Эвелин Роджерс - Самая красивая

– Я не собираюсь рожать детей для твоей матери, – заявила она.

– Не беспокойся, я сказал ей, что наши отношения пока не дошли до такого состояния, чтобы обсуждать возможность создания семьи, – сообщил Сэм.

– Какое состояние? О чем ты говоришь? У нас нет никаких отношений, и мы больше никогда не будем заниматься любовью!

– Я понимаю…

Шарлотта была возмущена до глубины души, но по какой-то неведомой ей причине не могла повесить трубку.

– Вот что, у меня возникла одна идея, – сказал Сэм.

– В этом я не сомневаюсь, – вздохнув, произнесла Шарлотта. – Идеи сыплются из тебя как из рога изобилия.

– На этой неделе я лечу на Гавайи, на розыгрыш кубка профессионалов. Поедем со мной, а, Чарли? Почему бы нет? Окна моего номера в отёле выходят на пляж Вайкики. Подумай только, мы сможем попивать местные экзотические напитки или, если захочешь, старую добрую «Маргариту». Будем лежать на солнышке и…

Я готова сдаться…

– Тебе нельзя долго лежать на солнце, – пробормотала Шарлотта, силясь преодолеть охвативший ее соблазн. Это был самый сильный аргумент, который она могла выставить против доводов Сэма и собственного желания принять его предложение.

– Что ж, мы будем втирать друг другу в кожу солнцезащитные кремы и лосьоны, – прошептал Сэм. – Много кремов и лосьонов. Во все места… – добавил он.

Закрыв глаза, Шарлотта представила себе Сэма в обтягивающих плавках – светлые волосы выгорели на солнце почти добела, сильное, мускулистое тело вытянулось на раскаленном песке рядом с ней. Она так и чувствовала, как его ладони гладят ее спину, руки, ее…

– Нет! – почти выкрикнула она. – Я не могу!

– Нет, можешь, – возразил Сэм.

– Не могу, – настаивала Шарлотта. – У меня множество обязанностей. Я нужна здесь.

– На Гавайях ты тоже будешь нужна. Поверь мне, детка, ты и представить себе не можешь, как ты будешь там нужна, – заверил ее Сэм.

Он говорил тихим, проникновенным голосом – так, как умел говорить только он. Господи, никто и никогда не называл ее ласкательными именами. Сколько она себя помнила, ее всегда звали только Шарлоттой, а потом доктором Гамильтон. Да, еще Роджер Крыса, обращаясь к жене, добавлял к ее имени одно слово – сучка. А теперь она была Чарли. И еще – детка. Сэм видел ее совсем другой, не такой, как остальные. И даже не такой, какой она сама видела себя. Мало того, что этому человеку удалось разбудить в ней страсть и заставить мечтать, он еще породил в ней страх. Потому что в одно безумное мгновение Шарлотта почувствовала, что желание улететь с ним на Гавайи сильнее, чем желание дышать.

Впрочем, она быстро сумела справиться с собой.

– Я не смогу сделать этого. – Должно быть, что-то в голосе Шарлотты убедило Сэма в ее решимости, потому что он не стал настаивать. – Желаю тебе счастливого пути.

Ужас, перемешанный с чувством невозвратимой потери, помог ей собраться с силами и повесить трубку. Телефон больше не зазвонил, несмотря на то что Шарлотта долго и задумчиво смотрела на него.

Откинувшись на спинку стула, она только сейчас заметила, что день угас и за окном стемнело. Подтянув колени к подбородку, она сидела, не двигаясь и не замечая вечерней прохлады. Шарлотта не понимала, в чем дело, но перед ее внутренним взором то вставал образ Сэма, то она представляла себе пляжи с золотым песком, то словно воочию видела несущийся по дороге снежно-белый «корветт»…

Прошло немало времени, прежде чем она пошла спать.

– У нас ничего не получилось.

Стелла Дуган обвела взглядом группу людей, собравшихся в ее гостиной. У всех был на редкость жалкий вид. Никто, даже Ада Профит, не решился поднять на нее глаза.

– Мы можем просидеть тут хоть целую вечность, но никто так и не предложит стоящей идеи, которая помогла бы нам в достижении цели.

Опять никакого ответа.

Раздосадованная, Стелла Дуган оглядела скромную квартиру, ставшую ее жилищем с тех пор, как она овдовела. Белые стены, коричневый ковер, бежевый с черным диван и такие же стулья – все очень простое, как ей и хотелось. Однако сейчас Стелла пожалела о том, что ей не на чем остановить глаз, потому что нечему было порадовать ее в этот печальный час.

