Через некоторое время ситуация повторилась, но уже в гораздо худшем варианте. На этот раз подскочившая к нему Джулия просто дрожала от ярости, — Тебе нужны очки! Как ты смел не засчитать этот мяч! Как ты смеешь подсуживать персевильцам? Неужели тебе так сильно хочется, чтобы моя команда проиграла?

— Джулия, немедленно успокойся. Я никому не подсуживаю. Если ты будешь продолжать в том же духе, то мне придется удалить тебя с поля.

— Ты не посмеешь этого сделать!

— Не устраивай сцен! — попытался осадить ее Зак. — Сядь на свое место!

— А я и не устраиваю никаких сцен! — продолжала бушевать Джулия, топнув ногой. — Зато ты устроил настоящий спектакль!

— Я удаляю тебя с поля! — Эти слова Зак подкрепил традиционным жестом, который бейсбольные болельщики не могли ни с чем спутать. Он означал, что тренер выведен из игры. Джулия послушно развернулась и под свист, аплодисменты и улюлюканье толпы направилась к зрительским трибунам.

Провожая глазами ее напряженную спину, изящно покачивающиеся бедра, развеваемые ветром волосы, Зак понял, что даром ему это судейство не пройдет. Он чувствовал, что Джулия сделает все возможное, чтобы он еще не раз пожалел о своем поступке.

Похоже, что юный Вилли Дженкинс полностью разделял эту его точку зрения. Проходя мимо Зака, он повернулся и пробасил:

— По-моему, ты в глубоком дерьме, Зак.

Команда Джулии проиграла со счетом 4:3. Проигравшие ребятишки и их родители почти сразу направились в местный ресторан, где уже были накрыты столы. Насколько Зак понял, подобное застолье было традиционным после каждой игры. Джулия встречала их там. У нее для каждого нашлись слова утешения, одобрения и поддержки, но в сторону Зака она даже не смотрела. И хотя большинство родителей уже примирились с поражением и, соответственно, простили Зака — некоторые даже предлагали угостить его пивом, Джулия продолжала упорно игнорировать своего жениха и, демонстративно повернувшись к нему спиной, разговаривала С Кэтрин, Сарой и еще несколькими подругами.

Заку оставалось одно из двух — либо прилюдно извиниться, чего он в данном случае делать не собирался, либо направиться в бар, где уже сидели Тед, Карл, Джон Грей-сон, мэр Адлесон и другие мужчины. Зак выбрал последнее.

Первым заметил его приближение Тед.

— Сегодня ты сделал очень грубую ошибку, Зак, — ухмыльнулся он.

— «Не то слово, — подхватил Карл.

— Да, это было не очень умно с твоей стороны, — согласился мэр Адлесон, тоже почему-то улыбаясь и отправляя в рот горсть соленых орешков.

— Я судил как положено и никому не подсуживал, — ответил Зак голосом, лишенным всякого выражения. Он не понимал причины всеобщего веселья.

— Может быть, ты и судил как положено, но все равно сделал очень грубую ошибку, — возразил ему Адлесон.

— Ну и черт с ним, с этим бейсболом! — окончательно разозлился Зак. — А если она боится обжечься, не следует подходить близко к огню.

По какой-то неведомой Заку причине эта избитая истина вызвала у окружающих его мужчин приступ безудержного веселья.

Зак постарался не обращать на это внимания. Он и без того был достаточно зол и обижен на Джулию за ту нелепую ситуацию, в которой оказался по ее милости. В конце концов, ему тридцать пять лет, он стоит более ста миллионов долларов и, если не считать пяти лет, проведенных в тюрьме, он всю жизнь ел в лучших ресторанах, останавливался в лучших гостиницах, общался с талантливыми, остроумными, знаменитыми людьми. И вот теперь он стоит в каком-то занюханном ресторанчике в забытом Богом городишке в штате Техас, размышляет над тем, не отравится ли он, если попробует здешней пиццы, а та, ради которой он все это терпит, просто игнорирует его! Ну нет, хватит! Ему давно пора доказать ей, что он мужчина, а не какая-то жалкая размазня. Сейчас он вытащит ее отсюда, даже если для этого придется применить силу, уложит в постель и займется с ней любовью, как это давно бы сделал на его месте любой взрослый человек. А ее благочестивый папочка, который явно затеял все это лишь для того, чтобы отомстить ему и заставить помучиться, может убираться к черту…

С этой мыслью Зак направился к выходу из бара.

Вдруг на плечо ему легла чья-то тяжелая рука, и Зак услышал знакомый голос мэра Адлесона, в котором на этот раз проскальзывали отеческие нотки.

