— Капитан, — сказал он, обращаясь к обвиняемому. — Вы, вне всяких сомнений, помните, как сидели в этой комнате, на этом месте, передо мной. И я это тоже помню. Я был уверен в том, что вы невиновны, что это досадная ошибка. И поэтому я с легким сердцем наложил вето на обвинительный приговор военного трибунала. Вы знаете, что этим правом председатель закрытого трибунала может воспользоваться только один раз. И я воспользовался им ради того, чтобы спасти вашу карьеру. Я всегда был о вас хорошего мнения, капитан, это вы тоже знаете. Я считал вас одним из лучших сотрудников моей организации. Вы были преданы своему делу. Если бы я принимал такие решения в одиночку, то на ваших плечах давно были бы погоны майора, а через два-три года вы бы уже стали моим заместителем. Вы находились на первом месте в списке людей, которым я мог передать свои полномочия. Майор Толедано уже говорил о том, что у вас всегда была безупречная репутация. Что до мелких просчетов и ошибок, то их делаем мы все. — Господин директор сцепил пальцы и опустил взгляд, хотя до этого он смотрел Константину в глаза. — Я до сих пор считаю, что вы не убивали «комиссара» Бен Шаббата. И мне бы хотелось верить в то, что обвинения майора Толедано ровным счетом ничего не стоят, но на моем столе лежат доказательства вашей вины. Мне неприятно говорить это, капитан, но при всем моем уважении к вам я должен принять решение. Полагаю, вы уже знаете, каким оно будет.

— Так точно, сэр.

— Если вы хотите что-то сказать, у вас есть такая возможность.

Константин скользнул взглядом по офицеру и по Боазу, а потом посмотрел на господина директора.

— Мне нечего сказать, сэр. Я признаю свою вину.

Господин директор повернулся к офицеру.

— Мы удалимся для обсуждения. Возьмите материалы дела.

Офицер поднялся и начал собирать лежавшие на столе папки, как вдруг дверь зала распахнулась, и на пороге появился Гилад Гордон. Присутствующие дружно повернулись.

— Я могу узнать, что вы делаете на закрытом заседании трибунала, лейтенант Гордон? — спросил Боаз.

Но Гилад не удостоил майора Толедано ответом. Он прошествовал между расставленными стульями к столу господина директора. В руках он держал несколько толстых папок и коробку из темного пластика.

— Лейтенант Гордон, — снова заговорил Боаз, — это переходит все границы. Вы хотите, чтобы вас вывели отсюда силой?

Гилад, на которого угроза, по-видимому, не подействовала, остановился перед господином директором, положил принесенные вещи на стол и взял под козырек.

— Лейтенант, — сказал господин директор, отвечая на приветствие, — мы вас не ждали, и разрешения на то, чтобы переступать порог этой комнаты, у вас не было. Но, думаю, вы объясните нам, что происходит.

— Сэр, — вежливо ответил Гилад (дышал он часто и, судя по всему, торопился, когда шел в зал заседаний), — я должен сообщить вам кое-что очень важное.

— Важнее, чем заседание закрытого трибунала, лейтенант? — подал голос майор Толедано.

Господин директор осуждающе покачал головой.

— Подождите, майор. Давайте выслушаем лейтенанта.

— Я, — продолжил Гилад, до сих пор пытаясь отдышаться, — обманул должностное лицо, воспользовавшись служебным положением.

— А теперь немного поподробнее, лейтенант, будьте так добры, — сказал господин директор.

— Я присутствовал при обыске сейфа капитана Землянских в его офисе. Уполномоченный офицер достал оттуда все, кроме того, что сейчас лежит на вашем столе. Я сказал, что это принадлежит мне. Я солгал. Это вещи капитана Землянских. Он просил забрать их до того, как его арестовали, но майор Толедано запретил ему что-либо доставать из сейфа.

— То есть, вы забрали документы из сейфа в тот момент, когда уполномоченный офицер проводил обыск?

— Нет, сэр. Полчаса назад я лично открыл его и достал документы.

Воцарившееся в комнате молчание нарушил Константин.

— Я сообщил уполномоченному офицеру шифр сейфа. Он передал вам его, лейтенант?

— Нет. Я взломал шифр.

— Как вам удалось взломать тройной шифр за пятнадцать минут?

— Вы часто открывали его при мне, и я знал две первые комбинации. Третью я угадал. Это дата рождения вашей бывшей жены и дата вашей свадьбы.

