Анна Богданова - Самое гордое одиночество

«Мне надоело каждое утро видеть эту протокольную физиономию в зеркале!» – подумала я и решила, что спасти меня может только одно – стрижка. Нужно немедленно сменить имидж, обкорнать волосы, которые я никак не могу нормально уложить, и непременно поменять гардероб!

Недолго думая, я стянула с себя пижаму, кое-как почистила зубы, оделась и вылетела из дома. С неба тяжелыми хлопьями валил снег, я утопала в сугробах, пробираясь к ближайшей парикмахерской. Пардон – это раньше она называлась парикмахерской. В те далекие времена, когда на пенсию еще не ушел Леонид Соломонович Бесфамильный.

Помню, как впервые после долгого перерыва, лет десять назад, я вот так же решила сменить имидж. Надо сказать, подобное желание – это своеобразный индикатор. Если я покупаю ярко-розовое платье с рюшками, в котором похожа на поросенка, или трикотажный костюм цыплячьего цвета, значит, у меня критические дни. А уж если иду в парикмахерскую, то критические дни не иначе как совпали или с полнолунием, или c новолунием, или с особым расположением звезд на небосклоне.

Так вот, пришла я десять лет тому назад к Леониду Соломоновичу (судя по всему, именно в этот день звезды на небе как-то по-особенному расположились), и поскольку была суббота, кроме него, мастеров больше не было. Меня ничуть не смутил этот факт, я села в кресло и сказала:

– Режьте!

– И правильно! – поддержал меня тупейный художник. – Что за мода пошла! Все вдруг стали отращивать волосы! Все желают быть похожими на Марианну!

– На какую Марианну?

– Как на какую?! – оскорбился цирюльник. – Из сериала. Вы что, не смотрите «Богатые тоже плачут»?

– Нет. Я вообще телевизор не смотрю.

– Что ж тогда волосы отрастили, как у Вероники Кастро? – удивился он и безжалостно отхватил сантиметров двадцать.

– Не знаю я никакой Кастро, – буркнула я.

– Вам волосы ваши не нужны? – спросил он, указывая на длинные локоны, безжизненно валявшиеся на полу.

– Нет.

– И мне не нужны, – сказал он, но соврал. Месяц спустя, когда я снова пришла придать форму отросшей стрижке, в парикмахерскую влетела жена Леонида Соломоновича с куриным бульоном в термосе и принялась хвастаться своим шиньоном из натуральных волос, который ей подарил муж как раз месяц тому назад.

– Надо же, какие дуры бывают! – тараторила она. – Такой роскошной шевелюрой бросаются! К старости облысеют, и пришпандорить даже нечего будет! Вот смотрите, смотрите! – И она, отколов с затылка пышный каштановый хвост из моих волос, потрясла им у меня перед носом.

– Тамара, перестань! Прицепи хвост обратно, – приказал Бесфамильный и, вероятно, чтобы сменить щекотливую тему о моих локонах, проговорил: – Я вот свою голову никому не доверяю стричь, – категорично заявил он, лязгая ножницами у меня над ухом, – только Томику. Да, Томик? – Я посмотрела на его голову и удивилась – стричь там было абсолютно нечего: от виска к виску тянулся седой «кант», а на темечке пробивались, словно три тоненькие травинки сквозь асфальт, три волоска. «Может, эти «три тополя на Плющихе» он доверяет Томику?!» – недоумевала я десять лет назад.

Теперь, когда опытный куафер ушел на заслуженный отдых, парикмахерская стала называться «Салоном красоты», хотя, кроме маникюра, стрижки, «химии», укладки, мелирования и подобной чепухи, никаких иных услуг там не оказывают.

Остановившись около двери, над которой красовалась вывеска «Салон красоты», я на секунду-другую засомневалась в правильности своих действий, но тут же без колебаний открыла дверь и ворвалась внутрь – у меня был неплохой повод для оправдания смены имиджа – сегодня вечером мы с подругами решили отметить старый Новый год в нашем кафе «У дядюшки Ануфрия».

Несмотря на полдесятого утра в фойе уже сидела полная женщина в нутриевой шубе и ожидала своей очереди.

– За мной еще одна дама занимала, – пробасила она. – Сейчас придет – она в булочную отошла, – объяснила женщина в нутриевой шубе и сняла норковую шляпу, под которой прятались жирные волосы подозрительного малинового цвета с псиво-русыми корнями.

Я прошла и села на самый первый стул от зала. Отсюда все было видно как на ладони.

– Девушка, вы за мной будете! – вызывающе воскликнула дама с батоном в руке.

– Да, да, я знаю, – успокоила я ее.

– А вы просто стричься или с укладкой? – спросила дама с батоном полную женщину, которая уже расстегивала нутриевую шубу.

– Я цвет обновить, да к Утке.

Уткой и сами коллеги, и клиенты величали маникюрщицу. Имени ее, кажется, не знал никто. А Уткой называли из-за врожденного дефекта – одна нога была короче другой, за счет чего маникюрщица, имени которой никто теперь уж не помнил, ходила, переваливаясь из стороны в сторону. К прозвищу своему она давно привыкла и совсем не обижалась, к тому же Уткой звали ее за глаза, а «в глаза» – Уточкой.

Нельзя не сказать о том, что Уточка была высококлассным специалистом и помимо обычного маникюра делала еще расслабляющий массаж рук, поэтому у нее никогда не переводились клиенты.

– Что ж сегодня народу-то столько?! – спросила неизвестно кого дама с батоном. – Ведь до весны-то далеко!

– Старый Новый год! Что же вы хотите?! – Полная женщина не выдержала и наконец скинула с себя нутриевую шубу. – Невозможно, какая тут у них жара!

– А по-моему, нормально, – я решила поддержать разговор.

– Это тебе, деточка, нормально! А мне чертов климакс уже десятый год покоя не дает! – посетовала она, и вдруг лицо ее стало пурпурным с голубыми прожилками на щеках. Я хотела было ее утешить, сказав, что мне, мол, тоже несладко – у меня месячные, живот болит, ПМС только прошел, расходы на прокладки, неудобства опять же, но не успела: из зала вышла старушка с ярко-алыми ногтями, и малинововолосая женщина, схватив в охапку шубу, прошла в зал и села напротив Уточки.

– Я даже не знаю, что мне делать! – отчаянно воскликнула дама с батоном. – Всегда стриглась у Вали, а она сегодня выходная. Может, волосы отрастить и вовсе не стричься?.. – Она задумалась на мгновение и, посмотрев на меня как-то подозрительно, проговорила: – Нет уж! Раз очередь заняла, никуда не уйду и вас пропускать не стану! Лучше «химию» сделаю! – Стоило ей только это сказать, как мастер Галина неимоверных размеров и со стрижкой полубокс гаркнула:

– Следующий!

Дама с батоном проскользнула в зал, я же осталась сидеть на стуле в «первом ряду» и с нескрываемым интересом наблюдать за происходящим.

Галина с необыкновенной быстротой вымыла голову даме, батон которой в полиэтиленовом пакете теперь болтался рядом с ее дубленкой на вешалке, нанесла на волосы раствор, закрутила на «костяшки», снова прошлась раствором и, нахлобучив колпак, отправила сушиться.

– Я прямо не могу сегодня спокойно работать! – воскликнула Уточка.

– Что случилось? – спросила настоящая профессионалка Галина, повернув бычью шею к маникюрщице (всем телом поворачиваться ей, наверное, было лень).

– Купила вчера кольцо с бриллиантом. Пришла домой и думаю: зачем оно мне? Вот зачем?! До сих пор не пойму! Не схвати я его – деньги б были целы!

– Вечно ты так! Плохо, что ли, ходить в кольце с брюликом?!

– Деньги я люблю! Деньги! – горячо воскликнула Уточка. – И чтоб обязательно новенькие, чтоб шуршали, скрипели, душу грели! А кольцо – что? Оно не скрипит! Галь, купи у меня его! За полцены отдам, а?

– Да оно мало мне будет! И что за манера у тебя купить, а потом продавать за полцены?!

– Люблю, чтоб в кармане шуршало! Душу мне этот звук греет, говорю же! Дочери возьми! Дочери-то в самый раз будет! – настаивала Уточка. Галина отказывалась – мол, ни к чему ни ей, ни ее дочери это кольцо, у них все есть и ничего приобретать она не намерена. Так плавно протекал разговор между дамами, как вдруг в зале раздался пронзительный визг.

Подобно сирене кареты реанимационной помощи вопила женщина с затянувшейся менопаузой.

– Что?! Что такое?! – испугалась Галина и, оторвавшись от пола, подошла к маникюрному столику. К Уточке подскочили две молодые парикмахерши и уборщица с грязной половой тряпкой в руке.

– Вы мне палец отрезали! А еще считаетесь хорошим специалистом! У-а-а-у-а-а-у! – заливалась женщина с малиновыми волосами.

Тут началась полнейшая неразбериха: кто-то побежал за йодом, кто-то за бинтами, уборщица стояла рядом и, раскрыв рот, размахивала тряпкой.

– Да что ж ты делаешь?! Утка ненормальная! Ты от нашего «Салона красоты» всех клиентов отвадишь! – орала Галина.