— Послушайся совета человека, который однажды уже побывал на твоем месте. Не делай этого.

— Что? — Зак не поверил собственным ушам. К ним подошел ухмыляющийся Тед.

— Попей чего-нибудь холодного, съешь гамбургер, а потом отправляйся домой и прими еще один ледяной душ. Когда-нибудь ты посмеешься надо всем этим.

— Я говорю о том, что в Китоне называют методом предсвадебной пытки имени преподобного Мэтисона, — терпеливо пояснил Тед. — Отец пробует его на всех, кто, по его мнению, лишает себя волшебного и нетерпеливого ожидания первой брачной ночи.

Слова Теда ничуть не улучшили настроения Зака. Скорее наоборот. При мысли о том, каким ослом он выглядел в глазах всех окружающих, его охватила холодная ярость. Но на этот раз он больше злился на самого себя.

— Повтори, что ты сказал! — потребовал он. Джон Грейсон услышал вопрос и подошел поближе.

— Кажется, он начинает глохнуть, — сказал он и попытался разрядить обстановку какой-то сальной шуткой.

— Может быть, вы все-таки растолкуете мне, что все это значит? — Зак продолжал настойчиво добиваться более подробных объяснений.

— Это значит, приятель, — сказал Тед, отпивая немного из своего бокала, — что половина взрослого мужского населения нашего города когда-то находилась в точно таком же положении, как ты сейчас. И большинство из нас — те, которые все же решили во что бы то ни стало сдержать свое обещание, — обязательно заканчивали тем, что смертельно ссорились со своими будущими женами из-за всяких пустяков.

Когда Зак наконец сумел поверить собственным ушам, его злость сразу куда-то бесследно испарилась. Да при одной мысли о нелепости ситуации, в которой он оказался, можно было расхохотаться.

— Расскажите ему, мэр, — попросил Тед.

— Я думал, что умру. А я ведь уже немолодой человек, и если бы кто-то заранее мне сказал, что я буду так мучиться от данного мною же обещания, то я никогда бы в это не поверил. Мне кажется, что это тяжелое испытание и для женщин тоже, но их страдания компенсируются сознанием того, что их будущие мужья забывают обо всем на свете, кроме одного — желания поскорее быть с ними. Правда, последняя мысль, — ухмыльнулся Адлесон, — не совсем моя. Мне ее подбросил профессор социологии одного колледжа. Кстати, а где ты сам-то учился? Внешне ты вроде похож на северянина, но у тех не совсем такой говор.

Зак понимал, что мэр пытается разрядить обстановку, связанную с не очень приятным для Зака открытием, что почти все население Китона знало о его сексуальной неудовлетворенности. Все еще испытывая легкое раздражение, он посмотрел на точеный профиль Джулии, сидевшей в соседней комнате, и увидел всю ситуацию в совершенно ином свете. Теперь она казалась ему просто забавной, и он окончательно капитулировал.

— Я учился в Лос-Анджелесе на факультетах режиссуры кино и финансирования кинопроизводства.

— То есть у тебя как бы две специальности? Зак кивнул. Он по-прежнему не сводил глаз с Джулии, но никак не мог переступить через себя и сделать первый шаг.

Эд Санделл, сидящий у дальнего конца стойки, поудобнее устроился на табуретке, вытер загорелую шею носовым платком и обратился к своим приятелям:

— Моя сестра Холли говорит, что в прошлое воскресенье видела Бенедикта в церкви, — он кивнул в сторону Зака, стоящего у автомата-проигрывателя. — Он ей понравился.

— Он — голубой, — презрительно процедил Джейк Бартон, нахлобучивая шляпу. — Там, в Голливуде, они все голубые.

— Не может быть, — возразил Мартин Лафлин. — Если бы это было так, он бы просто не выдержал пять лет в тюрьме. А он вышел как ни в чем не бывало.

— Подумаешь! Все равно он голубой. Ты только посмотри на эти джинсы. Такие, как он, не вылезают от модных модельеров.

— Перестань, Джейк, — не соглашался Лафлин. — Этот парень не только провел пять лет в тюрьме, но и не побоялся бежать оттуда.

— Ну да, и дал себя поймать. Говорю тебе, он голубой, — упрямо стоял на своем Бартон.

Эд Санделл жестом подозвал официантку и небрежно сказал:

— Он сегодня судил игру с Персевилем. Джулия Мэтисон попыталась спорить с ним из-за какого-то удара, и он удалил ее с поля.

— Ты не шутишь? — недоверчиво спросил Джейк.

— И не думаю.

