Как Диана и ожидала, это имя произвело должный эффект. Алисдейр Линдсей считался величайшим воителем своего времени, получившим дворянство от короля. Он погиб, одерживая очередную победу над французами в Семилетней войне, а его многочисленные подвиги стали легендой.

Диана бросила взгляд на Джервейза, но его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным – ни намека на удивление. Никто бы не догадался, что для него ее происхождение оказалось таким же сюрпризом, как для всех остальных.

Пожилая миссис Олифант с любопытством взглянула на Диану.

– Дорогая, а кто ваш отец? Возможно, мы с вами родственники. Мой троюродный брат женился на девушке из этой ветви Линдсеев.

– Мой отец Джеймс Гамильтон, он был священнослужителем в Ланкашире, – ответила Диана.

Это сообщение заинтересовало еще одного любителя генеалогии. Кто-то из мужчин спросил:

– Не родня ли вы герцогу Арранскому?

Диана скромно потупилась и покачала головой.

– Нет, мой отец был из ветви тех Гамильтонов, которые из Стратхейвена.

Миссис Олифант мечтательно улыбнулась.

– Ах, Стратхейвен!.. Думаю, я однажды встречалась там с вашим отцом. Но это случилось очень давно, когда мы были молодыми. Высокий, темноволосый, с пронзительным взглядом, верно?

Диана кивнула.

– Да, по описанию похоже на него. К сожалению, я очень плохо помню Стратхейвен. Мы ездили туда, когда я была совсем маленькой, но позже отец отдалился от родных. К сожалению, я не знаю никого из моих кузенов.

Итак, кризис миновал: Диана выдержала испытание и была принята в светском обществе как весьма достойная женщина. Незамужнюю девушку посещение бала киприанок безвозвратно погубило бы, но у замужней дамы больше свободы. А подобающее раскаяние обеспечивало Диане прощение за ее скандальное поведение. Помогло и то, что ни одной из женщин, похоже, не нравилась леди Хейкрофт. Вдова в очередной раз накинулась на Диану с нескрываемой злобой, но это играло в пользу Дианы.

Потерпев окончательное поражение, леди Хейкрофт в ярости удалилась, и почти все женщины собрались вокруг Дианы. Им не терпелось расспросить ее о том, что она видела на балу киприанок, а также о многом другом. И, конечно же, все сочли, что леди Сент-Обин очень смелая женщина.

Подали чай, потом унесли, и Диана была очень рада, когда смогла наконец удалиться. Она знала, что некоторые гости засидятся допоздна, играя в карты и обсуждая политику, но она-то теперь могла уйти в свою комнату и собраться с силами.

Переступив порог спальни, Диана тотчас же заперла за собой дверь, чтобы ни Везеул, ни какой-нибудь другой мужчина, который пожелал бы попытать счастья с дамой столь авантюрного склада, не могли к ней войти. Потом она разделась, распустила волосы и легла в постель. Уставившись в потолок, пробормотала:

– Придет ли ко мне Джервейз? Или надо самой к нему идти?

После полуночи она смирилась с мыслью, что он не придет. Он был как укрепленная крепость, а она – осаждающий, стремившийся прорвать оборону. Следовательно, именно она должна идти…

Надев голубой шелковый халат, Диана тщательно расчесала волосы, однако оставила их распущенными. Чуть помедлив, взяла свечу и шагнула в коридор, ведущий в комнату Джервейза. В коридоре было тихо и пыльно. Диана осмотрелась и вздохнула. Ведь Джервейз мог запереть дверь… А может, его нет в спальне? Диана решительно покачала головой. Почему-то она знала, что он ее ждал. Да-да, ждал!

Джервейз сидел, развалившись в кресле с высокой спинкой и положив ноги на табурет. Он был без фрака, и его белоснежная рубашка четко очерчивала широкие плечи. Смотрел виконт прямо перед собой, и лицо его казалось каменным. Он, конечно же, заметил Диану, но нисколько не удивился ее приходу.

Какое-то время оба молчали. Наконец виконт тихо сказал:

– Добрый вечер, Диана. Я вас ждал. Позвольте вас поздравить с отличным представлением. Я уверен: историю о вашем благородном происхождении можно подтвердить. Вы слишком умны, чтобы лгать о том, что легко опровергнуть. – Джервейз помолчал. В открытом вороте его рубашки был виден треугольник темных волос. – Что ж, еще кое-что прояснилось. Теперь понятно, откуда у вас такая правильная речь. И в результате… Сегодня вечером вас принимали как леди, которой вы не являетесь, но… – Виконт снова умолк.

