– Вам не обязательно иметь пару.

– Я не стану заставлять ваших сотрудников тащить в пустыню все необходимое, чтобы готовить для меня одной.

– Послушайте, Сера, это, конечно, очень великодушно, но пустыня так красива ночью. А сегодня Рождественский сочельник. Поэтому я и подумал о вас. Не можете же вы сидеть одна в канун Рождества.

О да, она могла. Провела так не одно Рождество.

Однако мысль провести так еще одно внезапно показалась невыносимой. Сера могла терпеть весь год, но Рождество особенно ярко высвечивало одиночество. Его невозможно отрицать. Или игнорировать. А так у нее, по крайней мере, будет что вспоминать. В будущие рождественские ночи. Если вообще найдет в себе смелость вспомнить об этих неделях.

– А можно обойтись без факелов?

Огромные светильники лишь подчеркнут вопиющую неромантичность обстоятельств.

– Нет, если хотите хоть что-нибудь увидеть. К тому же они отпугивают змей.

– А если отказаться от походного столика на двоих? – Ничто так явно не говорит об одиночестве, как пустое место за столом напротив тебя.

– Это можно. Возьмем плетеный ковер и пару подушек. И телескоп. Обычно мы его не берем, но вы гостите у нас так долго, что руководство готово сделать для вас практически все, что угодно. По моему опыту, ничто не излечивает так быстро, как перспектива. Какими маленькими и короткими кажутся наши жизни по сравнению с круговоротом окружающих миров. В любом случае подумайте о моем предложении и дайте знать до полудня.

– Эрик, мне не надо думать. Это выглядит увлекательно. Я поеду.

Нельзя киснуть до бесконечности.

Эрик улыбнулся. Как ей показалось, с облегчением. Наверное, для него неприемлем грустный гость.

Завтрак был, как всегда, потрясающим. Сера заставила себя уткнуться в тарелку с омлетом, обильно сдобренным козьим сыром и красным перцем. Ее вилка замерла.

Перец.

И снова Брэд вторгался в ее жизнь.

«Хватит! Это надо прекратить».

И дело не только в том, что ее бесит необходимость постоянно контролировать свое сознание, просто хочется снова получать удовольствие от еды.

Остаток дня Сера провела в номере, читая, думая, но больше всего уставившись на пески. Намеренно заказала ланч пораньше. Когда солнце стало клониться к горизонту, Дуэйн был готов сопровождать ее на обед в пустыне. В одиночестве.

Эрик повез ее в сторону заходящего солнца. Там на песке были расстелены ковры, высокой горкой лежали подушки. С четырех сторон маленький лагерь освещали факелы, на красивом резном постаменте ждали блюда в окружении стеклянных елочных игрушек. Деликатный намек на Рождество. Сера провела пальцами по гладкой поверхности одной из них, напомнившей дизайнерские игрушки, которые вешали на огромную елку в доме отца.

В глубине души надеялась, что, уехав туда, где Рождество не отмечают, она сможет избавиться от ощущения одиночества, которое прочно ассоциировалось с этим праздником. Кого она пыталась обмануть? Одиночество догнало ее. Оно никогда с ней не расставалось.

И само по себе это никогда не изменится.

Игрушки лежали и в богато украшенном переносном холодильнике. Резные украшения между бутылками. В холодильнике лежало шампанское.

Да, все это хорошо, но любви ей сегодня не дождаться.

Сера оглянулась и увидела Эрика и Дуэйна. Каждый держал в руке по бутылке воды или, может быть, пива. Незавидный вариант встретить Рождество. Но для Дуэйна все равно лучше. Сера налила себе сок и посмотрела в слабенький телескоп. Сегодняшнюю ночь она проведет в компании звезд! Она направила телескоп на пустыню, поскольку было еще довольно светло, то и дело подмечая любопытные мелкие детали. Вдалеке она увидела гостей Аль-Сакра, совершавших пешую прогулку по пустыне на закате, Салима с двумя верблюдами и каким-то человеком, тащившимся рядом с ними по песку. И конечно, ориксов, попадавшихся буквально повсюду. Когда солнце село, Сера потушила два самых ярких факела, теша себя надеждой, что романтика никуда не денется, а небо будет видно лучше. Она вдыхала сладкий воздух природы, запах ароматических масел. Все это было таким арабским. Она сняла крышки со всех блюд и положила себе разных вкусностей. Наверное, нечто подобное ели библейские волхвы, когда шли на восток, ведомые яркой звездой. Рождественской звездой. Ей вспомнился праздник Салима, снова захотелось почувствовать аромат яблочного кальяна и услышать, как сын Салима играет на старинном инструменте.

