– Я знала, что ты загадочная женщина, но такого даже и представить себе не могла… Можно задать вопрос?

Диана со вздохом кивнула:

– Да, конечно. Спрашивай что хочешь. Мне всегда трудно говорить о том, что меня глубоко задевает, но не говорить – еще тяжелее.

– Что случилось с твоей матерью?

Чашка, которую Диана подносила ко рту, звякнула о зубы. Она осторожно поставила ее на стол и тихо ответила:

– Она убила себя, когда мне было одиннадцать лет.

– Ох, бедная моя девочка! – воскликнула Мадлен и тут же сменила тему. – Даже не верится, что отец тебя просто бросил на постоялом дворе на следующий день после твоего замужества.

– Если бы ты знала моего отца, то поняла бы: такой поступок вполне в его характере. Он был убежден, что все женщины – это зло, особенно его собственная дочь. – Диана помолчала, вспоминая прошлое. – И он считал, что чем скорее от меня избавится, тем лучше для его бессмертной души.

Пока Мэдди слушала рассказ подруги, ее посетила одна мысль, но она не знала, уместно ли об этом спрашивать, а теперь все-таки решилась.

– А не могло ли быть так, что твой отец… испытывал к тебе противоестественное влечение? Возможно, он ненавидел себя за такие чувства, а тебя – за то, что ты была их причиной?

Диана замерла, ошеломленная словами подруги, потом пробормотала:

– Это… это многое бы объяснило. Иногда он на меня так смотрел… как будто ненавидел. И постоянно твердил, что все мужчины хотят со мной переспать! Но это же нелепо… Думаю, я была хорошенькой девочкой, но еще недостаточно зрелой, чтобы привлекать внимание мужчин. Бывало, отец молился надо мной всю ночь. Мы оба стояли на коленях, и он молил Бога очистить мою порочную природу. В других случаях он меня бил, пытаясь выбить из меня нечестивость. – Диана поежилась и поплотнее закуталась в плед, лежавший у нее на плечах.

– Извини, дорогая, наверное, мне не стоило об этом спрашивать, – сказала Мадлен.

– Нет-нет, хорошо, что ты спросила… – возразила Диана. – Как ни отвратительна такая мысль, все-таки это хотя бы какое-то объяснение. Отец всегда казался мне чем-то вроде природной стихии, загадочной и непостижимой. И мне даже нравится думать, что причины его ненависти ко мне – в его порочности, а я ни в чем не виновата.

– Он еще жив? – спросила Эдит.

Диана пожала плечами.

– Не знаю. Он оставил меня на постоялом дворе, и после этого я ничего о нем не слышала.

«Но как человек, к тому же священнослужитель, мог выбросить из своей жизни дочь? – недоумевала Мадлен. – Должно быть, он и в самом деле сумасшедший». Немного помолчав, она спросила о том, что давно ее интересовало.

– А как вы познакомились с Эдит? Ты никогда об этом не рассказывала.

– Постоялый двор, где произошло ее венчание, принадлежит моей младшей сестре Джейн и ее мужу, – ответила за подругу Эдит. – Я была замужем за пьяницей, который постоянно меня бил. Оба моих сына выросли и уехали: один записался в армию, другой отправился в Америку. Джейн считала, что мне надо уйти от мужа, пока он меня не убил, но я не знала, как уйти. Да и куда мне было деваться? – Она потрогала пальцем яркий шрам на левой щеке. – Наверное, я могла бы поехать к Джейн, но у меня не было денег на дорогу. Более того, после двадцати пяти лет жизни с мужем, который постоянно надо мной издевался… мне казалось, что силы воли не осталось.

Мадлен молча кивнула. Ей было известно, что у Эдит были взрослые сыновья, которые ей регулярно писали, но она ничего не знала о ее муже. По-видимому, Эдит многое пришлось пережить, прежде чем она стала такой, как сейчас, – непреклонной и сильной. Рассказ продолжила Диана:

– И Джейн решила, что если Эдит начнет о ком-то заботиться, то сумеет уйти от своего ужасного мужа. Мне только-только исполнилось шестнадцать, и я была беременна – ужасная ситуация. Но после того как связалась с адвокатом Джервейза, у меня по крайней мере появились деньги. Джейн сама отвезла меня в Йоркшир, познакомила с Эдит и помогла нам найти коттедж Хай-Тор. Нам обеим хотелось жить подальше от людей, особенно – от мужчин. И с тех пор Эдит обо мне заботится.

Диана ласково улыбнулась пожилой женщине, помогавшей ей пережить самый трудный период ее жизни.

Эдит добродушно усмехнулась.

– Девочка моя, это помогло нам обеим.

– Но почему после всего, что с тобой случилось, ты захотела перебраться в Лондон и стать куртизанкой? – спросила Мадлен. – Вот если бы ты захотела уйти в монастырь, я бы не удивилась!

Диана подлила всем чаю.

