Татьяна хотела возразить, что она вовсе не с ним, а сама по себе, но он подвинулся еще ближе, и, завладев ее рукой, поцеловал ладонь. От его горячих губ по всему телу разбежались тысячи маленьких иголочек. Заныла грудь, требуя большего. Заметив в ее глазах ожидание, он медленно, боясь спугнуть, обнял и поцеловал. Легкий, поначалу почти невесомый, поцелуй становился всё глубже, всё настойчивее. Она начала задыхаться от неизведанных ранее ощущений. Тело, охваченное томительным огнем, само начало содрогаться, требуя настоящего слияния с мужским естеством.

Татьяне было неудобно, стыдно, но, по мере того, как нарастал его пыл, осознавание неприличности своего распущенного поведения расплывалось под напором проснувшихся первобытных инстинктов. Она знала, что неправильно позволять ему вести себя так, будто они уже обо всем договорились, но сердце отчаянно уговаривало ее попытаться, и она не сопротивлялась.

Вдруг на разгоряченную кожу попал прохладный ветерок из раскрытого окна. Она приоткрыла глаза и поняла, что лежит на кровати уже без одежды. Рядом лежал обнаженный Владимир. Сознание сразу завопило: стой! Что ты делаешь?! Это ошибка! Она прошептала:

– Владимир!

Он оторвался от ее груди и в ужасе простонал:

– Только не останавливай меня, милая! Пожалей!

И она снова закрыла глаза.

Его губы вновь завладели ее губами, раскрывая их со страстным нетерпением. Горячие руки скользили по ее бедрам, талии, непреодолимо поднимаясь к груди. Тело плавилось от сладостного и томительного предвкушения. Внутренне застонав от неистового восторга и стряхнув с себя вековечные запреты, она робко провела ладонью по его крепкому мускулистому плечу и услышала болезненный стон. Сдержанность и смущение куда-то исчезли, оставив вместо себя неуемную жажду соединения. Спустилась ниже и ощутила кончиками пальцев его повлажневшую кожу. Он просипел:

– Я тебя отчаянно хочу! Прости! – и лег на нее. Помедлив, выдохнул: – Как я люблю тебя, моя радость! – и она ощутила его внутри себя.

Это стало неожиданным удовольствием. Было так приятно ощущать на себе его сдерживаемую тяжесть. Но вот мерные толчки внутри превратили ее желание в сплав жажды томительного освобождения и болезненного блаженства. Она судорожно напряглась, стараясь освободиться от этого необычно изнуряющего чувства, конвульсивно сжав все мускулы. Тело, лихорадочно извиваясь, внезапно изогнулось дугой в таком яростном порыве наслаждения, что она закричала. Он тотчас накрыл ее губы своими, чтобы заглушить звук. Тут же сам задышал тяжело и прерывисто, вздрогнув и тихо застонав.

Потрясенная случившимся, Татьяна долго не могла опомниться, слушая постепенно успокаивающееся биение его сердца. Он молча, не двигаясь, лежал на ней, слегка опираясь на локти, потом перелег рядом, и властно прижал к себе. Хрипловато признался, вытаскивая из ее распустившихся волос запутавшиеся в них шпильки:

– Я люблю тебя, Таня. Даже не верится, что это не сон. Ты мне так часто снилась.

Он провел рукой по ее обнаженной груди, и его глаза снова зажглись темной жаждой обладания. Она остановила его блуждающую руку и требовательно спросила:

– Ты не предохранялся. Почему? Забыл? Или не готовился к такому повороту?

Владимир провел кончиком языка по ее нежной шейке, ощущая солоноватость кожи.

– На такое я не рассчитывал, это верно. Но сказать, чтобы уж вовсе голову потерял, не могу. Просто не хотел, чтобы между нами были какие-то преграды. И, если быть откровенным до конца, хочу ребенка. Надеюсь, ты не против? Я буду счастлив.

Татьяна глубоко вздохнула. Казалось, все ее замыслы исполнялись. Почему же тогда так тревожно на сердце? Или это всегда так бывает перед кардинальным жизненным поворотом? Что ее смущает? Поспешность? Но, если он всё это время чувствовал то же, что и она, то вряд ли их сегодняшнее соединение можно назвать поспешным. Скорее это заключительный этап долгого ожидания и прелюдия к совместной жизни.

Он томительно погладил ее мягкий животик, и она почувствовала, как задрожала его рука. Его плоть, только что мягко лежавшая рядом, требовательно уперлась ей в бедро. Стараясь сдержать желание, он страдальчески предложил:

– Милая, поедем со мной? Знаю, ты из большого города, что в моей деревне убого, скучно, нечем заняться образованному человеку. – Она догадалась, что он цитирует свою бывшую жену. – Но я без тебя больше жить не смогу. Если ты потребуешь, я, конечно, всё брошу и уеду с тобой, куда захочешь, но что я буду делать в городе? Я же механизатор, ну и агроном. Это не те специальности, которые там нужны.

