И тут Мадлен наконец осознала, что следовало как можно быстрее все объяснить. Взяв Николаса за руку, она подвела его к дивану и усадила, сама же села в противоположном конце дивана.

– Я уехала, потому что умирала, и не хотела, чтобы ты это видел.

Николас внимательно на нее посмотрел.

– Ты выглядишь вполне здоровой…

– Да, сейчас я здорова. – Уже забытым жестом Мадлен прижала руку к груди. – У меня была здесь опухоль, и она быстро росла. Доктор сказал, что мне осталось жить считаные месяцы.

Николас снова рассердился.

– И ты подумала, что я брошу тебя умирать в одиночестве?

– Нет, любовь моя, – мягко ответила Мадлен. – Я знала, что ты меня не бросишь. Поэтому и уехала.

– Не понимаю… – в растерянности пробормотал Николас. – Что ты хочешь этим сказать?

– Ты что, забыл, как тогда обстояли дела? Твоя жена угрожала серьезными неприятностями, если ты от меня не откажешься.

Он поморщился и пробурчал:

– Конечно, я об этом не забыл. Но я выбрал тебя и был готов на все, что бы Вивиан ни придумала.

Мадлен откинулась на спинку дивана, и лицо ее выражало глубокую грусть.

– Но тогда распалась бы твоя семья… Дети разрывались бы между преданностью матери и отцу, и твоя репутация была бы погублена. А Хейзелдаун… Ты мог бы лишиться и поместья. Это слишком высокая цена за несколько месяцев с умирающей женщиной, – со вздохом добавила Мадлен.

Николас потянулся к ней и взял за руку.

– Я должен был сам принять решение, понимаешь?

Мадлен долго молчала, всматриваясь в любимое лицо. Николас не был красивым в привычном понимании этого слова, но его аристократические черты, его душевное благородство…

– Скажи честно, ты действительно не испытал облегчения, узнав, что я уехала? – спросила она наконец.

Николас помедлил с ответом, но после долгой паузы проговорил:

– Я подозревал, что ты ушла от меня в порыве ложно понятого благородства. Я делал все, чтобы тебя найти, но ты как сквозь землю провалилась. Куда ты отправилась?

– Уехала в Йоркшир, в деревню, где родилась. – Мадлен криво усмехнулась. – Но моя сестра не пустила меня в дом. – Николас тихо выругался, а Мадлен продолжала: – Диана, та женщина, которую ты перепугал в спальне, спасла меня во время метели и приютила. Более того, она приняла меня в свою семью. Для меня это было прямо-таки благословением – меня приняли, а не облили презрением. – Мэдди со вздохом прикрыла глаза. – А потом, когда я окрепла, опухоль стала уменьшаться, и в конце концов совсем исчезла. Вернувшись в Лондон, я побывала у того доктора, который лечил меня до этого. Он сказал, что такие опухоли непредсказуемы. Обычно они убивают человека, но иногда каким-то необъяснимым образом исчезают сами собой. – Она пожала плечами. – Вот и вся история… Как видишь, все очень просто.

– Почему ты вернулась в Лондон?

– Диана захотела поселиться здесь, – с улыбкой ответила Мадлен.

Молча кивнув, Николас сунул пальцы в широкий рукав ее халата и стал поглаживать руку. Мадлен с усилием сглотнула – по телу растекались восхитительные ощущения. И они оба знали: если Николас этого захочет, она будет принадлежать ему, по крайней мере в эту ночь.

Он медленно придвинулся к ней и обхватил ладонями лицо. Гнев оставил его – остались только нежность и желание.

– Почему ты не сообщила мне, что вернулась?

Сердце Мэдди гулко забилось, и стало трудно вспомнить то, что еще совсем недавно казалось совершенно очевидным.

– Мое здоровье улучшилось, но ведь твоя жена по-прежнему имеет возможность тебя уничтожить, – ответила она наконец. – К тому же прошло так много времени… Я думала, ты мог меня уже забыть.

– Ты думаешь, что любить умеют только женщины? – Зеленые глаза мужчины, сидевшего с ней рядом, взирали на нее с нежностью.

Он поцеловал ее, и Мадлен тихо застонала, в ней проснулся чувственный голод по любимому. Обнимая за шею, она привлекла его к себе. Покрывая поцелуями шею, Николас распахнул ее халат. И она вдруг заплакала и сказала:

– Ах, Николас… Как же я тебя люблю! Твоя жена, в конце концов, узнает, и нам снова придется расстаться, но давай возьмем все возможное от тех дней или недель, которые у нас есть.