Возле его локтя стоял почти пустой графин с остатками бренди. Он приподнял стакан, который держал в руке, и, сделав большой глоток, вновь заговорил:

– Так много я не пил с той злосчастной ночи, когда встретил вас.

Речь Джервейза была четкой, язык не заплетался, но Диана заметила в его глазах какой-то странный, незнакомый ей блеск. Она насторожилась. Между ними и раньше бывали разногласия, но сейчас… Таким она видела его только однажды – в ту ночь на острове Мулл. Тогда, будучи пьяным, он оказался способным на насилие, и, следовательно, если она останется… Но она все равно должна с ним поговорить! Она не сможет провести еще один такой же день, как сегодняшний!

Диана поставила свечу на низенький столик и села в другое кресло, стоявшее чуть поодаль от кресла Джервейза.

– Спасибо, что не разоблачили меня перед вашими гостями, – сказала она, взглянув на мужа.

Виконт с усмешкой приподнял брови.

– Не разоблачил?.. А как я мог это сделать, не выставив самого себя дураком? Знаете, вы замечательная актриса. И ведьма к тому же… В своей мести вы дошли до таких глубин, какие я даже представить не мог.

Диана знала, что должна оставаться такой же спокойной, как он, иначе разговор не состоится.

– Я вам уже сказала: мне не нужна месть.

– А я уже говорил, что не верю вам, – заявил Джервейз и посмотрел, как свет свечи преломляется в гранях хрустального стакана, и, не поднимая глаз, спросил: – Диана, чего вы хотите? Почему бы просто не сказать мне об этом, чтобы можно было закончить этот фарс?

– Я хочу быть вашей женой.

– Вы и так моя жена. Не забыли? В том-то и проблема. – Виконт еще больше помрачнел. – Поймите, я хочу официального раздельного проживания, ясно? Мои средства не безграничны, но вы будете иметь вполне достаточный доход, чтобы вести светскую жизнь. Надеюсь, вы не опозорите мое имя окончательно. Хотя у меня нет способов вас сдержать. Разве что убить… Итак… Скажите, я могу полагаться на вашу несуществующую сдержанность? Про порядочность я по понятным причинам не говорю.

Оставив без внимания последние слова виконта – явно оскорбительные, – Диана заявила:

– Мне не нужны ваши деньги, и я не хочу раздельного проживания. – Она судорожно сглотнула. – Я предпочла бы быть вашей любовницей, а не законной женой, навсегда разлученной с вами.

Джервейз со вздохом кивнул.

– Да, верно, ситуация была более удовлетворительной, когда вы играли роль любовницы. А вот когда вы поделились со мной своим секретом… – Лицо его исказилось от гнева. – К сожалению, я не могу вернуться к прежнему состоянию блаженного неведения. И если вы умная женщина, то согласитесь на раздельное проживание – так будет лучше для нас обоих. В противном случае я могу решиться на развод. Не сомневаюсь, что доказательств вашей супружеской измены предостаточно, но я бы предпочел не подвергать вас с Джоффри – да и себя самого – такому испытанию. Особенно Джоффри…

– Джервейз, доказательств моей неверности не существует. Я никогда не ложилась в постель ни с одним мужчиной, кроме вас.

– Но не далее как сегодня днем я видел, как вы обнимались с Френсисом в моем парке. С моим кузеном в моем доме!.. И вы ждете, что я поверю вашей лжи? – Джервейз опять вздохнул и откинул голову на спинку кресла, словно у него не оставалось сил ее держать.

– Это были дружеские объятия, – возразила Диана. – Почему бы вам не спросить самого Френсиса?..

Джервейз решительно покачал головой.

– Нет-нет! Не хочу услышать из его уст признание в том, что вы любовники. – Он допил из стакана остатки бренди. – Как я ни люблю Френсиса… боюсь, простить его не смогу.

– Почему вы так уверены, что он подтвердит ваши подозрения? – в отчаянии всплеснула руками Диана.

Тут Джервейз пристально на нее посмотрел, и теперь его глаза были полны боли.

– Если не подтвердит, я буду знать, что вы развратили его своей ложью, а это еще хуже.

Диану переполняли досада и отчаяние.

– Значит, вы меня уже осудили и вынесли приговор, – пробормотала она. – В ваших глазах я уже проклята.

– Несомненно. – Виконт налил себе еще бренди. – Когда мы встретились впервые, я подумал, что вы выглядите как невинный ангел, но вы показали себя с совершенно противоположной стороны.