Его рука скользнула между их разгоряченными телами и беспокойно задвигалась, путешествуя всё ниже. Будто не зная, чем заняты его руки, он робко продолжил, открыто глядя ей в глаза:

– Конечно, у нас не то, что в городе, и односельчане не поймут, если мы будем жить не расписанными. Так что я прошу тебя официально выйти за меня замуж.

Не дожидаясь ответа, начал целовать ее грудь. Жаркие ладони снова медленно заскользили по плавным изгибам ее тела.

Она почувствовала, как откуда-то изнутри, яростно и неотвратимо вновь поднимается волна нестерпимо упоительного жара. Не в силах с ним бороться, она расслабилась и прижалась к лежащему рядом мужчине в поисках человеческого тепла. Ее тонкие пальцы гладили его предплечья и она с удовольствием ощущала, как перекатываются твердые мускулы под гладкой кожей.

Он мягко лег сверху и раздвинул коленями ее ноги. Нежно попросил:

– Посмотри на меня, милая!

Она приоткрыла томные глаза. Он быстро поцеловал их и довольно прошептал:

– Удивительный у них цвет! Сейчас они потемнели и похожи на штормовое море. Теперь я знаю цвет и вкус твоей страсти.

Он начал неторопливо двигаться, давая ей возможность настроиться на единую волну. Она обхватила руками его плечи, прижалась губами к ямке у основания шеи и задохнулась от охватившего всё ее существо восторга. С трудом сдерживаясь, он пытался сделать всё, чтобы ей было так же хорошо с ним, как и ему – с ней. Наконец, решив, что пора, он врезался в нее, с каждым разом погружаясь глубже и глубже. С ее губ сорвался крик восторга, тело выгнулось, рискуя сбросить с себя мужчину, и обмякло.

Владимир, еще содрогавшийся в судорогах высвобождения, прерывисто воскликнул:

– О Боже, я и не подозревал, что такое может быть! С каждым разом лучше, чем раньше. Как в раю. – Немного смутившись от своей восторженности, осторожно перелег на бок и замер, не выпуская ее из объятий. Потерся носом о ее щеку. Неожиданно робко для взрослого мужчины добавил: – Я тебе всё сказал, но ты – ничего! Ответь мне хоть что-нибудь! Только не говори «нет»! – И боязливо замер, ожидая ответа.

Татьяна тихо сказала:

– Владимир, ты ничего не знаешь обо мне, я ничего не знаю о тебе. Может быть, стоит немного подождать?

Он привстал на локте, навис над ней и сердито посмотрел в глаза.

– Ну хорошо, но знай, что я всё равно не отступлю! Одно то, что мы здесь встретились – это чудо!

Татьяна считала так же. В его объятьях она чувствовала себя ожившей, будто раньше и не жила. Душа тихонько пела, начиная верить в счастье. Зажмурившись, она вновь прокрутила в памяти сказанные им слова. Фальши в них не было.

Почему бы не сказать ему, что она тоже, как и он, страдала без него всё это одинокое время? Что ее держит? В голове молнией вспыхнула память о предательстве, когда ее бесхитростная любовь оказалась поруганной и забытой. Вот оно что! Она боится повторения! Нельзя обмануть того, кто не верит!

После развода она осознала, что юношеская влюбленность в первого мужа благополучно скончалась бы естественной смертью еще во время учебы, если б он не подогревал ее своей страстью и пламенными признаниями. Но любила ли она его настоящей взрослой любовью? Вряд ли. Ей лестно было его внимание, его пылкая любовь. Все девчонки института были готовы на что угодно, чтобы добиться того, что было отдано ей. Правда, как вскоре выяснилось, ненадолго. Но, если вдуматься, в ее первой влюбленности было больше благодарности, чем настоящего чувства. Она не знала тогда, что такое взрослая любовь.

Но вот узнала, и что? Ее тянет назад, в спокойное безопасное одиночество. Как тяжело было после развода отрешиться от груза былых обид, зажить нормальной жизнью. Так стоит ли вновь рисковать, подвергая свою душу новой опасности мучительного страдания? Тем более, что теперь оно будет несоизмеримо сильнее. Любовь несет с собой столько горя. Любить – это ходить по проволоке над пропастью. Один неверный шажок – и ты летишь вниз. Или вдруг тряхнет проволоку налетевшим порывом ветра – и результат тот же.

Она растерянно сказала:

– Понимаешь, я уже была замужем… – и замолчала, не зная, как объяснить свои страхи и нужно ли это.