Бартон снова посмотрел на Зака, но на этот раз в его взгляде читалось явное уважение. Он повернулся к официантке и широко ухмыльнулся.

— Трейси, принеси, пожалуйста, выпивку мистеру Бенеднкту и запиши это на мой счет.

Сидя в другом конце комнаты, Джулия украдкой взглянула на Зака. Он перехватил ее взгляд, как будто только того и ждал, но его лицо оставалось совершенно бесстрастным, лишенным всякого выражения. Он ждал. Джулия чувствовала, как улетучиваются остатки злобы. В конце концов, она так любила его, и они столько всего пережили вместе. Так неужели же стоило упорствовать из-за какой-то ерунды. Тем более что сегодня вечером она была не права и знала его. Конечно, ей стоило бы опомниться гораздо раньше, как только он пришел в ресторан, тогда сейчас ей бы не приходилось так мучительно бороться с собственной гордостью. Ведь она прекрасно понимала, что все присутствующие в ресторане не сводят с них глаз и с нетерпением ожидают, чем же все это закончится. Но с другой стороны, решила она, поднимаясь со своего места и направляясь к группе мужчин, среди которых был и Зак, ужасно глупо тратить еще несколько минут их жизни на это нелепое противостояние. Кивнув братьям, Грейсону и мэру, Джулия засунула руки в карманы шортов и в упор посмотрела на Зака, явно ожидая какого-то ответного шага с его стороны.

— Ну, что скажешь? — спросил Зак, с трудом отведя взгляд от ее груди, которую совершенно восхитительно облегала тоненькая спортивная майка.

— Вообще-то я бы хотела чего-нибудь поесть. С трудом скрывая разочарование, Зак кивком подозвал официантку, которая тотчас же поспешила к ним.

— Что будете заказывать? — спросила Трейси, избегая смотреть и на Джулию, и на Зака. Как и все остальные китонцы, она уже была в курсе происшедшего на бейсбольном поле.

— Я все никак не могу решить, — совершенно серьезно ответила Джулия и, повернувшись к Заку, без тени улыбки спросила:

— Как ты думаешь, что нам лучше заказать? Как насчет небольшого скандала? Или, может, лучше старую добрую ссору?

Заку с трудом удавалось сохранять серьезность.

— А ты как думаешь, что лучше? Джулия перевела взгляд на официантку, которая, казалось, вот-вот прыснет со смеха.

— Пожалуйста, Трейси, по порции того и другого.

— С двойным сыром и ветчиной, — добавил Зак, тем самым переключая их не вполне обычный заказ на более привычную для здешних мест пиццу.

— Да, Трейси, — крикнула Джулия вслед удаляющейся официантке, — и не забудьте пару бифокальных очков для судьи.

По ресторану прокатился еле уловимый вздох облегчения, и тотчас же, как по команде, разговоры и смех стали гораздо более оживленными.


Взявшись за руки, они вышли на крыльцо в теплую весеннюю ночь.

— Мне здесь нравится, — сказал Зак, когда они уже подходили к дому Джулии. — Я даже не представлял, насколько в человеке может быть сильна ностальгия по нормальной жизни.

Они подошли к двери, и Джулия жестом пригласила его войти, но Зак отрицательно покачал головой и остался стоять на крыльце.

— Не надо снова меня искушать, — сказал он, привлекая ее к себе, чтобы поцеловать на прощание. Зак собирался сделать этот поцелуй как можно более коротким и как можно менее возбуждающим, но не тут-то было. Обвив его шею, Джулия сама начала целовать его. И Зак в очередной раз потерпел поражение в этой неравной борьбе. Он обнимал, гладил и целовал ее до тех пор, пока не почувствовал, что еще немного, и его тело перестанет вообще подчиняться каким бы то ни было приказам мозга.

Когда ему наконец удалось оторваться от ее губ, Джулия, продолжая обнимать его за шею, потерлась щекой о его грудь. Ни дать ни взять — ластящийся котенок. Но сегодня он уже имел возможность убедиться, что этот котенок иногда выпускает коготки. Размышляя над тем, стоит ли искушать судьбу и еще раз поцеловать Джулию, Зак пришел к выводу, что не стоит.

— Достаточно, моя красавица, — сказал он, стараясь казаться как можно более суровым и непреклонным. — Во-первых, я уже так завелся, что с трудом могу стоять. А во-вторых, я до сих пор еще не простил тебя за то, что ты мне не рассказала о той предсвадебной епитимье, какую твой отец накладывает на каждого мужчину, который имеет несчастье просить преподобного Мэтисона обвенчать его.

Луна светила достаточно ярко, и Зак заметил, что его слова очень смутили Джулию.