полу вдруг стало ужасно жаль их. И себя тоже. Они могут погибнуть ни за что, за все это дерьмо. Теперь они только то и делают, что поднимают стержни, двигают их взад-вперед, потеют, ерзают и записывают в журнал предупреждения, которые никто не будет читать. В этом и есть вся их жизнь, бесконечная череда причин, позволяющих бездействовать. И никто не похвалит за такую службу. Они являются ветеранами лишь собственной робости и бесцельно прожитых дней.

Пол не бывал в доме мастер-сержанта Ричардса с того самого званого ужина. Теперь, при дневном свете, дом, погруженный в тишину, показался ему скромным и непритязательным, чуть ли не спящим. Но Пол нарушил его покой.

Оставив машину на улице, он зашагал по подъездной дорожке мимо автомобиля Ричардса. Трудно поверить в то, что прошлой ночью он сидел за рулем этой машины и что к крыше была привязана девушка. Все теперь вспоминалось как отвратительный нелепый сон.

Дверь отперла миссис Ричардс и, увидев на пороге Пола, округлила глаза.

– О, мистер Кольер! – воскликнула она. – Здравствуйте. Что привело вас к нам?

Женщина была, как всегда, с идеальной завивкой и образцовым маникюром. Брови аккуратно подведены рыжеватой тушью. Изящно накрашенные губы сами собой сложились в безупречное «О», как будто она собиралась задуть свечу на торте.

– Мастер-сержант дома? – спросил Пол.

– Да, – с некоторой опаской ответила миссис Ричардс. – У него болит голова, поэтому он не смог приехать на работу. Уверена, что вы в курсе. Пожалуйста, проходите.

Женщина распахнула дверь пошире, впуская незваного гостя, а сама удалилась в глубину дома. Остановившись около дивана, Пол слышал звук ее шагов по коридору, а затем приглушенный шепот.

Минуту спустя вошел Ричардс. На его лице застыла маска удивления. Это была вторая – мужская – версия. Первую минутой ранее продемонстрировала его жена.

– Кольер! – сдержанно начал он. – Не ожидал тебя увидеть. Садись. Хочешь выпить?

– Нет, спасибо, мастер-сержант.

Пол не стал интересоваться у Ричардса, куда же подевалась его удобная во всех отношениях головная боль. Сержант налил себе и со странной нерешительностью подошел к Полу, отчего молодой человек испытал сильнейший прилив отвращения.

– И что? – произнес Ричардс, садясь на диван и вытягивая ноги.

Пол откашлялся.

– У нас сегодня случилась серьезная проблема с девятым стержнем. Я решил, что будет лучше доложить прямо сейчас.

– Ну хорошо, спасибо. Позже увижусь с Фрэнксом, узнаю подробности.

– Дело срочное. Мне кажется, реактор может выйти из строя.

Ричардс приложился к стакану. Затем поставил его на столик, откинулся на спинку дивана и забросил ногу на ногу.

– Мы знаем, что бор отслаивается от стержней в активной зоне реактора, – продолжил Пол. – Стержни застревают. Нам приходится потеть над ними каждые четыре часа. Между ложными тревогами и силовыми упражнениями со стержнями мы все по горло в работе – бегаем, как петушки с отрезанными головами. Сегодня с девятым было совсем плохо. Когда нам все-таки удалось его выдернуть, он поднялся на три дюйма.

Пол не без удовольствия отметил про себя, что после этих слов Ричардс побледнел.

– Мы не должны поднимать стержень выше четырех, – напомнил Пол.

Мастер-сержант и сам это прекрасно знал. Нет нужды предупреждать взрослого человека, чтобы не совал пальцы в розетку. Каждый усвоил правило с детства. Операторам так вдалбливали информацию о критических четырех дюймах, что это уже было на уровне рефлексов. Никогда, ни при каких обстоятельствах, если ты, конечно, не чертов псих, нельзя поднимать стержень выше отметки в четыре дюйма.

– Знаешь, я вот что тебе скажу. – Ричардс подался вперед и начал делать загадочные пассы, как бы разворачивая и сворачивая большую газету. – Парни еще не знают, но мы уже заказали новую активную зону. Установят следующей зимой.

Пол часто заморгал:

– Только через полгода. Мне об этом неизвестно, Фрэнкс ничего не говорил.

– Ну, – нахмурился Ричардс. – Ему и не полагается болтать о подобных вещах.

– Не думаю, что мы сможем протянуть шесть месяцев, – засомневался Пол.

– Сможете. Или веры не хватает?

– Веры? – повысил голос гость. – Дело не в вере. Надо быть честными с самими собой, мастер-сержант.

От наигранной веселости Ричардса не осталось и следа.

– Ты не забыл, что случилось с Оппенгеймером?[36] – осведомился он.

– Не забыл, – после недолгой паузы ответил Пол, и легкий холодок пробежал по спине.

Джулиус Роберт Оппенгеймер был одним из выдающихся физиков, задействованных в Манхэттенском проекте, а через шесть лет ему отказали в доступе к секретным материалам. Пол тогда еще работал на нефтебазе, но разговоры слышал. Выдвигались разнообразные версии, почему суд применил столь суровое наказание: политические разногласия, симпатии к коммунистам, личные трения. Пол об этом ничего, в сущности, не знал, но прекрасно осознавал, что отказ в доступе к секретным материалам – унизительное оскорбление. Даже у него, заурядного оператора, более высокий уровень доступа, нежели у великого ученого.

