– Но я действительно ничего от вас не хотела. Именно поэтому и отказалась от регулярного содержания. – Диана надеялась, что он увидит в этом доказательство ее порядочности. – Мне казалось неправильным брать с вас деньги. Вы ведь не знали, кто я такая…

– Значит, вместо того чтобы попросить побольше, вы поручили это сделать вашей подруге Мадлен, сохранив таким образом фасад святой невинности?

– О чем вы говорите? – изумилась Диана.

Губы виконта скривились в циничной усмешке.

– Хватит изображать невинность. Это больше не действует.

– Но, Джервейз, у меня есть только та тысяча фунтов в год, которую вы мне назначили, и из этой суммы я стараюсь как можно больше сэкономить для будущего Джоффри.

– Ах да, Джоффри… – протянул Джервейз. – А вы знаете, кто отец маленького бастарда?

Диана влепила мужу пощечину, даже не сообразив, что делает, и тут же отпрянула. Ее ошеломила не только ярость в его глазах, но и то, что она оказалась способной на такое. И ведь она любила этого человека…

Джервейз несколько секунд молчал, потом, потрогав покрасневшую щеку, с сардонической усмешкой заметил:

– Вот и еще одно покрывало спало. Я-то думал, что вы честная, порядочная, нежная… От моих иллюзий ничего не осталось.

Диана в отчаянии покачала головой.

– Джервейз, мне очень жаль, но как вы могли сказать такое о своем сыне?

Он в изумлении приподнял брови.

– Хотите выдать своего бастарда за моего сына? Пожалуй, можете попытаться. Он так похож на вас, что его отцом мог быть кто угодно. Да-да, любой мужчина мог быть его отцом.

– Вы что, никогда ни на кого не смотрите? – в ярости воскликнула Диана. – Если бы вы по-настоящему увидели Джоффри, то знали бы, что он очень похож на вас. Именно поэтому я не хотела, чтобы вы с ним встречались. Но вы его не узнали. Так же как не узнали меня.

Виконт ненадолго задумался, пытаясь найти сходство, потом пробормотал:

– Он слишком маленький… Моему ребенку было бы сейчас восемь лет, а Джоффри… Сколько ему, шесть? Семь?

Сжимая и разжимая кулаки, Диана отчетливо проговорила:

– Он родился десятого февраля тысяча восьмисотого года, через девять месяцев после нашего нелепого венчания. Он слишком маленький для своего возраста, но ему сейчас восемь с половиной лет. Я назвала его Джоффри, потому что первая буква имени такая же, как у «Джервейз». Показать вам его свидетельство о рождении?

Джервейз снова задумался, затем пробурчал:

– Это ничего не докажет. Вы могли родить ребенка, который умер во младенчестве, а Джоффри мог быть плодом более поздней связи.

Диана закрыла лицо ладонями. Она знала, что Джервейз будет потрясен, узнав, кто она такая, но ей в голову не приходило, что он полностью от нее отречется. Это было ужасно, мучительно… Увы, если он не хотел ей верить, то любые доказательства мало что значат.

Виконт же вновь заговорил:

– Скажите, вы заплатили горничной на постоялом дворе, чтобы она исчезла, а вы заняли ее место? Мне всегда не давал покоя этот вопрос – хотелось узнать, насколько я был глуп той ночью.

Диана со вздохом уронила руки.

– Вы до сих пор не знаете?.. Вы вошли в мою комнату вместо своей. По-видимому, заблудились в лабиринте коридоров, поскольку были пьяны.

Виконт поморщился и проворчал:

– Что ж, я мог бы догадаться, что бессмысленно пытаться узнать у вас правду. Видите ли, я не мог оказаться в вашей комнате, поскольку открыл дверь своим ключом.

Почувствовав, что не в силах стоять, Диана опустилась на стул. Когда Джоффри был младенцем, она кормила его, сидя на этом самом стуле.

– Там были старые ржавые замки, – проговорила она усталым голосом. – Наверное, каждую из дверей на постоялом дворе можно было открыть любым из ключей.

– А вы действительно очень хитрая лгунья, – отозвался виконт. – Знаете, как посеять сомнения. Что ж, тогда мне не стоит себя винить за то, что я вам так долго верил.

– А вы никогда не задумывались о том, где находился ваш багаж? – осведомилась Диана. – Он ведь был не в моей комнате…

Виконт молча пожал плечами и шагнул к двери, а Диана вскочила со стула.

– Джервейз, подождите! Что вы собираетесь делать?

Он бросил на нее такой суровый взгляд, что она замерла на месте.

