– Спасибо, Джервейз.

Он был глубоко порядочным человеком, а она, Диана, вела себя по отношению к нему не совсем порядочно. Ей снова захотелось рассказать о своем прошлом, и снова она упустила эту возможность, боясь разрушить прелесть настоящего.

Глава 13

Поскольку время было ограничено, а погода вряд ли улучшилась бы, уроки верховой езды решили начать в тот же день. Посоветовавшись с главным конюхом, Джервейз договорился позаимствовать на время у одного из арендаторов хорошо обученного послушного пони. Дети этого арендатора уже выросли из того возраста, когда катаются на пони.

От радостного возбуждения Джоффри на время лишился дара речи, но было ясно, что такое состояние долго не продержится. По совету виконта Диана решила не присутствовать на их уроках, так как для нее они стали бы ужасной нервотрепкой. Обучение начали в сарае. Пони по имени Пятнистый обложили со всех сторон сеном до самого живота. Пока он, чрезвычайно довольный происходившим, жевал сено, Джоффри тренировался падать, правильно группироваться и расслабляться, чтобы свести к минимуму возможность получить травму. Мальчику эти тренировки очень понравились, и он бросался с пони в сено, повизгивая от восторга.

На следующем этапе Джоффри учился крепко держаться в седле. Джервейз заставлял его наклоняться, изгибаться и поворачиваться во всех направлениях. Хитрость состояла в том, чтобы оставаться в седле, не прикасаясь к поводьям. Иногда Джоффри наклонялся слишком далеко, что давало ему лишнюю возможность потренироваться в падениях.

Через полтора часа занятий Джервейз рассудил, что покрытому сеном ученику достаточно для первого дня. Они направились в детскую – пить чай с остальной компанией, а на следующий день перешли к следующему этапу. Теперь пони водили шагом вокруг загона, а вдоль его маршрута предварительно набросали сена. Мальчик сидел в седле, а Джервейз без предупреждения иногда его сталкивал. Сейчас сена было поменьше, и падать оказалось не так мягко, но Джоффри воспринимал падения с неменьшим энтузиазмом.

Первоначально виконт предложил давать мальчику эти уроки, чтобы приглушить угрызения совести, но вскоре обнаружил, что получает от занятий почти такое же удовольствие, как Джоффри. Упорство и прекрасный характер мальчика внушали уважение, и Джервейз начал ценить Джоффри самого по себе, а не просто как сына Дианы. Он даже смог выбросить из головы мучительные вопросы о том, кто отец ребенка.

Внимательно следя за своим учеником, Джервейз несколько раз наблюдал у него периоды, когда его взгляд становился отсутствующим, а речь, если Джоффри в эти мгновения говорил, обрывалась на полуслове. К счастью, тело маленького наездника не расслаблялось во время таких приступов и руки сохраняли хватку. Так что малые приступы не должны были представлять серьезной опасности, главное – не скакать в это время галопом.

Виконт с некоторым смущением замечал, что мальчик полюбил своего учителя и видел в нем героя, образец для подражания – даже копировал его жесты и движения. Но ведь у Джоффри не было отца, так что привязаться к мужчине, с которым он проводил много времени, было для него вполне естественным, не так ли? Джервейз, конечно же, считал, что не подходит для пьедестала, но на срок этих каникул он, возможно, окажется достойным его…

Первые уроки они проводили вскоре после полудня, в самое теплое время суток, но за день до Рождества вышли утром, чтобы Джоффри потом помог собирать ветки для украшения дома. На этом уроке Джервейз получил короткое, но ужасающее представление о том, с чем Диана жила все последние годы.

Джоффри быстро делал успехи, и этим утром Джервейз, держа пони на длинном поводу, направлял его кругами – сначала направо, потом налево. Примерно в середине урока Джоффри вдруг очень отчетливо произнес слово «проклятье» и натянул поводья. Пони тотчас остановился, и мальчик соскользнул с седла. В следующее мгновение его тело выгнулось дугой – это была первая стадия припадка, – а изо рта стали вырываться ужасающие звуки. В прошлый раз, когда Джервейз стал свидетелем припадка, он был просто зрителем, но в этот раз являлся единственным человеком, находившимся рядом с Джоффри, и именно он отвечал за благополучие мальчика. Джервейз подозвал конюха, отпустил испуганного пони и побежал к Джоффри. Виконт знал, что припадок благополучно пройдет, но все же очень беспокоился. Увы, он ничем не мог помочь ребенку – оставалось только ждать, когда припадок закончится, и следить, чтобы Джоффри не поранился, обо что-нибудь ударившись.