Однако трапеза в одиночку не может длиться долго, и, чтобы растянуть время, Сера легла на ковер, уставившись в бесконечное звездное небо. Она думала.

Как много звезд. Сера зачерпнула полную горсть песка, дала ему высыпаться, наслаждаясь тем, как мягко он скользит сквозь пальцы. Наверное, в небе было столько же планет, сколько песчинок в пустыне. Миллиарды миллиардов. Интересно, на скольких из них существует цивилизация. Сколько из них так же, как и она, испытывают боль?

Сера вдруг вспомнила, что так и не попробовала изысканный фруктовый пудинг – еще одну дань Рождеству. Однако продолжала лежать, думая о бесконечном космосе и слушая лишь собственное дыхание.

Из темноты доносилось пыхтение, похожее на то, которое издавал орикс. Сера медленно привстала. Ориксы Аль-Сакра не совсем дикие. Пыхтение сменилось характерным фырканьем, а потом она услышала тяжелую поступь огромных ног.

Верблюды.

Неужели они вот так свободно разгуливают? Сера бросила тревожный взгляд на Дуэйна и Эрика.

А потом появились верблюды. Вслед за этим кто-то свистнул, и один из них неловко опустился на колени. За ним последовал второй.

– Салим?

Ей было приятно повидаться с ним. Стоп. Никто не говорил ей, что в программу включено катание на верблюдах. Да и одета она неподходяще.

Салим кивнул, но не приблизился и беспокойно оглянулся назад, будто ждал чего-то.

Внезапно Сере вспомнилось, как Брэд предостерегал ее от плохих парней, разъезжавших на верблюдах. Где Дуэйн и Эрик? В темноте с ними могло случиться все, что угодно, и она бы ничего не заметила. Правда, если бы кому-то пришло в голову похитить дочь знаменитости, разве они не сделали бы этого в машине? Даже здесь, в пустыне? Тем не менее Сера приготовилась бежать в темноту.

Господи, надо было внимательнее смотреть, в каком направлении они ехали.

– Все в порядке, Сера. Не бойтесь.

Как хорошо, что она уже сидела. Это спасло от падения, когда из темноты донесся голос Брэда. Его высокий мощный силуэт появился за границей светового круга, куда он стремительно подошел из темноты, словно мираж. Наваждение пустыни.

У Серы резко сжалось сердце.

– Брэд?! – воскликнула она, возможно, не так дружелюбно, как он надеялся. Но чего еще ждать, когда заставляешь кого-то цепенеть от страха?

– Вы ждали появления незнакомца на верблюде?

– Я никого не ждала.

– Простите, я сказал глупость.

Ей было физически больно снова увидеть его.

– В любом случае я вас не ожидала.

Больше всего хотелось броситься к нему, но она заставила себя стоять на месте.

– Что вы здесь делаете? Я думала, вы давно в Австралии.

– Нет. Я никогда не уеду из Умм-Хорема.

– Но вы же собирались домой. – Только теперь Сера вспомнила, что он ни разу не произнес слова «аэропорт». – Разве не так?

– Я был в лагере у дяди.

– Почему?

– Он всегда мне помогает.

– Нет, я имела в виду, почему вы остались?

– Я не мог уехать.

Сера напомнила себе, как опасно искать в словах смысл. Броситься к нему? Пожалуй, неприлично.

– Конечно. Только вытрите ноги.

Боже, как же она соскучилась по его низкому смеху! За спиной Сера услышала звук ожившего внедорожника, и обернувшись, уставилась на вспыхнувшие фары.

– Они бы ни за что не уехали, пока не убедились, что вы не возражаете против моего присутствия.

– И что делать, если я вдруг стану возражать?

– В таком случае, – в темноте раздался голос Салима, – я доставлю вас домой на верблюде, а Брэдли пусть тащится пешком в темноте, кишащей скорпионами.

Это маленькое проявление солидарности сделало ее другом Салима навек.

– Так вот почему последние дни вы вели себя так странно? Скрывали у себя беглеца.

Салим засмеялся. А может, это фыркнул верблюд? Кто его знает!

Брэд шагнул ближе:

– Вы не хотите сесть?

– М-м-м… нет.

– Ладно. Вот, я купил это для вас. – Каким бы Сера ни представляла себе этот вечер, верблюды, Брэд и подарки явно не предполагались. – Это подарок на Рождество.

– Рождество завтра.

