Андрия Уильямс - Самая долгая ночь

Он подошел к окну, выходящему на задний дворик, и вспомнил о той ночи после званого ужина у Ричардсов. Нэт подбежала к забору, коснулась рукой штакетника и быстро развернулась. Покачивающиеся бедра женщины в лунном свете воплощали в реальность юношеские фантазии, которые посещали его в шестнадцать лет. Его жизнь представляла собой знакопеременный цикл слепой удачи и пинков под зад.

Не выдержав, Пол пошел в спальню и нырнул в постель к жене. Она тут же проснулась.

– Эй! – тихонько позвал он, приподнявшись на локте. – Поговори со мной.

– О чем говорить? – откликнулась Нэт.

– Не знаю, – растерялся Пол.

Жена повернулась к нему:

– Твой долг – заботиться о нас. Ты привез нас сюда и пообещал, что нам будет хорошо: больше никаких командировок, и мы всегда будем вместе. А потом ты ведешь себя как последний дурак и тебя отправляют куда подальше. Как мы будем здесь одни полгода? Ты хоть понимаешь, что это очень долго? Твой ребенок родится без тебя!

– Знаю. – Пол почувствовал себя больным.

– Я не могу сейчас говорить, – уткнувшись лицом в подушку, сказала Нэт. – Я просто не могу об этом говорить. Извини.

– Нэт! – Голос Пола дрожал. – В восемь утра я улетаю! И вернусь только через шесть месяцев!

Он соскочил с кровати и вернулся в гостиную. Ночь он провел в компании с бутылкой виски, обеспечив себе наутро сказочную головную боль. Опрокидывая стакан за стаканом, Пол мысленно спорил с отцом, кто из них больший засранец. В конечном счете отец признал свое поражение. Устав пить, Пол написал левой рукой записку и оставил на столе. Пусть Нэт прочтет как-нибудь девочкам, когда его не будет рядом. Окончательно измученный, он повалился на диван и задремал, но едва забрезжил рассвет, встал и направился на кухню заваривать кофе. На глаза попалась записка. Он уже и забыл о ней. Безобразные каракули, более уместные в фильме ужасов либо на стене мужского туалета в какой-нибудь из тюрем. Пол представил себе, как его крошки повторяют за мамой нестройными голосками: «ДАРАГИЕ ДЕВАЧКИИИ». Поморщившись, он швырнул бумажку в мусорную корзину.

Около шести утра он услышал шум в задней ванной комнате и, выйдя в коридор, прислушался.

– Нэт! – позвал он, заглядывая в приоткрытую дверь.

Бедная Нэт! В одной ночной сорочке, она согнулась над унитазом, приподняв стульчак, и струйка слюны медленно стекала с губ и капала вниз. Взгляд ее был неподвижен.

Пол опустился на колени и обнял жену.

– Все хорошо, – невпопад брякнул он.

А что еще можно сказать, если ты только наблюдатель и ничем не можешь помочь родному человеку, которого рвет?

Спина под его рукой вздрогнула.

– Бедненькая, – добавил он.

Нэт отпрянула от унитаза, и Пол подал ей полотенце.

– Спасибо.

Привалившись к стене, она тяжело дышала.

– Фух, – выдохнула она спустя пару секунд. – Ненавижу это состояние.

Голос звучал хрипловато. Вытерев рот, она посмотрела на потолок. Грудь то поднималась, то опускалась. Лоб блестел от пота.

– Как ты? В порядке?

Жена кивнула:

– Сейчас лучше.

– Это из-за ребеночка?

– Возможно. Или просто нервы… Скоро пройдет.

Несколько минут они сидели на полу в полном молчании. Из коридора послышался топот маленьких ног и детский писк: проснулись девочки.

– Через час я должен быть в аэропорту, – напомнил Пол.

Он посмотрел на жену, не зная, что увидит в ее глазах – грусть или облегчение, но не увидел ничего, кроме усталости.

– Знаю, – ответила она.

– Если хочешь, я могу вызвать такси, а ты с девочками оставайся.

– Нет, – не согласилась жена. – Мы тебя подвезем. Сейчас быстро оденемся.

Она вытерла лоб полотенцем и, пошатываясь, вышла из ванной. Пол вскочил, взял ее за руку. Ему померещилось, что даже кожа съежилась под его пальцами. Казалось, все тело, до кончиков ногтей, испытывает к нему отвращение. Нэт освободила руку и шмыгнула в спальню.

К семи утра, несмотря на все трудности с одеванием детей, они уже были в аэропорту. Нэт нарядила девочек в самые лучшие, праздничные платья. Пол знал, что других планов на день у них нет, а значит, в восемь часов они вернутся домой и будут мотаться по двору в своих выходных нарядах, однако возражать Нэт не решился.