Примерно через минуту Джоффри расслабился, и его дыхание выровнялось. Перемена оказалась весьма драматичной, так что не трудно было понять, почему в прежние времена такие припадки считали одержимостью демонами. Синие глаза мальчика смотрели с изумлением, и было очевидно: он знал, что произошло.

– Прошу прощения, сэр, – прошептал Джоффри, и длинные темные ресницы, очень похожие на Дианины, затрепетали. – Если вы поможете мне снова сесть на Пятнистого, я исправлюсь.

Поразительный пример храбрости! Джервейз судорожно сглотнул. Взяв себя в руки и стараясь держаться так, как если бы припадок во время урока был самым обычным делом, он сказал:

– Думаю, старина, на сегодня достаточно. Тебе нужно немного отдохнуть, иначе ты можешь пропустить празднование кануна Рождества.

Джоффри молча кивнул, и виконт, подхватив мальчика на руки, понес домой. Когда они дошли до детской, Джоффри уже дремал. Джервейз осторожно уложил его на кровать, и в этот момент пришла Диана – ее позвала служанка. Взглянув на нее, Джервейз тихо сказал:

– Ничего страшного не случилось. Просто был припадок, но Джоффри не пострадал. Ему нужно немного отдохнуть, и он будет в порядке.

Диана успокоилась и занялась подготовкой сына ко сну. Джервейз вышел и стал ждать ее за дверью, в бывшей классной комнате. Минут через десять Диана вышла. На ее лице уже не было тревоги, но выглядела она усталой. Воспользовавшись тем, что они остались одни, Джервейз обнял ее и проговорил:

– Произошло кое-что интересное… По-видимому, Джоффри знал, что приближается припадок. До того как он начался, мальчик остановил пони и спустился на землю. И если он сможет делать это всегда, то езда верхом будет для него не более опасной, чем для любого другого.

– В самом деле? – Диана вскинула брови. – Кажется, он рассказывает вам о своих припадках то, чего никогда не рассказывал мне. – В ее голосе послышались нотки раздражения.

– Возможно, он думает, что уже рассказал вам. – Джервейз помолчал, вспоминая, что ему говорил Джоффри. – Но, возможно, он об этом не упоминал, потому что знает, что вы не любите говорить о его болезни.

Диана сжала зубы. Оказывается, кое-что ее сын не хотел с ней обсуждать. Джервейз мягко добавил:

– Просто он не хочет вас расстраивать. Заботиться о тех, кого любишь, – это вполне естественно.

«Какой он тактичный…» – подумала Диана, обняла Джервейза и склонила голову на его плечо.

– Для мужчины, у которого мало опыта общения с детьми, вы на удивление хорошо понимаете Джоффри.

– Не знаю, как насчет детей вообще, но мы с ним, кажется, неплохо понимаем друг друга, – пробормотал виконт.

– Я очень рада, – прошептала Диана и, немного помолчав, спросила: – А вы когда-нибудь думали о том, чтобы завести детей?

Джервейз замер на мгновение и, отстранившись, проговорил:

– Надеюсь, что это чисто теоретический вопрос.

Диана не сразу поняла, что он имел в виду, потом рассмеялась. Она подошла к одной из старых деревянных парт, за которыми учились несколько поколений Бранделинов, и присела на краешек.

– У меня нет оснований подозревать, что я беременна. Я принимаю меры предосторожности всякий раз, когда нахожусь с вами. – Она бросила на любовника лукавый взгляд. – Я уже знаю по опыту: в любой момент можно ожидать чего угодно, так что мне лучше всегда быть готовой.

Эти ее слова успокоили Джервейза, и он улыбнулся, однако Диана, так и не получив ответа на свой вопрос, продолжала:

– Вы когда-нибудь хотели иметь детей? Ведь все мужчины из вашего сословия хотят иметь наследника.

В то же мгновение лицо виконта стало непроницаемым.

– В моей жизни нет места детям, – ответил он.

Но Диана уловила, как в его глазах промелькнуло какое-то странное выражение. Может быть, гнев? Или сожаление? Когда же он снова заговорил, его голос совершенно ничего не выражал.

– Моя линия ущербна и заслуживает того, чтобы прерваться. Есть другие наследники, более достойные.

Какие резкие слова! По спине Дианы пробежал холодок. Но что же могло заставить его отказаться от самой мысли о детях? Может быть, в его роду были сумасшедшие? Или имелся какой-то другой недуг, который миновал его, но мог бы проявиться в детях?