Хуже того, ее красноречие не помогало. Не помогали даже оскорбления. Эти люди предпочли бы собирать деньги на свадебный подарок, а не испытывать чувство вины.

А как поступил бы ее покойный муж? До своей дурацкой кончины в постели любовницы, о которой Стелла старалась не вспоминать, он умел говорить на редкость убедительно. Шесть раз его избирали на должность судьи. А потом, во время одного из очередных свиданий, случился тот самый приступ, который принес ему дурную славу. Если бы его сердце было хоть наполовину таким же сильным, как и его либидо, он, без сомнения, сумел бы убедить людей в том, что человек его возраста имеет право развлекаться со здоровой женщиной, которая втрое моложе его.

Сукин сын!

Впрочем, сейчас Стелла не имела права предаваться печальным размышлениям. Надо собраться с мыслями и представить себе, как судья повел бы себя в данной ситуации, а не думать о его подлой сущности. Как, к примеру, ему раз за разом удавалось отговаривать ее от развода? Он убеждал жену, что она больше проиграет, чем выиграет, если оставит его, потому что с ним у нее были высокое социальное положение, богатство, друзья. Короче, он напирал на положительные стороны.

Разумеется, после его безобразной кончины Стелла Дуган потеряла все, что давало ей замужество, а в обмен получила целое море жалости, совершенно ненужной ей. Перед тем как ее перестали приглашать на вечера для семейных пар, так называемые друзья недвусмысленно дали понять, что считали ее желание сохранить семью глупостью.

Они не понимали, почему она решила остаться с мужем. Истина же состояла в том, что, несмотря на то что этот негодяй сделал с ней, Стелла его очень любила. И он в своей собственной, извращенной, манере заботился о ней.

Нет, довольно думать об этом! Из-за невозможности достичь цели сейчас Стелла вспомнила о неудачах прошлого. Долив мужчинам кофе, Аде – ее обогащенного белком напитка, а Ирэн – травяного чаю, она решила изменить тактику.

– Уолтер, – заговорила Стелла, обращаясь к аккуратно одетому старейшине группы, – напомните еще раз, что мы пытаемся сделать.

Уолтер откашлялся.

– Мы помогаем женщине, которая помогала нам. – Он сделал небольшую паузу. – Помогала мне, это точно.

Всем было известно, что Уолтер только что навещал свою жену, которая после пятидесяти лет совместной жизни не могла вспомнить его имени. Сколько раз до и после подобных визитов Шарлотта Гамильтон сидела и разговаривала с ним! Все понимали, как ему больно, однако все также знали, какую опасность таит жалость к себе.

Добрый доктор объяснила им это.

– Мы не только пытаемся помочь ей, – сказал Морис Вейс. – Мы стараемся сделать так, чтобы доктору Гамильтон не пришлось стареть в одиночестве.

Как и Уолтер, Морис утром связывался с самым близким ему человеком – своим сыном. Разумеется, по электронной почте. Морис печатал письма на лазерном принтере, полученном в подарок на Рождество год назад. Послания сына напоминали скупые резюме, которые заполняют при приеме на работу: он коротко и сухо писал о своих успехах на службе в электрической компании, добавлял несколько слов о двух дочерях-подростках и в конце приписывал фразу-другую о жене-домохозяйке.

В письмах сын никогда не спрашивал отца о его жизни и лишь напоминал, какую кнопку на принтере тому следует нажать, если у него «будет время ответить».

Бывший водопроводчик всем показывал записку от сына, словно это нечто такое, чем он мог гордиться. И вот теперь он заговорил об одинокой старости. Сидевший на диване Морис казался каким-то серым и съежившимся, хотя и очень гордым.

– Ада, – спросила Стелла, – вы можете что-нибудь добавить? – Она специально задала этот вопрос, потому что знала: Аде всегда есть что добавить.

– Недостаточно просто сосватать ей мужа, – проговорила миссис Профит, постукивая белым носочком кроссовки по коричневому ковру. – Не стоит забывать о том, что это должен быть хороший муж. Большинство мужчин не заслуживают доверия женщин и еще меньше заслуживают того, что жены способны им дать.

Ада была твердо уверена в том, что ее покойный муж не заслуживал доверия. Впрочем, она не думала о нем как о покойнике. Он умер, навещая в Нью-Йорке своего пасынка, и когда она взглянула на ящик, в котором умершего привезли домой, то заявила, что он слишком мал для того, чтобы вместить такое большое тело.

