Мэри Патни - Самая желанная

– Я хочу, чтобы вам не нужно было беспокоиться о деньгах, – проговорил он наконец. – И надеюсь, что наша связь удовлетворит вас физически.

Диана снова кивнула и тут же спросила:

– А если вы меня не удовлетворите, надо ли мне притворяться, что я удовлетворена?

Джервейз невольно стиснул зубы – вопрос задел его мужскую гордость – и, немного помолчав, с усмешкой заявил:

– Если вы будете лгать, то вам останется винить за вашу неудовлетворенность только саму себя. Даже самые умелые любовники не способны читать мысли. – Впрочем, он был абсолютно уверен, что ничего подобного не произойдет – об этом свидетельствовала реакция Дианы на его поцелуи. Придя к такому заключению, Джервейз добавил: – Насколько я знаю, умелая куртизанка всегда сможет убедить мужчину в том, что он величайший любовник в истории человечества. Но я предпочитаю думать, что вам не придется быть со мной актрисой. Но скажите, чего вы от меня ждете? Вы ведь ясно дали понять, что найдется множество других мужчин, готовых заплатить вашу цену. Что еще нужно, чтобы вы выделили меня среди остальных ваших поклонников?

– Я не говорила, что выделю вас.

Ее мелодичный голос прозвучал так буднично, что Джервейзу сделалось не по себе. Едва сдерживая гнев, он заявил:

– Если вы предпочитаете иметь нескольких любовников, то имейте в виду: для меня это неприемлемо! Мне нужны ваши услуги на эксклюзивных условиях, и я готов более чем щедро заплатить за эту привилегию.

Миссис Линдсей по-прежнему была невозмутима, но Джервейз заметил, что в синей глубине ее прекрасных глаз блеснула сталь.

– У меня нет желания принимать все предложения подряд, но я не обещаю быть доступной только для вас, – ответила она и после короткой паузы добавила: – Я никогда не даю обещаний, если не уверена, что смогу их сдержать.

Джервейз встал и, отряхнув с бриджей приставшие к ним листья, со вздохом сказал:

– В таком случае нам с вами больше нечего обсуждать. Я не намерен стоять в очереди перед дверью вашей спальни.

Галантный даже в гневе, он подал Диане руку, чтобы помочь встать, однако губы его были крепко сжаты. Делить свою женщину с любым повесой или лакеем, который ее привлек, – эта мысль казалась невыносимой. Нет-нет, такое совершенно неприемлемо!

Но едва лишь Диана вложила свою руку в ладонь виконта, его решимость пошатнулась. Необычайно изящная миссис Линдсей поднялась на ноги с грацией лесной дриады. И она не выпустила его руку. А ее тонкие пальчики, казалось, излучали спокойствие, растекавшееся по всему его телу и унимавшее гнев. Она стояла так близко от него, что ее груди почти касались его груди и он улавливал исходивший от нее легкий аромат лилии. Подняв на него огромные синие глаза, она с упреком в голосе спросила:

– Неужели вы настолько негибкий, что все должно делаться только по-вашему? Если я всегда, когда вы меня захотите, буду на месте, то разве имеет значение, чем я, возможно – только возможно, – буду заниматься в остальное время? Что вы от этого теряете?

Джервейз хотел сказать, что он действительно такой негибкий. Конечно, в его общественной деятельности компромиссы были необходимы, но в личной жизни он не видел в них нужды. То есть до сего момента не видел. Однако же… Ох, он безумно хотел эту женщину. Да-да, безумно, черт возьми. И поэтому…

– Для меня совершенно неприемлемо, что вы, возможно, будете смеяться надо мной, находясь в постели с другими любовниками, – проговорил он наконец, но в его голосе уже не было гнева.

Диана легонько покачала головой.

– Милорд, либо вы верите, что я буду честной и тактичной, либо не верите, но это не имеет никакого отношения к тому, сколько у меня будет любовников. И я вам обещаю: все происходящее останется лишь между нами, – но если вы не верите в мою порядочность… что ж, тогда мое обещание ничего не стоит. Так как же?

Джервейз молчал. Миссис Линдсей привела аргумент, который невозможно было проверить, и только время покажет, достойна ли она доверия. Ему хотелось повторить, что он никогда не согласится на ее условия, но, вопреки собственной воле, пробурчал:

– Мне надо подумать…

Но в душе он знал, что его капитуляция лишь вопрос времени. И по легкой улыбке, тронувшей чувственные губы Дианы Линдсей, он понял, что она тоже это знала… Но если бы он заметил в ее глазах хоть намек на ликование, то высвободил бы свою руку из ее руки и навсегда от нее отказался.

Однако прекрасные синие глаза смотрели на него ласково и доверчиво, и его рука все еще находилась в ее руке. А потом она вдруг приподняла его руку и поцеловала: ее губы коснулись его пальцев с необычайной нежностью, – и это поразило Джервейза, ошеломило до такой степени, что он ощутил почти физический шок: подобных эмоций ему еще никогда не доводилось испытывать.

Какое-то время они просто смотрели друг другу в глаза. Потом Джервейз, еще крепче сжав руку Дианы, прижал ее к своей щеке. А она все это время молча смотрела на него своими бездонными лазурными глазами, и он знал, что в эту минуту согласился бы на все – о чем бы она ни попросила.

Когда они въезжали в конюшню за домом Дианы, где-то вдали церковный колокол пробил четыре часа. В Лондон они ехали почти в полном молчании. Разумеется, Джервейз сомневался, что куртизанка – да и любая другая женщина, если уж на то пошло, – может быть такой честной, какой пыталась представить себя Диана Линдсей, поэтому подозревал, что в душе она над ним смеялась.

Диана на обратном пути тоже молчала, а когда Джервейз помогал ей спешиться, заметил на ее лице признаки беспокойства. Возможно, она опасалась, что слишком далеко зашла в своих требованиях. «Что ж, пусть опасается», – подумал виконт; эта мысль доставляла ему удовлетворение.

Стоя перед ним и глядя ему в глаза, Диана тихо проговорила: чуть коснувшись руками его предплечий, чтобы удержать равновесие.

– Вы спрашивали, когда… Так вот, если вы все еще меня хотите, можете приехать завтра вечером. Я приму вас одна.

Джервейз мысленно улыбнулся, чувствуя, что инициатива снова в его руках. Слова миссис Линдсей были явным приглашением, а он прекрасно знал: нет более верного способа излечиться от плотского влечения, чем избавиться от покрова тайны. У него были и другие красивые женщины, а Диана Линдсей, если снять с нее амазонку, едва ли будет от них отличаться. После того как они проведут вместе несколько ночей, ему будет не так уж трудно расстаться с ней, если вдруг окажется, что она не стоила тех хлопот, которые причиняла.

Он склонился над ее рукой, затем произнес:

– Очень хорошо. В девять часов подходит?

– Прекрасно подходит, милорд. Буду вас ждать.

Он проводил ее до задней двери и выехал со двора. Дожидаясь, когда лакей откроет дверь, Диана посмотрела ему вслед. Вспыльчивый и раздражительный, лорд Сент-Обин привык, что все делалось так, как он желал. Да и почему бы ему не привыкнуть? Богатый аристократ, он мог делать почти все, что пожелает.

Диане вдруг пришло в голову, что между ним и графом Везеулом было нечто общее. Оба властные, страстные, и оба ее желали. Различие же заключалось в том, что француз хотел просто овладеть ею, и его даже не интересовало, что она об этом думала. А вот Сент-Обин, хотя, возможно, и не привык с кем-либо считаться, казалось, был не против этому поучиться. У него были… перспективы. Слава богу!

Тут дверь открылась, и Диана, приподнимая юбки и переступая через порог, криво усмехнулась. Ее влекло к виконту вовсе не из-за каких-то его «перспектив». Нет, ее влекло к нему совсем другое – его сила, бескомпромиссность и цельность. И, конечно же, внешность. Кроме того, ей очень хотелось узнать все тайны плотской любви, а лорд Сент-Обин наверняка знал толк в этом деле.

Посвятив почти целый день удовольствиям, вечер Джервейз провел, работая в кабинете Сент-Обин-Хауса. За последние два года он стал весьма значительной фигурой в британском правительстве, хотя о том, чем он занимался, знали очень немногие. Формально он занимал не самый важный пост в министерстве иностранных дел, где проводил совсем немного времени; на самом же деле виконт Сент-Обин обобщал всю информацию, поступавшую от британских разведывательных сетей, а также координировал действия этих сетей. За годы службы в Индии Джервейз проявил немалый талант, собирая и обобщая информацию. Премьер-министр Питт лично попросил его применить этот талант на европейском театре военных действий, где Британия уже давно боролась с Францией.