– Я знаю. Это так, на всякий случай. Если хотите, можете не разворачивать до завтра.

Пфф. Можно подумать, что он ее не знает. Сера потянула за кончик ленты, бант с легкостью развязался. Акварельный рисунок в золотисто-коричневых тонах, в центре которого хорошо знакомый образ.

У Серы перехватило дыхание, в горле встал ком.

– Омар.

– Я подумал, это станет приятным напоминанием о вашей поездке.

Когда я уеду.

Ей захотелось прижать рисунок к груди и никогда не выпускать из рук, но она испугалась помять прекрасную бумагу.

– С Рождеством, Сера.

– Вы приехали, чтобы передать мне это?

– Отчасти.

Нет. Она не станет спрашивать. Или гадать. Если ему есть что сказать, пусть говорит.

– Последняя неделя пошла мне на пользу.

Чего нельзя сказать обо мне.

– Я проводил много времени с Салимом. Мы разговаривали. Он помог мне понять.

– Что?

– Прежде всего, себя, мои ошибки.

– Например?

– Недавние. То, как я ушел из службы охраны шейха, ушел от вас.

Он вернулся разбить ей сердце более деликатно?

– А разве не все равно?

– Нет, не все равно. Я ушел со службы, потому что не оправдал их доверия, а от вас, потому что испугался.

– Чего?

– Не оправдать ожиданий.

Ее сердце снова сжалось, но на этот раз за него. За чувство вины.

– Чьих ожиданий?

– Людей, которых я брался охранять: Маттео, ваших.

За этим утверждением стояло много всего, к чему она оказалась не готова.

– Маттео выжил.

– Я чуть не угробил его. Невинного ребенка, только начинавшего жить. Я знал, что он привязался ко мне. И ничего не сделал. Мне это нравилось. Я ни за что не должен был разрешать себе привязываться к нему. Я должен был его оттолкнуть.

– Говоря «он», вы имеете в виду меня, верно? Смотрите на меня, как на Маттео?

Как на семилетнего ребенка. Неужели она действительно так и не вышла из возраста, когда готова на все, лишь бы привлечь внимание папочки?

– Я думал, все будет хорошо. Что вы бунтарка с жестким характером, и мне придется заботиться только о вашем физическом благополучии. И держать вас подальше от Интернета.

– Вы сказали, что не хотите отвечать за мое эмоциональное благополучие.

– Я сказал, не могу. Не доверяю себе, когда речь идет о чужом сердце. Если бы я хоть на минуту подумал, что могу сделать для вас что-то хорошее – эмоционально, – сделал бы все, что угодно. Все, что вам нужно.

Израненное сердце забилось с таким оптимизмом, которого она в себе даже не подозревала.

– Мне только и было нужно, чтобы вы остались.

– Сера, я разбил его сердце. Сердце беззащитного маленького мальчика. Я принес ему больше вреда, чем пользы.

– Это вы так думаете, но для ребенка нет ничего хорошего думать, что к нему безразличны те, с кем он проводит каждый день. Можете мне поверить.

– Но его страдания…

– Улеглись бы через несколько месяцев. И это навсегда изменило его. Но тогда в стране начались беспорядки, и ему, по крайней мере, было кого винить в том, что он потерял вас, а родители помогли, не позволив думать, что в этом есть его вина, он недостаточно хорош, чтобы его любили.

Эти ужасные слова эхом отдавались в тишине пустыни. Громко и больно.

– Так вот что вы думали?

– Я и сейчас так думаю. И не важно, сколько мне лет. Это сидит в моем подсознании. Преследует меня. Именно это приходило в голову всякий раз, когда кто-то пытался меня оттолкнуть. Когда папа предпочел мне музыку, когда какой-нибудь парень считал, что я не стою того, чтобы со мной возиться, когда кто-нибудь использовал меня из-за моего имени.

– Ваш отец…

– Никогда не собирался быть отцом. Умом я это понимаю. И подозреваю, что он тоже. Он поглощен собственными достижениями, успехом. Поймите меня правильно. Я люблю его, он мой папа, но я расшиблась в лепешку, пытаясь завоевать его уважение и любовь. Потом я пыталась заменить ее любовью тех, кто меня окружал, но они тоже меня не любили! Такие усилия навсегда впечатываются в сознание ребенка. Ваш Маттео, по крайней мере, успел почувствовать любовь и уважение человека, перед которым преклонялся. И не важно, что это плохо кончилось, ему пошло на пользу, Брэд. И тут не о чем горевать.