«Привезли мне невесть кого, – не раз говаривала она. – Они считают меня полной дурочкой». Ада ни разу не объяснила, кто такие эти «они», которых она упоминала.

Согласно последней воле покойного мистера Профита, останки в запечатанном гробу предали кремации. Однако Ада знала, причем совершенно точно, что он жив-здоров и ждет только ее смерти, чтобы заполучить ее учительские льготы.

После такого вступления Стелла не знала, как продолжить разговор. К тому же она была уверена, что Ада не прислушается ни к единому ее слову.

– Мы все согласились, что Сэм ее достоин, – промолвила Ирэн. – Он очень привлекателен, а когда говорит о докторе Гамильтон, то в его глазах зажигается чудесный огонь. Не думаю, что он обратился бы к нам за помощью, если бы не любил ее. – Она улыбнулась. – И разумеется, нельзя забывать о сексе. Думаю, они неплохие партнеры. – Не дожидаясь, пока кто-нибудь прореагирует на ее слова, Ирэн торопливо продолжила: – Все попробовали торт, который мне утром принесла племянница? Она сказала, что он лучше, чем сексуальный шоколад. А когда Сэм начинает говорить о докторе Гамильтон, то он, по-моему, становится куда лучше, чем любой торт. – Она улыбнулась еще раз. – Конечно, вы все знаете о таких вещах больше, чем я. Все перевели глаза с Ирэн на Стеллу, которая смотрела на усыпанное крошками блюдо, стоявшее на маленьком столике.

– Во всяком случае, от секса наши бедра не становились толще, – заявила она.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Морис, бледные щеки которого немного порозовели. – Бросив курить, я понял, что мне нужен кусочек яблочного пирога после… таких вещей. А в тот год, когда мой сын уехал в колледж, я набрал почти двадцать фунтов.

Стелла поняла, что теряет инициативу. «Говори о положительном, – напомнила она себе, – только о положительном».

– Итак, что мы сделали для того, чтобы доктор Гамильтон получила шанс на этот метафорический пирог? Помните, Сэм просил нас быть осторожными и не упоминать его имени.

После нескольких мгновений молчания слово взял Уолтер:

– Я говорил с ней о том, как ценил первые годы брака, как трудно бывает людям, оказавшимся вместе, но добавил, что эти трудности можно перенести. Можно и нужно, потому что трудности, пережитые вместе, дарят людям воспоминания. Я сказал доктору, что хуже всего живется тем, у кого нет никаких воспоминаний.

– Неплохо, – заметила Стелла.

– А вы обычно так не разговариваете, – вмешалась Ада Профит. – Все Рождество держались букой, кроме тех мгновений, когда доктор держала вас за руку.

– Это потому, что я неверно воспринимал некоторые вещи. Зато сейчас, думая о нашем случае, я кое-что пересмотрел. И если нам удастся свести Сэма с доктором, я буду очень доволен.

– Морис, – обратилась Стелла к Вейсу, – а вы что скажете?

– Когда я заходил к ней в кабинет на осмотр, – отозвался тот, – мы говорили о компьютерах. Я сказал ей, что они напоминают мне маленькие трубы. Вы не забыли, что я был водопроводчиком?

– Нет, мы это помним, – ответила Ада. – И еще мы никогда не забудем ваши жалобы на больные колени.

– Потому что колени важнее всего, – заявил Морис. – Мне в жизни приходилось столько наклоняться и залезать под раковины, что коленям это принесло немало вреда.

– А почему компьютеры напоминают вам трубы? – поинтересовалась Ирэн. – Правда, я почти ничего не знаю ни о трубах, ни о компьютерах, но мне они совсем не кажутся похожими.

– И те и те надо правильно подключать, надо заботиться о том, чтобы нечистоты не перемешивались с чистой водой, и тому подобные вещи. Каждый человек нуждается в том, чтобы трубы в его доме были правильно подключены…

– И еще ему требуется место, куда он будет сливать нечистоты, – договорила за него Ада. – Мне кажется, что сейчас вы именно таким местом вообразили гостиную Стеллы, в которой мы все собрались.

– Знаете, если ваш муж в самом деле не умер, а где-то прячется, то я его не виню, – хмуро промолвил Морис. – Вы умеете говорить обидные вещи.

– Занятия физкультурой – вот что вам нужно, – неожиданно заявила Ада, нахмурившись, от чего темно-коричневая кожа вокруг ее глаз покрылась сеточкой морщин. Казалось, что в своем ярко-синем спортивном костюме и белых кроссовках она, как гончая, вот-вот возьмет нужный след.