– Как вы сами говорили два дня назад, в любой жизни есть риск, – сказала Диана. – Неужели ваша кровь так испорчена, что вы откажетесь от возможности узнать, каким был бы ваш ребенок? Неужели вам никогда не хотелось поделиться своим опытом или заново открыть этот мир глазами ребенка?

На мгновение лицо виконта исказилось словно в судороге, и он заявил:

– Я не желаю обсуждать это с вами. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Диана тихо вздохнула. Что ж, яснее некуда. Он провел черту, которую она не должна переступать. Но было совершенно очевидно, что его терзала ужасная боль – боль от какой-то застарелой душевной раны, о которой она ничего не знала. Кроме того, было ясно: упорствуя в своих расспросах, она ничего не добьется, а потерять может многое.

Тихонько вздохнув, она потупилась. Парта, на которой она сидела, была исцарапана многими поколениями скучающих учеников. Диана провела по ней ладонью. В самом углу было вырезано: «Сент-Обин». Интересно, сделал это Джервейз или кто-то из его предков? Каким Джервейз был в детстве? Наверняка серьезным и очень ответственным.

Диана в задумчивости произнесла:

– Говорят, в канун Рождества пчелы в своих ульях жужжат сотый псалом. Вы об этом слышали? И еще говорят, что животные на фермах обсуждает между собой славное пришествие, но горе тому человеку, который попытается подслушать.

Их с Дианой размолвка нравилась Джервейзу ничуть не больше, чем ей, и он с радостью подхватил новую тему.

– Про пчел никогда такого не слышал. Я всегда считал, что на зиму они впадают в спячку… или что-то в этом роде.

Он медленно подошел к окну. Утро было пасмурное, и его серый свет придавал лицу виконта холодноватые тона мраморной статуи.

– Здесь, в Уорвикшире, рассказывают, что в полночь животные на фермах поворачиваются на восток и почтительно склоняются, почитая новорожденного царя.

Диана тихо засмеялась.

– Какие удивительные вещи происходят в ночь вашего рождения! – воскликнула она.

Джервейз оглянулся на нее, приятно удивленный.

– Вы об этом помните?..

– Конечно, помню. – Помолчав, Диана неуверенно добавила: – У меня даже есть для вас подарки ко дню рождения. Я собиралась подождать до вечера, но… Ведь когда мы уйдем спать, будет поздно, и это уже не будет ваш день рождения.

Виконт, казалось, изумился: вероятно, больше привык делать подарки, а не получать.

– Да, наверное, лучше всего сейчас, – пробормотал он с улыбкой.

– Очень хорошо! – Диана просияла. – Пойдем в мою комнату?

Они вышли в коридор, и Диана осмотрелась, убеждаясь, что поблизости никого нет. Затем жестом пригласила Джервейза в свою спальню. Он всегда входил в ее комнату через потайную дверь, а сейчас впервые вошел обычным способом. Переступив порог, Диана тотчас подошла к гардеробу и достала мужской халат – роскошный, из темно-синего бархата, длиной почти до пола. Протягивая подарок Джервейзу, она сказала:

– Я сшила его из такой ткани, потому что она очень мягкая. Подозреваю, что вы никогда особо себя не балуете, вот мне и захотелось это сделать.

Джервейз с улыбкой поблагодарил за подарок и провел ладонью по бархату. Действительно, невероятно мягкий! Диана была права: сам он никогда бы не выбрал такую ткань, – но от нее исходило уютное тепло, как и от самой Дианы. Виконт был глубоко тронут – ведь она сшила этот халат собственными руками.

Диана же с робкой улыбкой продолжила:

– Я подумала… Возможно, вам будет удобно держать его у меня дома, поскольку вы часто там бываете.

Этим своим замечанием она дала понять, что он занимал постоянное место в ее жизни, и от этого подарок стал еще более приятным. Джервейз снова поблагодарил Диану – на сей раз поцелуем, – и она ответила на поцелуй, потом с улыбкой сказала:

– Но это еще не все…

Снова приблизившись к гардеробу, Диана достала плоский прямоугольник, завернутый в серебристую бумагу. Джервейз осторожно развернул подарок – и замер в изумлении: он держал в руках вставленную в раму карту королевства пресвитера Джона. Карта была очень детальная, с рисунками причудливых зверей и миниатюрными изображениями воображаемых чудес. Очень старая, тонко прорисованная и тщательно раскрашенная, эта карта, наверное, представляла немалую ценность, но для него ее цена определялась не деньгами. Джервейз был так тронут, что на время лишился дара речи. Выходит, Диана запомнила их разговор о его детских мечтах…