Жене все еще нездоровилось, это было видно. Скрестив руки на груди, она маялась рядом с ним в своей голубой вязаной кофте: темные мешки под глазами, измученное бесцветное лицо. По этим признакам она вполне походила на беременную, но живот особо не выделялся. Только теперь, когда Полу стало известно об интересном положении жены, он обратил внимание, что она действительно раздалась в талии. Это наполнило его душу горьковатой гордостью, сжимающим сердце счастьем, которое сложно отличить от душевной боли.

Несколько пассажиров – кто сам по себе, а кто в сопровождении провожающих – собрались в ангаре из гофрированной стали и наблюдали, как подают трап к самолету. Пол пытался придумать, что бы такое сказать на прощание – ободряющее, запоминающееся, мудрое и полезное, что-нибудь такое, что поможет все исправить, – но рядом вертелась Саманта. Она висла у него на руках и без умолку тараторила об очень толстой тетеньке в дальнем конце здания.

Нэт положила ей руку на плечо:

– Тише, Сэм! Невежливо так говорить о людях.

Пол погладил девочку по коротко стриженным волосам, и пузырек отчаяния булькнул у него в животе. Он все еще надеялся на запоздалый разговор по душам, на то, что Нэт оттает в последнюю минуту, но ничего подобного не происходило. Неужели он сядет в самолет и улетит на другой конец света, а жена так и будет на него дуться? Все шесть месяцев, пока он будет в Арктике? В ту последнюю ночь их близости его глупая пьяная выходка возвела между ними стену. И теперь эта стена вырастала в неприступную крепость. Если он не успеет сейчас все исправить, пройдет целых полгода, прежде чем снова представится такая возможность.

Лидди, стоя на коленях у Нэт, рыскала по ангару своими черными любопытными глазенками и разглядывала людей. Он полгода не сможет видеться с дочерьми, это сущее наказание. Дети быстро растут, и, когда он вернется, они станут совсем другими – руки, ноги, лица, даже речь.

– Не могу дождаться, когда появится ребеночек, – попытался начать Пол.

Слова прозвучали банально и бессмысленно на фоне всего, что произошло в последнее время. Он пожалел, что вообще раскрыл рот. Нэт мельком взглянула на него и снова отвернулась.

Из динамика объявили посадку. Пассажиры двинулись к выходу; началась суета, которая обычно бывает в аэропорту. Пол присел, обнял Саманту, расцеловал Лидди в мягкие щечки и потянулся к Нэт. Черт возьми! Ему просто необходимо ее обнять, сделать хоть что-нибудь, чтобы не сойти с ума.

– От меня дурно пахнет, – отшатнулась от него жена. – Как от мусорной кучи.

– Ничего, зато к тебе не будут приставать другие мужики, – сказал Пол и выдавил из себя улыбку.

– Какие мужики?

– Такие.

Нэт отвернулась и вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Извини, – совсем отчаялся Пол и наконец решился ее обнять.

Сжимая острые плечи жены, он ощутил нарастающее волнение.

– Извини. Я не хотел, чтобы так получилось. Я совершил глупость, и теперь мы все за нее расплачиваемся. Но это была всего лишь ошибка.

– Знаю, – сказала Нэт.

– Я очень рад, что у нас будет ребенок.

– Честно?

– Да. Я на самом деле очень рад, Нэт.

– Ладно, – сжалилась она и наконец посмотрела ему в глаза. – Тогда я тоже.

Нэт умела забывать плохое. Именно на это он и рассчитывал: каждый очередной день начинался у нее с рассвета. Жена никогда не падала в черную дыру негодования, обиды или отчаяния. Пожалуй, это самое ценное качество в людях.

Он прижался лбом к ее лбу, вобрал ноздрями запах ее дезодоранта, кисловатого дыхания и стал шептать на ухо что-то милое и бессмысленное, пока динамик снова не заскрежетал: «Заканчивается посадка на рейс номер двадцать три на авиабазу “Эндрюс”, штат Мэриленд». Объявление на мгновение посеяло в их сердцах тревогу, но в ту же секунду они бросились друг другу в объятия, словно старшеклассники. Нэт обхватила его за плечи, прижалась всем телом и буквально повисла на шее. Пол покрывал ее лицо поцелуями, совсем не стесняясь людей вокруг и даже собственных детей, наступавших ему на ноги. От облегчения и страха, нахлынувших одновременно, у него закружилась голова, он едва сдерживал слезы. Обнимал жену, зарывался в ее волосы, прижимался лицом к ложбинке между шеей и плечом, ощущая, как она тоже волнуется.

«Последнее предупреждение. Рейс номер двадцать три на авиабазу “Эндрюс”. Двери закрываются».

Он оторвался от жены и окинул взглядом свою семью: бледная, болезненного вида Нэт, большеглазая Лидди, непоседливая Саманта. Он хотел запомнить их такими – его маленькое племя, трех самых любимых и дорогих ему людей, которых он обожал всем сердцем, всеми фибрами души, безоговорочно и бесповоротно.

– Береги себя, – выпалил Пол, сжимая жену за плечи.

Нэт встревоженно глянула на него.

– Если что-то пойдет не так, немедленно уезжай из города. Договорились? Гони машину, пока не будешь в безопасности.

Женщина нервно рассмеялась:

– Бога ради, что может случиться?

– Не знаю. – Он ощутил липкий страх, готовый вырваться наружу. – На испытательной станции. С одним из реакторов… Не знаю… Какая-нибудь катастрофа, что-нибудь. Обещай, что уедешь из города.

– Конечно, все сделаю, как ты скажешь.

– Хорошо.

– Мы тебя любим, – сказала Нэт. – Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. Пиши мне, – попросил Пол.

– Мы будем писать! – выкрикнула Саманта.

– Ты пиши, – сказал Пол. – Ты все, что у меня есть.

Нэт насмешливо улыбнулась ему:

– Хорошо.

– Думаешь, я шучу?

Пол забросил на плечо туго набитую, объемную сумку – такую длинную и тяжелую, что казалось, будто он тащит на плече другого человека. Пол еще раз поцеловал жену и девочек и пошел к самолету, вдыхая всей грудью сладкий весенний воздух.

Пол

Лагерь «Туто», Гренландия

Пола разбудило завывание ветра, который непрерывно гулял над шапкой полярных льдов. Иногда ветер свистел, как старый пароход; иногда ревел, как мотор реактивного самолета, заходящего на посадку.

В темноте, царившей в сборном бараке из гофрированного железа, Пол не мог разглядеть других мужчин, но знал, что они точно есть – спят на двухъярусных нарах где-то рядом. В казарме стоял резкий запах отсыревшей шерсти и потных, немытых тел. Пол высвободил руки из-под тонкого стандартного одеяла, которым он укутался, ложась спать. Шерсть кусалась, и это было до боли знакомое ощущение. Такие одеяла использовали в армии давно, начиная с Кореи, а возможно, еще со Второй мировой войны. На нем было три комплекта нательного белья, и каждый впивался в тело швами, которые пересекали его, как линии широты и долготы глобус. В области подмышек и в паху он испытывал странные, не очень приятные ощущения.

Ему приснился кошмар, и страх, сдавивший живот, лопатки, спину, не отпускал. Последнее, что он запомнил, перед тем как проснуться, было до ужаса реалистичное видение, как Нэт открывает духовку, чтобы вытащить противень, и отскакивает с пронзительным воплем. Он видел как наяву ее обгоревшие по локоть руки, ее розовые пальцы, из которых сочится кровь, – как плоть животного, с которого содрали шкуру. Слава богу, это был всего лишь ночной кошмар.

Пол был уверен, что дома все в порядке. Каждое утро за завтраком он спрашивал у офицера-связиста Роджерса, есть ли важные новости из Штатов. В этот момент сердце тревожно замирало в груди, но Роджерс всякий раз отвечал, что на родине все спокойно. В крайнем случае рассказывал о какой-нибудь катастрофе, произошедшей далеко от Айдахо-Фолс. Пол на некоторое время успокаивался и дышал ровнее. Он старался не думать о том, что его знание или незнание ситуации в Айдахо-Фолс не играет ровно никакой роли, ибо, случись что, он все равно ничем не сможет помочь. Он оставил свою семью в одном медвежьем углу, а сам застрял в другом. Если им понадобится его защита, он будет не в силах ее предоставить.

Когда Пол прибыл в Гренландию, реактор в «Кэмп сентьюри» еще не довели до ума, поэтому ему и еще пятнадцати сотрудникам пришлось несколько недель проторчать в лагере «Туто», а это на несколько сотен миль южнее. Все, что он там видел, имело два цвета – белый и коричневый. Это просто какое-то визуальное недоразумение: грязь, снег, грязный снег, снежная грязь, морозный воздух, иногда летящая по воздуху грязь, то есть пыль. Парни, впрочем, не скучали. Им приходилось расчищать совковыми лопатами снег, перемешанный с грязью, чистить «медовые корзинки» (они же туалеты) и выливать на лед шестидесятигаллонные бидоны с говяжьим бульоном в надежде приручить полярную лисицу. Должно же быть в доме домашнее животное! Потом им сообщили, что строительство реактора в «Кэмп сентьюри» завершено и скоро его введут в эксплуатацию. Когда погода позволит, они отправятся на север.