Пол догадался, на что намекает Ричардс, но не собирался заглатывать наживку.

– К счастью, я не Оппенгеймер, – тихо произнес он и отвернулся.

– Но ты можешь им стать, – пообещал мастер-сержант, и это было не пустой угрозой.

Он еще раз отхлебнул из стакана.

– Просто живи своей жизнью, – неожиданно по-приятельски посоветовал Ричардс. – Не волнуйся ты так. Просто живи.

– Жить, как ты? – вспыхнул Пол, ощущая, как у него все сильнее бьется сердце. – Жить, наплевав на всех и вся?

Ричардс дернулся, ощутив себя глубоко оскорбленным.

– О чем ты?

– Ты знаешь, о чем.

Запало молчание. Пол слышал, как в соседней комнате хлопочет по хозяйству миссис Ричардс.

– Так не годится, – процедил сквозь зубы мастер-сержант.

– Просто живи. Я видел вчера вечером, как ты просто живешь, – прошипел Пол. – Ты мог убить ту девчонку. А теперь мы все несемся, привязанные к крыше твоей тачки…

– Ты часом не поэт? – съязвил Ричардс. – Иногда мужчины делают то, что делают, но потом не треплются об этом почем зря.

– Мне осточертело наблюдать, что ты вытворяешь. Ты ежедневно ставишь жизнь людей под угрозу, игнорируешь проблемы с реактором, лишь бы выслужиться.

– Реактор абсолютно безопасен.

– Как ты вообще можешь такое говорить? Мы чиним его… не знаю, латаем, как старый диван, а это ядерный реактор! Если что-то пойдет не так, погибнут люди. А как насчет наших семей, твоей семьи? Ты хочешь, чтобы они находились в пятидесяти милях от взорвавшегося реактора? Ветер преодолеет эти пятьдесят миль в мгновение ока.

Ричардс скептически хмыкнул:

– Ты ведешь себя как истеричная баба. Послушай себя со стороны.

Сержант был непробиваем. Пол заставил себя притормозить и попробовал воспользоваться другой тактикой:

– Может, стоит обратиться к Харбо и другим инженерам? Сказать им, что если ничего не менять…

– Ступай, поговори с Харбо, – развел руками Ричардс. – Уверен, ему ужасно понравится. Человек умирает. У него работа, которая гарантирует безбедное существование его семье, и он будет просто счастлив начать большие разборки, когда на дворе сумерки жизни.

– Разве ты не понимаешь, что пора уже в открытую говорить о том, что происходит?

– Блестящая мысль! Мы начнем говорить, а кто знает, чем мы закончим? Я знаю многих, кому будет интересно послушать забавные истории. Твоя жена, например. Думаю, ей очень понравится рассказ о вчерашнем веселье и о том, как ты провел время на балконе наедине с…

Хозяин дома замолчал и многозначительно пожал плечами. Наступила тишина. У Пола свело живот.

– Я поехал туда только потому, что тебе нужен был кто-то за рулем. Я хотел домой.

– Очень трогательная история.

Пол изо всех сил пытался контролировать эмоции.

– Я должен знать, что ты собираешься делать по поводу реактора.

– Хочешь знать, что я собираюсь делать? – Голос Ричардса задрожал от «праведного» гнева. – Я отвезу туда твою жену и трахну ее, разложив сверху! Вот что я сделаю! Вот что я называю жить своей…

Пол не задумываясь сжал правую руку в кулак и с размаху врезал сержанту в челюсть.

Сознание окутал красный туман. В доли секунды, когда он замахивался, Пол в глубине души осознавал, что его поступок может ему дорого стоить, но в то мгновение он почувствовал воодушевление и странный восторг. Костяшки пальцев хрустнули, Пол завыл от боли.

Ричардс комично перелетел через диван, красиво расплескав в полете содержимое стакана. С минуту он лежал на ковре, как распластавшийся тушканчик, затем оперся на локоть и приподнялся, матерясь и прикрывая лицо. Сквозь пальцы текли розовые слюни.

В комнату с криком вбежала миссис Ричардс. В глубине дома заплакал ребенок.

– Извините, мэм, – сказал Пол, пятясь к двери.

Ричардс, пошатываясь, поднялся на ноги. На лице отпечатался ярко-красный след.

– Ты трус. Ты жалкий, гнусный, несчастный трус…

Слова, изрыгаемые Ричардсом, сливались в один неясный поток, ибо рот плохо слушался. Его гнусавый смех был подобен звуку двигателя, который никак не хочет заводиться.

Джинни принялась промокать фартуком разлитое на ковре спиртное. Муж злобно взглянул на нее, и она прекратила. Пол не знал, что сказать. Пытаясь унять нервную дрожь, он поплелся к выходу.

– Не вздумай прикасаться к моей машине! – прохрипел вдогонку Ричардс.

Купе-кабриолет купался в лучах заката и казался слепленным из апельсинового шербета. Пол развернулся и харкнул, целясь в дверцу со стороны водителя. Плевок попал на кремового цвета краску и сполз вниз, как птичье дерьмо. Ричардс, наблюдавший за происходящим с порога, побагровел. Пол сел в свой автомобиль и тронулся с места, правда, рулить пришлось одной левой, поскольку правая рука невероятно болела.