Тут только Николас внезапно осознал, что из-за всех своих переживаний он не упомянул факт, который все менял.

– Вивиан умерла, – сообщил он.

Мадлен ахнула – и замерла, в изумлении глядя на него. Он лукаво улыбнулся и добавил:

– Не смотри на меня так. Я ее не убивал. – Николас накрыл ладонью ее грудь. – И знаешь, ирония судьбы… Она умерла полгода назад от того же недуга, какой был у тебя. Ты не заметила, что я ношу траур?

Мадлен молчала, все еще ошеломленная. Как настоящий джентльмен, Николас очень мало рассказывал любовнице о своей жене, но теперь, желая все объяснить, он продолжил:

– Когда мой отец умер, наше поместье было заложено. Я женился на Вивиан ради приданого. А она в обмен стала леди Фарнсуорт. Обычное деловое соглашение. – Он сокрушенно покачал головой. – Но я не представлял, какую высокую цену мне придется заплатить за спасение Хейзелдауна. Я обращался с Вивиан с уважением – как и подобает обращаться с женой, и благодаря мне она заняла такое положение в обществе, какого у нее, дочери коммерсанта, никогда бы не было. Но ей всегда было мало… Она хотела владеть мной целиком: и душой, и телом. Когда же стало ясно, что из этого ничего не получилось, она превратила мою жизнь в ад. И не потому, что она меня любила, а потому, что ей хотелось властвовать. Она требовала, чтобы я с тобой расстался, так как ей была невыносима мысль, что я нашел свое счастье, понимаешь?

Мадлен молча кивнула, накрыв его руку своей, а Николас добавил:

– Благодаря тебе на протяжении восьми лет моя жизнь стоила того, чтобы жить. Мэдди, не надо было тебе уезжать вот так, не сказав мне, но… это так похоже на тебя, у тебя благородная душа. – Ее сердце ритмично билось под его ладонью. – Никогда больше не покидай меня так… – Он наклонился к Мадлен, и губы их слились в поцелуе.

И теперь она уже не пыталась противиться нарастающей страсти – напротив, все крепче прижималась к любимому, хотя ей все еще не верилось, что они снова вместе. И ей вдруг подумалось, что если завтра утром ее поразит молния, то она умрет счастливой…

Позже, когда их желание было временно удовлетворено, они лежали в объятиях друг друга и разговаривали, как часто происходило в прошлом. Мэдди рассказывала Николасу про Диану, Джоффри и Эдит, а он – про Хейзелдаун и про своих детей. Она была рада знать, что его дочь вышла замуж и родила ему внука, что его младший сын поступил в армию, где ему очень нравилось, и что его старший сын увлекся сельским хозяйством.

А потом, когда она дремала, положив голову ему на плечо, Николас вдруг спросил:

– Когда мы поженимся?

Мадлен вздрогнула и пробормотала:

– В этом нет необходимости. С моим прошлым… Наша свадьба вызовет скандал. Меня устраивает роль твоей любовницы.

Он решительно покачал головой:

– Нет, это не то, чего я хочу для нас обоих.

Коса Мэдди давно расплелась, и волосы разметались по груди. Николас провел пальцами по темным прядям, потом поцеловал Мадлен в лоб. Как и он, она была уже не молода, но морщинки на лице, оставленные жизнью, делали ее еще привлекательнее для него.

– Я всю жизнь выполнял свой долг перед Хейзелдауном, а теперь хочу сделать кое-что и для себя, – заявил Николас.

Мэдди улыбнулась.

– Давай поговорим об этом, когда закончится твой траур, если к тому времени ты не не изменишь своего решения.

Уже засыпая, Мадлен вдруг подумала: «Надо сказать Диане, что влюбиться в своего покровителя не всегда плохо…»


За время знакомства с Мадлен Диана видела подругу в разном состоянии – в отчаянии, в глубокой задумчивости, в нерешительности, – а теперь увидела сияющей от счастья. Всю следующую неделю лорд Фарнсуорт постоянно находился в доме. Поскольку Николас сам занимался хозяйством на своих землях, он не мог летом надолго отлучаться из поместья и теперь старался как можно полнее использовать время, которое у него оставалось до отъезда из Лондона. Фарнсуорт был очень подвижным, быстрым на слова и на смех, иногда – нетерпеливым. Временами же он так смотрел на Мадлен… Ах, в такие моменты Диане хотелось, чтобы Джервейз смотрел на нее так же, а не озадаченно или с мрачной настороженностью, что частенько случалось.