Однако работа эта была кропотливой и утомительной, порой – скучноватой. Менее скучными, но несравненно более опасными, являлись поездки на континент, которые Джервейз совершал время от времени. Поскольку Наполеон закрыл для англичан все порты, он проникал на континент вместе с контрабандистами. Как и большинство представителей его класса, Джервейза в детстве учили французскому, и он говорил на этом языке так же свободно, как и на английском, а при необходимости мог выдавать себя за француза. Но все же всегда оставалась вероятность, что его кузен Френсис унаследует титул гораздо раньше, чем сам ожидал.

Это была тяжелая работа, но жизненно необходимая, и не только приносила Джервейзу удовлетворение, но и увлекала. Однако этим вечером ему не хватало его обычной сосредоточенности, и любое дело занимало вдвое больше времени, чем обычно.

Последним в стойке отчетов было донесение от отдела расшифровки – небольшой группы, которую основали много лет назад, и эта группа до сих пор управлялась как семейный бизнес. То и дело хмурясь, Джервейз прочитал расшифровку секретной депеши французскому агенту в Лондоне и досадливо вздохнул. Когда эту депешу перехватили, он был очень воодушевлен, но, как оказалось, ничто в послании таинственному Фениксу не давало даже намека на то, кем мог быть получатель. Этот проклятый шпион досаждал британцам уже несколько лет и был чрезвычайно опасен, а перехваченное сообщение ничуть не приблизило Джервейза к разгадке.

Немного подумав, он набросал на листке имена тех, кто мог оказаться Фениксом. Каждый из подозреваемых являлся заметной личностью, и ни одного из них нельзя было обвинить в предательстве, не имея неопровержимых доказательств. Джервейз уже несколько месяцев назад установил за ними слежку, но был не ближе к разгадке, чем в самом начале.

Проклятье! Джервейз тяжело вздохнул. Когда он смотрел на лист бумаги, то видел не французских шпионов, а Диану Линдсей во всей ее чувственной привлекательности.

Что ж, завтра, примерно в это же время, его любопытство будет удовлетворено, и ему больше не надо будет гадать, что скрывается под элегантной одеждой. А сегодня вечером он, к сожалению, не мог думать ни о чем другом: одна только мысль об этой женщине возбуждала его до крайности. Ох как это нелепо и неуместно… Какая-то куртизанка, пусть даже и высокого ранга, встает между ним и работой, в которой весь смысл его жизни!

Тяжело вздохнув, Джервейз скомкал листок с именами подозреваемых и бросил в огонь. Лучше подумать о том, какой подарок сделать завтра Диане в качестве оплаты за ее милости. Джервейз смотрел на языки пламени, но видел не огонь, а все ту же женщину… Он в раздражении поморщился. Да-да, чем скорее он уложит эту ведьму в постель, тем скорее его жизнь вернется в нормально русло.

Ночью Диану разбудила няня Джоффри, сообщив, что у мальчика очередной припадок. Но к тому времени, когда Диана надела халат и сбежала по лестнице, припадок закончился: Джоффри неподвижно лежал на кровати, и на лбу его поблескивал пот. Рядом с ним сидела Эдит; она была не только экономкой, но и главным стражем при Джоффри, поэтому спала в соседней комнате и всегда прислушивалась к звукам, которые могли означать очередной припадок. Увы, их невозможно было предотвратить, но все женщины внимательно следили, чтобы во время конвульсий мальчик не поранил себя.

Джоффри был бледен, но при появлении матери собрался с силами, приподнялся и совершенно будничным тоном произнес:.

– Мама, тебе не нужно было вставать. Это был всего лишь очередной приступ.

Диана улыбнулась и села на кровать рядом с сыном. Прислонившись к изголовью, она обняла мальчика и, поцеловав в лоб, проговорила:

– Я все равно плохо спала, а теперь у нас есть предлог выпить горячего какао.

– Хорошая мысль, – кивнула Эдит. – Сейчас приготовлю. – С этими словами она вышла из комнаты.

Диана приложила ладонь ко лбу Джоффри. Как она и ожидала, лоб оказался горячим. Припадки обычно случались, когда у него был жар. Теперь, когда ему исполнилось семь лет, приступы эпилепсии стали более редкими, но если все-таки случались, то бывали очень опасными.

– Наверное, завтра тебе лучше остаться дома и не ходить в школу, – сказала Диана, тихо вздохнув.

– Нет, мама! – возмутился мальчик. – Мне очень нравится в школе, я не хочу оставаться дома!

– Я рада, что тебе нравится в школе, но наверняка там смогут один день обойтись без тебя. – Диана старалась не показывать своего беспокойства. – Кроме того… ведь если у тебя жар, то в школе может случиться еще один приступ, и это будет ужасно неприятно.