– Я сейчас выйду, сяду в свой экипаж и вернусь в Лондон. Если мне очень повезет, я вас больше не увижу и ничего от вас не услышу.

Диана подняла руку, чтобы к нему прикоснуться, но тут же уронила ее.

– Неужели вы можете так просто уйти? Мы ведь женаты, и у нас есть сын!

Он невесело рассмеялся.

– А вы действительно необыкновенная женщина… Вы что, всерьез думали, что после всей вашей лжи я буду рад принять вас в качестве жены и представлю всем как леди Сент-Обин? – Виконт презрительно усмехнулся. – Вам бы не понравилась такая перемена статуса. Ведь тогда джентльмены, которые сейчас платят вам за услуги, будут рассчитывать на бесплатное обслуживание.

– Прекратите говорить так, словно я вавилонская блудница! – вскричала Диана. – Пусть я не говорила вам всей правды, но я никогда не лгала! Ни разу!

Возникла долгая пауза. На щеке Джервейза задергался мускул. Наконец он сказал:

– Вся ваша жизнь была ложью.

И тут Диана почувствовала, что больше не в силах сдерживать слезы, и они заструились по ее щекам. Делая последнюю отчаянную попытку напомнить Джервейзу о том, что между ними было, она сказала:

– Я вас люблю, и вы говорили, что любите меня. Неужели это ничего не значит?

– Да, это кое-что значило, – тихо ответил виконт. – Но, как видно, женщина, которую я любил, никогда не существовала.

– Джервейз, прошу вас!.. – Возглас Дианы шел от самого сердца.

Но муж уже взялся за ручку двери, потом все же оглянулся, и бросив на нее пустой взгляд, тихо проговорил:

– Как странно… Я был готов сделать шлюху своей женой, но для меня оказалось совершенно неприемлемым, что моя жена – шлюха. Прощайте, Диана.

Дверь за ним с тихим шорохом закрылась, но для Дианы он прозвучал оглушительным погребальным звоном. Какое-то время она стояла неподвижно, но точно знала: когда оцепенение пройдет, боль будет нестерпимой. Снаружи доносились звуки – стук колес… Это Джервейз уезжал от нее в последний раз.

Диана часто думала о том, как он мог отреагировать, узнав, что она его жена. Думала, он будет потрясен, даже немного рассердится, но вполне возможно, что его это позабавит, – мол, взял в любовницы собственную жену! И, конечно же, ей казалось, что он почувствует облегчение: ведь таким образом все проблемы с «сумасшедшей женой» были бы решены, – но она никак не ожидала, что ее признание разрушит все то, что возникло между ними. Но как же так получилось? Ведь они любят друг друга… Она знала, что Джервейз справедлив и всегда мыслит логично, и даже не представляла, что, узнав, кто она такая, отреагирует с яростью и презрением.

Когда стук колес затих вдали, Диана вышла из гостиной. Энни, племянница Мадлен, ждала ее с озабоченным видом. Энни, старшая дочь Изабель Вульф, влюбилась в молодого человека, который, по мнению ее матери, был недостаточно благочестивым. Диана и Мадлен предложили девушке поселиться в коттедже Хай-Тор, чтобы она могла выйти за любимого.

Энни, наверное, что-то говорила, поскольку ее губы шевелились, но Диана ничего не слышала. Она покачала головой, давая понять, что хочет побыть одна, вышла из коттеджа, затем перешла дорогу со следами копыт и колес экипажа и спустилась к ручью. На берегу села на траву, сняла туфельки и чулки, все с тем же неестественным спокойствием, опустила ноги в воду – тут когда-то едва не утонул Джоффри, когда был маленьким. В более счастливые времена они здесь играли: Джоффри, как всякий нормальный малыш его возраста, любил возиться в грязи.

Джервейз ушел, уехал… И ведь он явно не из тех, кто легко влюбляется, или легко уходит, или же отменяет какое-либо решение. Диана знала, что они противоположны по темпераменту, но не осознавала всех последствий этого. Для нее одной любви было достаточно, и она думала, что если Джервейз ее полюбил, то они уже не расстанутся. Увы, она ошибалась. Оказалось, что своими откровениями она разрушила любовь Джервейза, потому что он считал, что она его обманула и оскорбила к тому же… Да, именно так он считал.