– Я знаю, это может показаться странным, но я чувствовала: это именно то, что мне следовало сделать. Несмотря на то что мой отец и мой… муж со мной сделали, я знала: не все мужчины такие. В деревне, где я росла, было немало счастливых семей и добрых мужчин. Поскольку муж у меня уже имелся, я не могла выйти замуж, но хотела найти своего мужчину, того, кто меня полюбит. – Диана ненадолго задумалась, потом с лукавой улыбкой добавила: – Признаюсь, мне понравилось то, что ты сказала про красоту: что она дает женщине власть над мужчиной. Вот я и подумала, что было бы неплохо для разнообразия получить над кем-нибудь власть, то есть иметь выбор – соглашаться или не соглашаться.

– Но я еще говорила, что это опасно, – напомнила Мадлен.

– Да, знаю, – прошептала Диана. К ее глазам вдруг подступили слезы, и она, прогоняя их, заморгала, потом накрыла голову пледом. – Я представления не имела, что делаю. Наверное, я не гожусь на роль сирены.

– Верно, дорогая, не годишься. Ты подходишь для роли жены, матери и подруги.

Мадлен хотела этими словами приободрить Диану, но та, горестно всхлипнув, пробормотала:

– Что же мне теперь делать? Он меня ненавидит. Сказал, что не хочет даже видеть меня.

Воцарилось тягостное молчание. Наконец Эдит сказала:

– Мэдди, ты у нас эксперт по мужчинам. Что скажешь?

Мадлен села рядом с Дианой и обняла ее за плечи.

– Может быть, Сент-Обин ненавидит тебя… в каком-то смысле, но поверь, его чувства намного сложнее. Должно быть, в его душе смешались любовь, ненависть, желание и гнев – все это очень сильные эмоции. Если бы он был к тебе равнодушен, вернуть его было бы куда труднее.

– Думаешь, есть шанс, что я смогу заставить его передумать? – спросила Диана.

– Да, если ты вылезешь из-под пледа и будешь бороться как женщина, – пошутила Мадлен.

И в тот же миг мокрое от слез лицо Дианы показалось из-под пледа.

– Бороться как женщина? Что это значит?

– Вспомни, что ему в тебе нравится, и используй это. Любовь, желание, смех – тебе лучше знать. И еще попытайся понять причины, по которым он так рассердился.

На лице Дианы выражение безнадежности сменилось задумчивостью. Сделав глоток чаю, она спросила:

– Думаешь, это потому, что я задела его чувство гордости? Он считает, что я нарочно все это подстроила, чтобы его унизить?

Мадлен задумалась, вспоминая все, что знала о Сент-Обине и о мужчинах вообще, наконец медленно проговорила:

– Гордость, несомненно, в этом замешана, но не только она. Судя по тому, что ты рассказала, он считает, что ты обманула его доверие. Это одна из самых серьезных травм, которые можно нанести отношениям между мужчиной и женщиной. А ведь Сент-Обин не производит впечатление человека, который легко доверяет людям. Похоже, он приложил огромные усилия, чтобы тебе поверить, и именно поэтому так оскорбился, решив, что ты его предала.

– Ах, Мэдди, ты, как всегда, права. – Диана нахмурилась. – Я не знаю, что с этим делать, но… – Она вдруг вспомнила фразу Джервейза, которую не поняла. – Он обвинил меня в том, что я подговорила тебя попросить у него денег. Что это значит?

Мадлен кивнула.

– Я попросила Сент-Обина, чтобы он открыл счет на твое имя и регулярно вносил платежи. Он тотчас согласился, так что с прошлого сентября ты стала богаче на двести фунтов. – Увидев изумленное лицо Дианы, Мэдди встревожилась. – Что, из-за этого возникли неприятности?

– Боюсь, что да. Он думает, что это я тебя подговорила и только притворяюсь невинной.

– О, нет-нет! – воскликнула Мадлен. – Диана, дорогая, как нехорошо получилось! Мне очень жаль… Но в жизни всякое бывает. Поскольку Сент-Обин был готов проявить щедрость, мне показалось, что глупо не откладывать деньги тебе на будущее. Меня беспокоило, что ты очень беспечно относишься к своему финансовому положению. Значит, теперь он винит тебя за то, что я сделала?

Мэдди пришлось самой обеспечивать свое будущее, так что в ее беспокойстве за менее опытную подругу не было ничего удивительного. Но получилось так, что поступок, совершенный с добрыми намерениями, стал для Джервейза еще одним поводом считать свою любовницу лгуньей.

Допив остатки чая, Диана пробормотала:

– Это не так уж важно. Есть много других грехов, в которых он может меня обвинять. – Она взмахнула чашкой, подержала ее перед собой с закрытыми глазами, после чего передала Эдит. – Посмотри, пожалуйста… Сможешь ли ты сказать, между Джервейзом и мной все кончено?