– А ты в мое дело не лезь! Посмотри лучше, что у тебя под сушкой происходит! – закричала не своим голосом Уточка, крутя в руках кольцо, в надежде услышать от него хрустящий звук новых денег. – Подумаешь, заусенчик задела! Что ж так кричать-то!

– Надо работать, а не трепаться о кольцах и шуршиках! – в сердцах воскликнула малинововолосая женщина.

Галина словно назло Уточке упрямо не желала смотреть, что делается у нее под сушкой, – она неторопливо сложила все расчески и щетки в угол стола, долго поправляла полотенце на спинке кресла и, переминаясь с ноги на ногу, терзалась вопросом, что в действительности творится у нее под сушкой. Наконец она не выдержала и подошла к женщине, чей батон грозился вот-вот упасть с вешалки.

– Ну, и что тут у нас?! Посмотрим, посмотрим. – Голос ее был неестественно ласково-веселым. Она подняла сушку, и я увидела красное, как переваренный рак, лицо женщины, которая вместо того, чтобы уйти и уступить мне тем самым очередь, отказалась от стрижки у своего мастера и решилась на подвиг – на химическую завивку. Но... Надо сказать, что ни кудрей, ни какой бы то ни было, пусть даже посредственной, скромненькой прически ей уже не грозило – Галина попыталась раскрутить «костяшки», но вместе с ними в ее руках оставались волосы героической женщины, батон которой все-таки свалился на пол.

– Что это? Где мои волосы? – ничего не понимая, вопрошала она, дотрагиваясь до головы. – Что это за младенческий пушок?! Я вас спрашиваю!

– Ну, передержали чуток, ничего страшного. Сейчас все сделаем. Вы только не нервничайте. Сейчас все сделаем. Садитесь в кресло.

– Да что тут можно сделать?! Приклеить на «Бустилат», что ли? – Клиентка была в шоке.

– Вы только взгляните! Какое чудо! У вас череп правильной формы, а вы всю жизнь скрывали это свое достоинство. Вы! Молодая девушка! И вам не стыдно? Да я сегодня открыла ваш стиль! Поразительная красота! Хрупкая, изысканная! Нефертити! Сколько вам лет – 25? 27?

– 42, – заикаясь, отозвалась «Нефертити».

– Да вы с этой прической скинули четверть века!

– Правда? – В душу клиентки было посеяно зерно сомнения: теперь она не знала, что и думать.

А в это время женщина с затянувшейся менопаузой и забинтованным указательным пальцем уже отсчитывала хрустящие денежные знаки Уточке за кольцо.

– С такими красивыми, музыкальными руками, как у вас, грех было бы не купить это кольцо! Просто грех! Не сомневайтесь – будете довольны! – квохтала, не помня себя от радости, маникюрщица, а я, представив, как бы меня могли обкорнать под горячую руку, пустилась наутек из «Салона красоты», от души жалея, что Леонид Соломонович ушел на заслуженный отдых.

* * *

Придя домой в одиннадцать часов, не теряя времени, я включила компьютер и сразу принялась за работу. «После того как мой паспорт был окончательно обезображен четвертой печатью о расторжении брака, прошел месяц», – написала я первое предложение 4-го тома своих «Записок» (какое поразительное совпадение – 4-й развод, 4-й том «Записок»!) и вдруг вскочила из-за стола как ошпаренная. Я совершенно забыла, что через полчаса ко мне должен явиться... смех сказать! – секретарь моей бабушки!

Но нет, нет, нет! Все подробности потом!

Я заметалась по квартире, распихивая колготы, футболки, носки по ящикам и только успела выключить ноутбук, как задребезжал домофон.

– Кто? – спросила я на всякий случай (что, если там, внизу, не секретарь моей бабушки, а какой-нибудь маньяк или вор-домушник?). Сразу вспомнились захватывающие кровавые истории телевизионных криминальных хроник, которые мама с упоением любит рассказывать мне ближе к ночи. Потом почему-то в воображении нарисовался Раскольников с топором под пальто у двери старухи-процентщицы...

– Вера Петровна должна была предупредить вас! Это ее секретарь – Амур Александрович Рожков. Мне нужно немедленно переговорить с вами и очень многое выяснить! – захлебываясь, кричал Рожков мне в ухо. «Наверное, всю стенку у подъезда слюной забрызгал», – подумала я и решила вдруг не пускать этого самого Рожкова. С какой стати? Да и вообще, о чем это он так рвется со мной поговорить? Глупость какая! Но, несмотря на подобные мысли, я автоматически нажала на кнопку и тем самым зажгла ему «зеленый свет».