Константин откинулся в кресле и посмотрел на господина директора. Тот несколько секунд сосредоточенно молчал.

— Я не одобряю ваш поступок, лейтенант, — сказал он. — Он выглядит еще более непристойно в свете того, что вы теперь занимаете пост главного аналитика. А теперь, капитан, — повернулся он к Константину, — объясните мне, почему ваш бывший консультант позволяет себе открывать ваш личный сейф, да еще таким варварским способом.

И господин директор кивнул, приглашая обвиняемого подойти к столу.

Константин открыл одну из папок.

— Здесь вы можете найти нашу переписку с Мустафой, от первого до последнего письма. Также в этой папке есть письма Мустафы и «комиссара» Бен Шаббата. Они долго общались, и общение это продолжалось до самой смерти Ицхака. Контактировали они часто и были близко знакомы. «Комиссар» Бен Шаббат продавал Мустафе информацию. Когда Мустафа понял, что «комиссар» хочет превратить это сотрудничество в выгодную только для него, Ицхака, сделку, он решил убрать его. Что и сделал в тот знаменательный вечер. Все это можно узнать, прочитав письма. А если вас это не убедит, то можно обратиться ко второй папке. Тут есть подробная информация о состоянии банковского счета «комиссара» Бен Шаббата, а также документы, связанные с финансами: чеки, расписки, договора. Кроме всего прочего, здесь есть информация о полетах «комиссара» в Дамаск и информация о встречах с Мустафой.

Воспользовавшись очередной паузой, господин директор начал перебирать содержимое второй папки.

— Откуда у вас это, капитан?

— Эти документы получены мной от самого Мустафы, лично. Мной получено и кое-что еще. — Константин кивнул на коробку. — Здесь несколько жестких дисков — это вся база данных группировки «37». Вы можете просмотреть их, воспользовавшись одним из компьютеров в комнате связи — главный программист с радостью согласится вам помочь.

Теперь даже сидевший спокойно майор Толедано вскочил и подошел к столу, разглядывая содержимое коробки.

— Вот это да! — воскликнул он. — Константин, да ты ведь… — Он развел руками, не находя других слов.

— А здесь, — продолжил Константин, взяв очередную папку, — есть то, что вам не понравится, сэр. Это имена сотрудников, которые передавали информацию группировке «37». Некоторые из них уже тут не работают, некоторые — обычные служащие, а на несколько имен я бы посоветовал вам обратить пристальное внимание. Взамен Мустафа попросил у меня дать его женам и детям беспрепятственно уехать из страны, а также выписать им чек на определенную сумму.

— И яд. Для того, чтобы у него была возможность умереть с честью, — закончил господин директор.

— Так точно, сэр.

Боаз по-прежнему изучал бумаги и жесткие диски.

— Это бомба! — заявил он. — Теперь у нас в руках вся группировка! Ненормальный! Почему ты молчал?!

— Вероятно, потому, что вы не верили мне, майор, а я не видел смысла вас в чем-то убеждать.

Господин директор поднялся и подошел к Константину.

— Капитан, я виноват перед вами. — Он посмотрел на Боаза. — Майор, примите надлежащие меры в отношении сотрудников, чьи имена значатся в этих списках. И позовите доктора Мейер. Думаю, нам следует сообщить ей последние новости.

Боаз безмолвно кивнул и вышел. За ним отправился и секретарь — офицер, который уже успел собрать материалы дела.

— Вы, Гилад, — сказал господин директор, обращаясь к лейтенанту Гордону, и тот вздрогнул, услышав обращение по имени, — хоть и совершили недостойный аналитика поступок, но помогли нам пролить свет на это дело. Так что история о том, что вы взломали самый надежный сейф в этом здании, останется между нами. Сейф капитана Землянских еще никому взломать не удавалось. Впрочем, — нахмурился он, — почему капитана? Конечно же, майора. И, Гилад, разумеется, капитан Гордон. Но никак не лейтенант.


… Услышав скрип открывающейся двери, Габриэль повернула голову. Некоторое время она изучала гостя, после чего снова повернулась и стала разглядывать стоявший перед ней стакан с водой.

— Чего ты хочешь? — спросила она негромко.

Константин подошел к ней и, повесив плащ на спинку стула, сел напротив.

— Меня уже допрашивали, — сказала Габриэль, не поднимая глаз.

— Ты голодна?

— А ты пришел для того, чтобы пригласить меня на ужин?