Владимир смотрел на нее и терпеливо ждал. Не дождавшись продолжения, убрал с ее лба прилипшую прядь волос и прошептал:

– Ах ты, бедная раненая птичка! Боишься всего на свете! Отдавать тело куда легче, чем доверить душу! Ну, хорошо, не буду тебя больше торопить. Буду ждать, когда решишься сама.

Она пугливо поежилась. Он все понимал. Такая проницательность была опасна. Хотя, возможно, он из той же когорты подбитых пташек, потому и понятлив. Блуждающий взгляд случайно упал на часы и она пораженно вздрогнула. Уже обед! Как быстро прошло время!

Он проследил за ее взглядом и нехотя поднялся.

– Да, пора в столовую! Ты не против, если я первый воспользуюсь ванной? Я быстро. Не думаю, что нам стоит принимать душ вместе. Времени нам это явно не сэкономит.

Откинув в сторону простыню и подобрав валявшуюся на полу одежду, зашел в ванную комнату.

Татьяна приложила ладони к горевшим от стыда щекам. Она как раз подумала о том, как славно бы было поплескать под душем вдвоем. Что, у нее все мысли на лбу написаны? Или он настроен на одну с ней волну и всё понимает без слов?

Владимир вышел из ванной в одних плавках прежде, чем она успела встать и накинуть халат. Накрываться простыней было поздно, и она испуганно замерла, еще больше засмущавшись.

Он быстро прикрыл глаза, борясь с новым соблазном и резко выдохнул, отчего на животе рельефно обозначились твердые мышцы. Зажмурился, будто отгоняя непреодолимое искушение и сокрушенно пробормотал:

– Что ты со мной делаешь! – подошел и легонько чмокнул в щеку, присев на край кровати. Глаза старательно отвел в сторону. Фривольно предложил: – Может, на обед не пойдем?

Татьяна сразу представила чопорного Дмитрия Ивановича, который непременно ядовито поинтересуется, где это она была, и сразу сделает соответствующие выводы по ее заалевшей от смущения физиономии. К тому же желудок издал громкое протестующее бурчание.

Обо всем догадавшись, он с силой провел ладонями по своим щекам.

– Ну, нет, так нет! – и несколько обиженно отстранился.

Она попросила:

– Не сердись! – ласково провела пальцем по гладкой коже его твердого живота и удивилась: – Ты же совсем мокрый! Не брал полотенце?

Он тряхнул головой, с волос в разные стороны полетели холодные брызги. Татьяна взвизгнула от неожиданности и в наказание хлопнула его по колену. Владимир весело рассмеялся, закинув вверх подбородок.

– Нет, я не пользовался полотенцем. И так высохну. Немного охлажусь, это будет кстати. А ты вставай, лежебока!

Он еще раз целомудренно чмокнул ее в лоб. Быстро оделся, старательно разглядывая пирамидальный тополь за окном и не глядя на ее неприкрытое тело. Через минуту уже вышел из номера, подмигнув на прощанье.

Когда Татьяна, чувствуя себя чистой и посвежевшей после основательного душа, спустилась в столовую, Дмитрий Иванович уже заканчивал обедать.

– О, вот и вы! Наконец-то! А этой парочки – он кивнул на пустующие места – видимо, уже не будет. Наверное, им не до еды! Но вы не печальтесь, такой хлыщ вас не стоит!

Чтобы не отвечать, Татьяна быстро положила в рот кусочек маринованного огурчика и стала старательно пережевывать. Не хватало еще, чтобы ее жалели! Она и сама умеет вполне добросовестно себя жалеть, и в помощи посторонних в этом трудном деле не нуждается! Хотя в этом случае жалеть надобно вовсе не ее.

Сосед степенно допил томатный сок, пожелал ей «бон аппетит!» – и, по-журавлиному важно перебирая худыми ногами, прошествовал к выходу.

Переведя дух, Татьяна откинулась на спинку стула. Есть расхотелось, хотя сегодня она потратила столько энергии, что хватило бы на марафонский забег. Скептически посмотрела на пустующие места. Что ж, Вадим выполнил свое обещание. Остается надеяться, что ему удалось совместить приятное с полезным. По крайней мере, ее не будет терзать чувство вины.

Но что делать ей? Согласиться с предложением Владимира? Конечно, их отчаянно тянет друг к другу, но ведь постельная страсть такое неверное дело. Но и жить, как жила прежде, невозможно, в этом он прав. Представила свою пустую скучную квартиру и решилась. Звать его к себе в город бессмысленно и жестоко. Остается одно – ехать к нему, но с условием – никакой регистрации. Хватит с нее штампов в паспорте. Односельчане поговорят да и перестанут.