После отъезда лорда Фарнсуорта дом, казалось, погрузился в сон, и Диана очень обрадовалась визиту Френсиса Бранделина. Он был, как всегда, вежлив и обаятелен, но в этот раз казался каким-то нервозным, и Диана даже подозревала, что он выпил. Уж не для храбрости ли? За чаем они разговаривали на нейтральные темы, причем Френсис, раскрошив превосходные пирожные, так и не съел ни одного. Сейчас он очень напоминал Джоффри – тот вел себя так же, когда ему предстояло признаться в чем-то неприятном. Наконец, решив, что пора его немного приободрить, Диана сказала:

– Френсис, не хотите ли вы кое-что обсудить? – Они довольно быстро стали обращаться друг к другу по имени. – Вы же прекрасно знаете, что я не болтлива.

Френсис аккуратно поставил свою чашку на блюдце и, понизив голос, пробормотал:

– Я знаю, но все равно… Сказать такое – это почти невозможно.

– Потому что слова обладают магической силой? Думаете, что, как только вы их произнесете, они станут правдой?

Френсис немного подумал, потом с улыбкой кивнул.

– Да, пожалуй, так. Вы очень проницательны.

– Нет, не проницательна, – со вздохом ответила Диана. – Просто у меня в этом опыт – бывает, я не могу сказать то, что должно быть сказано.

Молодой человек посмотрел на нее вопросительно. Но сегодня ей не хотелось говорить о своих проблемах, поэтому она сказала:

– Да, слова обладают магической силой, и именно поэтому они освободят вас, если вы их произнесете.

Френсис встал, стремительно пересек комнату и, остановившись перед окном и сцепив руки за спиной, глухо проговорил:

– Я это знаю. Наверное, потому мне и хочется рассказать вам о моей… слабости. Потому что разговор с вами может стать началом моего освобождения.

Диана тоже встала. Приблизившись к окну, остановилась рядом с молодым человеком.

– Выходит, те люди, на балу киприанок, говорили о вас правду?

– Это и правда, и ложь. – Френсис судорожно глотнул. – Видите ли, когда мальчиков вырывают из знакомой среды и отправляют в школу… Там нет никакого уединения, и более старшие ученики издеваются над младшими. В такой обстановке может возникнуть… очень глубокая привязанность, и иногда мальчики ведут себя… Некоторые считают такое поведение неестественным. – Френсис повернулся лицом к Диане и почти шепотом добавил: – У большинства это со временем проходит, а вот те, у кого не проходит… Мужчины их презирают.

– Значит, у вас не прошло? – тихо спросила Диана.

– Да, именно так. Я надеялся, молился, но, увы, мне так и не удалось от этого избавиться. – Со вздохом пожав плечами, Френсис продолжил: – Поверьте, у меня ничего такого с мужчинами не было, но ведь неестественные желания все равно остались. Знаете, в этом есть некая ирония. Я не против женщин, они мне нравятся. – Он посмотрел на Диану с робкой улыбкой. – Вы, например, мне очень нравитесь. Но дело в том, что я не хочу… не хочу заниматься с женщинами любовью. Иногда мне кажется, что я таким родился. Наверное, я никогда не смогу стать нормальным…

И тут Диану вдруг осенило.

– А недавно кое-что изменилось, не так ли?

– Вы действительно очень проницательны. – Френсис отвернулся к окну. – Закончив университет, я вел себя как благовоспитанный молодой джентльмен и делал все, что положено в обществе, – ходил на балы, где общался с молоденькими девушками, но старался не давать поводов для ожиданий. Я надеялся, что когда-нибудь встречу девушку, в которую смогу страстно влюбиться… И тогда все было бы в порядке. Но этого так и не случилось.

– А потом вы… – подсказала Диана.

– А потом я страстно влюбился. – На щеке Френсиса дернулся мускул. – Но… но не в женщину.

Диана промолчала, не зная, что сказать; все это выходило за пределы ее опыта, но она почувствовала, что молодой человек в отчаянии, и мысленно попросила Бога подсказать ей правильные слова.

– А он… отвечает на ваши чувства? – спросила она наконец.

– Мы об этом никогда не говорили. – Френсис принялся теребить край голубой парчовой портьеры, и руки его дрожали. – Он на несколько лет старше меня и опытнее. Мне кажется, мы с ним… одного типа, хотя… Когда мы вместе, не происходит ничего скандального. Но то, что я чувствую и вижу в его глазах… – Френсис умолк, тяжело вздохнув.

И именно в этот момент Диана по-настоящему его поняла. Чувства, которые звучали в голосе Френсиса, не особенно отличались от тех, что она испытывала по отношению к Джервейзу, или Мэдди – к Николасу. Диана не могла поверить, что такая любовь могла быть тяжким грехом.