Он одним глотком выпил полбокала, и было видно, как двигался его кадык.

– Я с тринадцати лет знал, что проклят, но со временем это ощущение притупилось и уже начал думать, что, возможно, даже для худших из грешников не исключается… хоть какое-то спасение. Но вы были посланы из ада, чтобы утащить меня обратно вниз. – Его губы скривились. – А я-то дурак… О боже, я хочу вас даже сейчас, несмотря ни на что.

От его слов Диану словно обдало холодом, и одновременно она почувствовала отвращение.

– Помоги вам Бог, – прошептала она. – Сейчас вы говорите прямо как мой отец.

– Неудивительно. Уважаемый викарий считал, что женщины – источник всего зла и страданий, и я склонен думать, что у него было на то право.

– Прекратите! – Голос Дианы почти сорвался на визг. – Я не могу вас слушать! За что вы меня так презираете? Что я такого сделала?! Я не рассказала вам всего с самого начала только потому, что боялась. Мне хотелось узнать вас получше… Что в этом ужасного? Кроме того… – Диана почувствовала, что начинает злиться: ее тон сменился с умоляющего на гневный. – Почему я прошу у вас прощения, хотя это вы причинили мне самое большое зло?

– Похоже, ни один из нас не способен простить другого, – сухо заметил Джервейз. – Вы не можете простить мне насилие, а я не могу простить вам двуличность. Судя по великолепному представлению, которое вы сейчас устраиваете, вы и с самой собой не более честны, чем со мной.

– Не понимаю, о чем вы говорите, – пробурчала Диана.

Джервейз с силой грохнул стаканом по столу. Бренди расплескалось по столешнице и его руке. Подавшись вперед, он с болью и гневом проговорил:

– Вы нашли мужчину, у которого есть очень веские основания сомневаться, что женщинам вообще можно доверять, но вы соблазнили его своей сладкой ласковой ложью до такой степени, что он вам поверил. Поверил, что доверие все-таки возможно… А потом, когда он был более всего уязвим, вы его предали. – Тяжело вздохнув, Джервейз тихо, почти шепотом, добавил: – На такое предательство способна только женщина. Ни один мужчина не способен на такую жестокость – мужчины этого просто не умеют.

Диана со вздохом пожала плечами.

– Джервейз, я могу лишь повторить то, что уже говорила. Я не хотела причинить вам боль. А одна из причин, по которым я молчала, состояла в следующем… Чем больше времени проходило, тем труднее становилось объяснить, почему я не рассказала обо всем раньше. Легче было плыть по течению – так события развивались своим чередом. – Диана помолчала, пытаясь найти правильные слова, потом добавила: – Я думала, что если вы меня полюбите, то мы сможем оставить прошлое в прошлом и начать вместе новую жизнь, но увы… – Диана беспомощно развела руками. – Я даже представить не могла, что вы подумаете, будто я заманила вас в ловушку и предала из желания отомстить. Очевидно, я ошибалась. Но неужели это такое непростительное прегрешение? Впрочем, я никогда и не считала себя святой.

Джервейз снова откинулся на спинку кресла, и лицо его оказалось в тени.

– Да, но я-то думал, что вы само совершенство, – проговорил он с горечью в голосе.

Диана была потрясена этими словами и даже тронута, но потом ее вдруг обуял гнев и она прокричала:

– С этим я ничего не могу поделать! Если вы думали обо мне лучше, чем я заслуживаю, – это не моя вина! Любить – значит, принимать человека целиком, со всеми его недостатками! – Диана перевела дух и, уже спокойнее, продолжила: – Почему вы не можете принять как факт то обстоятельство, что я люблю вас? Ведь я-то знаю, что вы далеко не совершенство: даже способны на насилие, – но все равно вас люблю.

– Тем глупее с вашей стороны, Диана. – Джервейз сделал еще глоток бренди. – Я никогда не мог понять, почему вы утверждали, что любите меня. Видит бог, я этого не заслуживаю, но мне хотелось вам верить. А вы были очень убедительны… И знаете… Гораздо легче верить, что вы лгунья, чем в то, что вы вообще когда-либо меня любили.

Диана в отчаянии всплеснула руками. Если Джервейз действительно считал, что недостоин любви, то как она сможет убедить его в своей искренности? Ведь одних слов недостаточно.

Тут Джервейз вновь заговорил:

– Поскольку вы – существо эмоциональное, а не рассудочное, то, возможно, вы сами верите в свою ложь. Так что мне, наверное, стоит этим воспользоваться и оставить вас в качестве любовницы. Или не стоит? – Он пожал плечами.