Эдит с сомнением проговорила:

– Нехорошо гадать на то, что очень близко к сердцу. Ты слишком сильно об этом беспокоишься.

– Пожалуйста! – взмолилась Диана. – Мне нужно знать, есть ли хоть какая-то надежда.

Эдит с явной неохотой взяла чашку и заглянула в нее. И тут же глаза ее затуманились, дыхание почти прервалось, а когда она заговорила, голос доносился словно издалека.

– Нет, это не кончилось. Между вами много всего – и темного, и светлого. – Эдит нахмурилась и покрутила в пальцах чашку. – Конец еще не написан, но есть опасность. И не только для тебя. Темнота угрожает… Да-да, темнота, смерть и желание, – закончила она неестественно низким голосом.

Диана ахнула, и это нарушило настрой Эдит: она подняла голову и уже своим обычным голосом проговорила:

– Девочка моя, от этой чашки будет куда больше толку, если ты используешь ее по назначению. – Она вылила в чашку остатки воды из чайника и потянулась за бренди.

– Думаю, мне это не требуется, – возразила Диана. – Я почти засыпаю прямо здесь, на диване.

– Ты очень устала, а мы пристаем к тебе со своими вопросами, – пробормотала Мадлен, подала Диане руку, проводила ее в спальню, напоследок поцеловала в щеку и удалилась.

Когда же Мадлен вернулась в свою гостиную, Эдит в задумчивости проговорила:

– Пожалуй, мне пора навестить мою сестру Джейн на острове Мулл.

Мадлен давно привыкла к манере Эдит говорить загадками. Подлив в чашки по щедрой порции бренди, она сказала:

– А дорога на остров Мулл приведет тебя в окрестности деревушки в Лоуленде, где выросла Диана, – но это просто совпадение, не так ли?

– Да, просто совпадение. – Эдит в задумчивости потягивала бренди. – Надо полагать, про сумасшедшего викария знают все в окрестностях.

– Очень может быть, – согласилась Мэдди и подобрала под себя ноги. – Это, наверное, не особенно важно, но было бы интересно узнать о нем побольше. Узнать, жив ли он вообще. – Она внимательно посмотрела на подругу. – Если он все еще пребывает на грешной земле, ты ведь не поможешь ему отправиться на небеса?

– Нет, конечно! – с достоинством заявила Эдит. – С тех пор как огрела мужа кочергой в ту ночь, когда ушла от него, я ни на кого не поднимала руку. – Она скорчила гримасу. – Злобный старик не хотел, чтобы я уходила.

– Правда? – Мадлен вдруг захихикала. – Кажется, мы выпили более чем достаточно, потому что это звучит очень смешно. – Ты его убила?

– Нет-нет. – В голосе Эдит звучало сожаление. – Кочерга была недостаточно тяжелой.

– Он до сих пор жив?

– После того как я ушла, он нашел другую женщину, чтобы она о нем заботилась. Однажды ночью он забил ее до смерти, поэтому его повесили.

Мэдди ахнула – бесстрастный ответ Эдит ее мгновенно отрезвил.

– У каждой из нас троих есть свои секреты, связанные с мужчинами. Странно, что все они обнаружились почти одновременно.

Эдит кивнула, поджав губы.

– Я только надеюсь, что для Дианы все сложится так же удачно, как для нас с тобой.


Диана старалась держать себя в руках и сохранять спокойствие, но у нее это не очень-то получалось – унизительные слезы так и лились из глаз. Как она однажды сказала Джервейзу, она из тех, кто плачет, а не швыряется вещами. Было бы легче, если бы она могла на него сердиться, но она не могла. Признание в любви, которого Диана так ждала, сделало его очень ранимым, и те ужасные слова, которые он ей наговорил, были результатом его душевной боли. Сейчас Диана понимала: Джервейз легче принял бы ее признание, сделай она его до того, как он открыл перед ней сердце. Но легко быть мудрой, когда уже слишком поздно…

Изо всех сил стараясь перестать плакать, Диана села за письменный стол и посмотрела на письма, доставленные в ее отсутствие. Здесь были счета за ткани и обувь, бумага на оплату школы Джоффри, а также записка от Френсиса Бранделина, в которой он сообщал, что уезжает из города, но по возвращении зайдет к ней. И еще на столе лежал небольшой сверток, подписанный незнакомым почерком. Думая, что это какая-то вещь, которую она заказала и забыла, Диана развернула сверток – и замерла. Потом, почувствовав головокружение, на мгновение зажмурилась. В коробочке, обшитой изнутри бархатом, лежали оставшиеся жемчужины из ожерелья. Раньше Джервейз приносил их по одной. Диана могла только гадать, чем был этот подарок: знаком презрения или равнодушия. Она дрожащими руками закрыла коробочку и положила на край стола, потом взяла последнее письмо. Оно было из плотной бумаги кремового цвета, с печатью Сент-Обина.