В приоткрытом окне свистел ветер. Тонкий слой снега припорошил подоконник, и ковер под ним был мокрым.

– Боже мой, Митч! – пробормотала она, пытаясь придавить обмерзшую створку окна.

С подоконника сверкающей пудрой посыпался снег. Встав на колени, Джинни сгребла белые холодные кристаллики, и они мгновенно растаяли в ладонях. Женщина вытерла руки о юбку и окинула взглядом комнату.

Печатная машинка стояла на столе. Это была белая переносная красавица фирмы «Стерлинг» с отделкой из шагреневой кожи и клавишами цвета морской волны. Джинни купила эту вещицу после последнего повышения мужа. Митч нечасто ею пользовался, но, когда все-таки вытаскивал из футляра, его мужское пристанище сразу приобретало современный вид. Глядя на машинку, Джинни вспомнила, как несколько месяцев назад Митч посадил Анджелу себе на колени и позволил постучать по клавишам. Дочь была в восторге, особенно когда увидела на бумаге непонятные значки. В тот день Джинни, помнится, была чем-то раздосадована и дулась на Митча. Она наблюдала за семейной идиллией и пыталась угадать, находит ли муж удовольствие в нехитром занятии с Анджелой. В целом картинка была милой: малышка Анджела и склонившийся над ней Митч, помогающий клацать по клавишам.

Быть может, именно приятное воспоминание задержало Джинни в этом месте. Не имеет значения, как сильно она презирает мужа. Он принадлежит ей, следовательно, его дело – ее дело. Неприятный запах, открытое окно, его скрытность и внезапно возникшее увлечение печатанием. Митч занимался здесь чем-то странным, и она должна узнать, чем именно.

Джинни выглянула в коридор и вернулась в комнату, закрыв за собой дверь. Кроме нее, в доме никого не было, но все же… Первым делом она принялась рыться в выдвижных ящиках стола: сигары, зажигалка, степлер, канцелярские скрепки, ручки «Скрипто»… В ящиках поглубже искать было труднее. Там были сложены папки и бумаги, а на самом дне лежало несколько журналов. Пролистав один, Джинни покраснела. Митч явно питал страсть к некой леди по имени Паула Пейдж. На одном из фото она была изображена сидящей на кровати. Поза вполне пристойная, даже где-то по-матерински спокойная. Вот только девушка забыла застегнуть пуговицы на рубашке, и одна огромная, гладкая, словно печень, грудь вывалилась наружу.

Фривольные фотографии расстроили Джинни. Это была не бойкая девица, посылающая солдатам воздушный поцелуй, и не веселая чистенькая красотка в купальнике, плещущаяся в волнах. Снимок был развратный и неприятный. Неужели этого хочет Митч? Неужели это нужно Эдди? Она вдруг почувствовала себя такой же смешной и нелепой, как лампа Тиффани[64]. Она стройная, подтянутая, неиспорченная, с аккуратной грудью. Ее бюстгальтеры – небольшие, надежно запирающиеся сейфы. Но эти фотографии… Они просто абсурдны. Нет, она не такая. Женщина запихнула журналы на дно ящика, а все остальное навалила сверху.

Она пришла сюда не затем, чтобы рассуждать о странных мужских потребностях Митча. Ей важно найти источник химической вони, из-за которой, судя по всему, муж посреди зимы оставил окно приоткрытым.

Около стола запах был не таким резким, и Джинни переместилась к шкафу. Едва приоткрыв дверь-гармошку, она поняла, что близка к разгадке. Опустившись на колени, Джинни начала шарить у задней стенки шкафа, не обращая внимания на стоящие рядком начищенные туфли, коробки с галстуками и старый футбольный мяч, который муж сроду не брал в руки. В дальнем правом углу она наткнулась на стеклянную банку с ватными шариками, небольшую емкость, наполненную чем-то похожим на воду, и белый пузырек для хранения лекарств. На этикетке было написано: «Соляная кислота», а ниже маленькими буквами: «Хлористоводородная кислота». Еще ниже курсивом было выведено: «При болях в желудке или для уборки помещений».

На кой Митчу кислота? При болях в желудке или для уборки помещений? Муж ни разу не жаловался на проблемы с желудком. Джинни внимательно осмотрела бутылочку и осторожно отвинтила крышку. В нос ударил резкий запах, который показался ей знакомым. Ее дед маялся животом и принимал подобное вещество малюсенькими, сильно разбавленными порциями. Да, похожая бутылочка стояла у него на прикроватной тумбочке. Однажды, когда бабушка готовила обед, маленькая Джинни отвинтила крышечку, сунула нос в пузырек – и тут же пожалела о содеянном. Теперь уже взрослая Джинни, сжимая бутылочку в руке, размышляла о том, что, видимо, всю жизнь была шпионкой. Дедушка, служивший инженером в «Боинге», называл жидкость хлористоводородной кислотой. Со временем он перестал ее принимать, поскольку она не помогала, а вскоре умер.

Джинни, теряясь в догадках, держала бутылочку в вытянутой руке и не знала, что делать дальше. Неужели Митч страдает язвой? Может, он в состоянии перманентного стресса? Женщина ощутила некое беспокойство, даже тревогу. Конечно, Митч – не из тех, кто будет страдать молча, но не исключено, что заболел и боится признаться.

И все же… Митч – это Митч. Женщина окинула взглядом банку с ватными шариками и емкость с водой. Взяв один, сжала его кончиками пальцев. Сейчас ватка была сухой, но по текстуре понятно, что раньше ее смачивали. К тому же с одной стороны шарик сужался, образуя маленький конус. Джинни присмотрелась: на кончике конусоподобного образования что-то серело. Похоже на карандаш или типографскую краску, которая обычно остается на пальцах, если подержать в руках газету.

Смутная догадка поселилась в ее голове.

Джинни поставила бутылочку на ковер, а сама вернулась к столу. Могла ли она что-то выпустить из виду? Женщина перебирала в памяти содержимое каждого ящика, и тут ее внимание привлек уголок бумажки, засунутой под пишущую машинку. Женщина приподняла тяжелый аппарат и обнаружила небольшую стопку бумаг.

Похоже на обычные формуляры – всю ту чушь, с которой Митч имеет дело каждый день. Какие-то записи о техобслуживании реактора. Уголки листов истрепаны. На каждой странице вверху написано: «Работа реактора». Очевидно, они были извлечены из регистрационного журнала. Первым делом Джинни внимательно рассмотрела их. Зачем было вырывать именно эти страницы? Сделанные от руки записи, подписи операторов, какая-то колонка справа… Женщина вспомнила, что после смерти Дика Харбо Митч ведет себя как-то странно. Почему это так на него повлияло? Если его послушать, получается, что какие-то рабочие аспекты мог понять только Харбо. Какая бессмыслица! Реактор принадлежит армии. Разве не все операторы разбираются в этом так же хорошо?

Одна из страниц привлекла внимание Джинни. На первый взгляд, ничего особенного. Речь шла о каких-то пустяковых, как ей показалось, операциях, которые проводились весной этого года. Доморощенная шпионка включила небольшую настольную лампу, стоящую рядом с машинкой, и решила изучить записи более тщательно. Приглядевшись, она заметила едва заметное отличие четырех машинописных строк от остального текста. Во-первых, бумага в этом месте была какая-то истертая, а во-вторых, буквы более темные – такое впечатление, что записи сделаны позже. В отчете сообщалось о трех случаях перемещения регулирующих стержней, произведенных младшим специалистом Кольером, и одном – младшим специалистом Веббом.

Так вот, значит, в чем дело! Теперь понятно, чем занимался Митч! Перед глазами Джинни предстала живописная картина: муж сидит за столом, макает ватный шарик в водный раствор кислоты и осторожно водит им по напечатанным буквам, пока они не исчезнут. Потом обмахивает страницу каким-нибудь журналом, дует на нее… Когда бумага высыхает, Митч вставляет лист в красивую пишущую машинку, ее подарок, и меняет первоначальное содержание отчета.

Джинни понятия не имела, какие данные подделывал муж и зачем ему это было нужно. Данный вопрос, признаться, мало ее тревожил, но то, насколько топорно Митч выполнил работу, вывело ее из себя. Места с искаженной информацией видны невооруженным глазом. Новый текст наносился неаккуратно – чуть выше или чуть ниже прежнего. К тому же на бумаге сохранились едва различимые следы предыдущих записей. Джинни без труда нашла фальшивку, стоило только присмотреться повнимательнее. Конечно, бумажный документооборот в службах, связанных с реактором, наверняка гигантский, что немного успокаивает, но все же… Если Митч нашел места, где следовало внести изменения, кто-либо другой, вероятно, легко повторит этот фокус.

Господи! Что же за идиот ее Митч! Все, что ей нужно, – это дождаться, когда он дотянет до конца однообразную лямку службы. Он прослужил семнадцать лет, осталось – три. Еще один рывок – и можно спать спокойно. Мужу назначат пенсию, они обоснуются в Сент-Луисе и заживут счастливо. На смену ее беспокойному существованию, бесконечной жертвенности и стойкости, с которой она сносила супружеские измены Митча, придет наконец стабильность. Джинни мечтала об этом и в то же время опасалась каких-то непредвиденных обстоятельств, которые могут сорвать ее планы. Она не представляла, что это может быть, но заранее боялась. На одной из вечеринок она познакомилась с вдовой военного, и та рассказала, что супруг погиб за три месяца до пенсии, сорвавшись со скалы. В случае с Митчем есть надежда, что он себя не убьет раньше времени. Во всяком случае, до сих пор он справлялся с этой задачей неплохо. Остается уповать на то, что он будет принимать правильные решения и не угробит преждевременно свою карьеру и доброе имя жены. Каждое последующее повышение мужа по службе делало ее все более подозрительной, ибо увеличивало ответственность и выплывающие отсюда риски. Если он допустит ошибку сейчас, спасения не будет.

Джинни вернула документы на прежнее место и придавила «Стерлингом», но затем передумала и вытащила из стопки один листок. Машинка с глухим стуком опустилась на стол. Пробежавшись глазами по незнакомым словам, женщина не поняла и половины из написанного, не могла также определить и степень важности документа. Если свалить вину на кого-то другого, сработает ли? Поможет ли Митчу спасти лицо? Сделав шаг назад, Джинни опрокинула стоявший на полу пузырек. На ковре тут же образовалась небольшая лужица, кислота зловеще зашипела.

Сдавленно чертыхнувшись, женщина наклонилась было за бутылочкой, но вовремя спохватилась, что голыми руками с ядовитым веществом не управиться, и выскочила в коридор, едва не сбив с ног Марту и Анджелу. От неожиданности перепуганные насмерть женщины завизжали дуэтом, но, узнав друг друга, резко замолчали.

– Извините, – выдохнула Джинни. – Мне надо кое с чем срочно разобраться.

Она скользнула мимо Марты, схватила в ванной небольшое махровое полотенце и стрелой помчалась обратно в кабинет. У нее не было ни сил, ни времени, чтобы подумать, насколько странно все это выглядит со стороны. Взяв в руки полотенце, Джинни подняла флакон, закрыла его пробкой и промокнула пятно на ковре. К счастью, дырку кислота не проела, но ворсинки в этом месте начали сыпаться, как пух с одуванчика.

– Проклятье! – прошипела Джинни.

– Мама! – послышался из коридора голосок дочери.

– Мы идем в булочную! – испуганно предупредила Марта. – Мы уходим!

Джинни поставила пузырек обратно в шкаф, вернула на место ватные шарики. Запах в комнате стоял невыносимый, поэтому пришлось приоткрыть окно. Похоже, она такая же идиотка, как и Митч. Зажав в руке украденную страницу, женщина поспешила в прихожую. Нужно было остановить Марту, которая уже успела основательно укутать Анджелу, оставив на виду лишь глазенки да косички.

– Марта! – завопила запыхавшаяся Джинни. – Нет никакой нужды уходить из дома.

Няня продолжала медленно наматывать на ребенка шарф.

– Вы уверены? – спросила она.

– Конечно. На улице холодно, да и обедать уже пора. Как сходили в парикмахерскую, дорогуша?

Джинни потянулась за шарфом, Марта не отпускала. На секунду обе застыли, как перед боем: няня тянула в одну сторону, мать – в другую.

– Хорошо, – сдавленно прохрипела Анджела.

– Твои косички очень мило смотрятся.

– Я хочу есть.

– Ой! Марта приготовит тебе томатный суп.

Выиграв битву за шарф, Джинни начала складывать его, прижимая к груди и приглаживая.

– Вы уверены, мэм? – запнулась Марта. – Я не знаю… Я думала, может быть, ваш друг…

Слова застряли в горле. Джинни, глядя няне прямо в глаза, широко улыбнулась.

– Прошу прощения, о каком друге идет речь? – недоумевала она.

Марта отвела взгляд.

– Ничего, ерунда, – защебетала няня. – Анджела! Сейчас я приготовлю тебе суп.


Нэт

Маму она не видела уже два года, поэтому не знала, чего от нее ждать. Нэт морально приготовилась к любым переменам, как то: сильное похудание или ожирение, легкая степень артрита и прочие возрастные радости – но очень удивилась, когда ее пухленькая маменька (как обычно, с поджатыми губками) легко спустилась с трапа небольшого самолета. В руках она держала большую дамскую сумочку размером со стандартную настольную игру. Единственное, чего Нэт раньше не видела, так это черно-белое пальто из плотного твида. Дочери редко доводилось лицезреть маму в верхней одежде. Дорис Радек была из тех пенсионерок, которые предпочитают сидеть на солнышке в сарафане без рукавов и листать свежий номер «Лэдиз хоум джорнал».