На стол лег большой светло-зеленый конверт.

— Здесь паспорт на твое новое имя, билет до Парижа в один конец и подписанный чек. У тебя есть двадцать четыре часа для того, чтобы покинуть страну.

Габриэль рассмеялась и положила руку на конверт.

— Покинуть страну? Как ты это себе представляешь? Меня арестуют в аэропорту.

— Технические проблемы буду решать я. Но у тебя есть только двадцать четыре часа. Ни минутой больше.

— Ты хочешь сказать, что сейчас я могу подняться и уйти, и меня никто не остановит?

— Именно так. Угощайся. Я знаю, сигареты у тебя забрали.

Габриэль закурила и сделала пару нервных затяжек.

— Не понимаю, зачем ты это делаешь, — сказала она. — На твоем месте я бы сделала все, чтобы упрятать меня подальше. Хотя тебе не пришлось бы ничего делать — это и так произошло бы.

— Мы договаривались, что поможем друг другу. Ты помогла мне, а я выполнил свое обещание.

Она вздохнула.

— Если бы тогда, давным-давно, все прошло гладко, меня бы здесь не было. Мне не надо было в это ввязываться. Я чувствовала, что из этой ямы мне уже не вылезти, но что-то заставляло меня дергать тигра за усы. В этом месте всегда окажется кто-то, кто умнее тебя. А как ты узнал про Париж?

— Как-то я заметил, что вы с Гиладом занимаетесь французским. Тогда я не придал этому особого значения, но потом понял, что к чему.

Габриэль забрала конверт.

— Все это гадко, — сказала она. — Так не должно было произойти.

— Уже ничего не изменить, хорошо это или плохо. Мне пора идти. Надеюсь, твои мечты сбудутся.

— Я хотела сказать тебе спасибо, — проговорила она тихо. — И… попросить у тебя прощения.

— Я попрошу, чтобы тебя проводили до выхода. Может, тебя подвезти?

— Нет-нет, — покачала головой она. — Я закажу такси. Думаю, тебе нужно отдохнуть.

Константин поднялся и взял плащ.

— Я желаю тебе удачи. Вне зависимости от того, как повернется твоя жизнь.

— Спасибо. И тебе тоже удачи. — Габриэль снова вздохнула и опустила глаза. — И… я думаю, что у тебя все будет хорошо. Я чувствую, если говорить точнее. А я доверяю своей интуиции. Как бывший оперативник.

— Счастливо, сержант.


Глава 23

Юджин Уэллс уже пару минут стоял на мягком ковре в каюте яхты и молчал. Он не представлял, что можно сказать, да и не думал, что следует что-то говорить. Приведший его Махмет сидел на полу, скрестив ноги и направив взгляд куда-то в пространство. Юджин тоже был бы рад так отключиться от происходящего и подумать о чем-то другом, но его внимание приковывала спина хозяина яхты. Он не повернулся к гостю, когда Махмет сообщил о его приходе, не поворачивался и сейчас и молчал. Это молчание леденило Юджину кровь. Он бы предпочел, чтобы босс кричал, злился или бил стеклянные вещи.

— Я мог бы сказать, что рад тебя видеть, но мне не хочется лгать, — заговорил Константин, и Юджин, ожидавший звука его голоса как небесной манны, вздрогнул от неожиданности.

— Босс, я знаю, что у меня нет права что-либо говорить, но…

— Да, у тебя нет такого права. А поэтому ты будешь молчать.

Константин повернулся к нему.

— Когда-то я взял тебя с улицы. Я решил дать тебе шанс получить образование, но ты этого не сделал. Тогда я решил дать тебе второй шанс. Я нашел тебя после нескольких лет молчания и предложил работу. Как я вижу теперь, ты не воспользовался и этим шансом. Сколько подарков должна сделать человеку судьба для того, чтобы он начал ценить их? Я расскажу тебе. Ни одного. Человек слишком глуп для того, чтобы понимать ценность этих подарков. Он полагает, что они падают с неба, и судьба дарит их потому, что так надо. Человек понимает только один язык — язык лишений. Когда у него что-то отбирают, он сразу понимает, насколько это было ценно. У меня многое отобрали. В чем-то я был виноват сам. Думаю, в большинстве случаев я был виноват сам. Но не в этом случае случае. Ты решил взять на себя роль судьи и лишить меня дорогого человека. Кто дал тебе право принимать такие решения?