Но где же она допустила ошибку? Диана оживила в памяти последние месяцы. Наверное – в Сент-Обине, когда они пережили свой первый кризис. Тогда интуиция говорила ей: надо сказать Джервейзу всю правду, – но не сделала этого: решила, что все уладится само собой. Да, она думала, что лучше подождать до тех пор, когда он признается ей в любви: тогда легче примет правду, – но оказалось, что все наоборот. Полюбив ее, Джервейз стал более ранимым, чем тогда в Обинвуде, и в результате решил, что она его предала. Диана тяжело вздохнула: она чувствовала его боль как свою собственную.

Уронив голову на руки, она дала волю слезам.


Возвращение в Лондон проходило в полном молчании. За исключением коротких, самых необходимых реплик при смене лошадей и остановке на ночлег, Джервейз заговорил с Боннером только один раз – когда спросил слугу, что тот нашел, когда упаковывал вещи своего господина в ту роковую ночь на острове Мулл, на что Боннер не моргнув глазом ответил:

– В вашей комнате была одна из служанок. Она довольно долго вас ждала и была возмущена тем, что вы не появились. Я взял на себя смелость выдать ей небольшую компенсацию за причиненные неудобства из средств, которые у меня были на дорожные расходы.

– А мой багаж находился там? – Джервейз придержал лошадей, проезжая по особенно изрытому отрезку дороги. На обратном пути он почти все время правил сам – это помогало отвлечься от неприятных мыслей.

Боннер утвердительно кивнул.

– Да, милорд. Кажется, его никто не трогал. Но я не проверял: считается, что шотландцы с островов – честные парни. А что, что-нибудь пропало? – Слуга спрашивал так, словно дело происходило прошлой ночью, а не девять лет назад.

– Нет, ничего не пропало. – Кроме его жены, которая, оказывается, спала не в его комнате, а в своей собственной.

Джервейз вспомнил, как занимался с ней любовью в прошедшие месяцы, и вдруг осознал: хоть Диана всегда была очень отзывчивой, в ней не чувствовалось прожженного профессионализма настоящей куртизанки, – но он был так одурманен ею, что даже не замечал этого. Может, она и в самом деле та, за кого себя выдает? Или это еще один пример ее блестящего актерского таланта?

До Обинвуда было недалеко, следовало лишь сделать небольшой крюк, а предстоящий прием в поместье давал удобный предлог туда заехать. На то, чтобы отдать необходимые распоряжения, ушло совсем немного времени. Потом Джервейз спросил экономку, где висел портрет его матери. Портрет занимал почетное место в коридоре для слуг, где его качество высоко оценили. Вероятно, сэра Джошуа Рейнольдса позабавила бы такая судьба его шедевра.

Не глядя на красивое лицо своей распутной матери, Джервейз пристально всматривался в изображение мечтательно смотревшего на нее темноволосого мальчика. В конце концов он пришел к неоспоримому выводу: этот портрет вполне мог быть портретом Джоффри. Теперь-то он понял, почему фермер-арендатор, к которому он заезжал в Обинвуде вместе с Джоффри, так пристально смотрел на мальчика. Только теперь Джервейз вспомнил, что в детстве был слишком маленьким для своего возраста. Только в двенадцать лет он начал быстро расти и догнал, а затем и перегнал своих сверстников. И еще – припадки эпилепсии… У него их было всего несколько, у Джоффри – больше. Передается ли такое по наследству? Вполне возможно.

Значит, Джоффри, этот умный, храбрый, жизнерадостный мальчик – его сын? Думая о своей жене как о ненормальной, неполноценной, Джервейз никогда не рассматривал возможность, что тот короткий насильственный акт мог привести к рождению ребенка. И все же… От того, что Джоффри его сын, Диана не переставала быть лгуньей или шлюхой, и это было еще одно осложнение в его проклятом браке.


Когда Диана вернулась в Лондон, ужасно уставшая после долгой поездки в экипаже, был поздний вечер. После сцены с Джервейзом она больше недели провела в коттедже Хай-Тор: ей было просто необходимо провести какое-то время в тишине и покое, – но теперь была рада вернуться к семье. Джоффри уже спал, а Мадлен и Эдит, лишь взглянув на изможденное лицо подруги, тут же окружили ее нежной заботой. Диана не говорила им, зачем отправляется на север, а они не спрашивали, но теперь пришло время все рассказать.

После того как Диана приняла ванну и поужинала, женщины собрались в гостиной у Мэдди. За нескончаемым количеством чашек чая с бренди Диана поведала подругам о своем прошлом – начиная с детства в Шотландии и до странного замужества под дулом пистолета. Рассказала и о том, как отец ее бросил, а также – о катастрофическом конфликте с Джервейзом.

Выслушав рассказ подруги, Мадлен с удивлением пробормотала: