Не догадываясь о необычных мыслях посетительницы, мужчина вышел из-за стола и твердой походкой подошел к неучтивым визитерам. В отличие от пижонистых сослуживцев на нем были обычные синие джинсы и довольно потрепанная серая куртка. Он пристально окинул девушку цепким взглядом властных серых глаз. Ей сразу стало не по себе, по спине струйкой пробежал ознобистый холодок, о чем-то предупреждая, но характер не позволил отвернуть дерзкий взгляд в сторону, и она вызывающе посмотрела ему прямо в глаза. Но лучше бы она этого не делала.

Тело внезапно вытянулось, как перед прыжком в неизведанное, подобралось и застыло в тягостной неподвижности, не собираясь повиноваться хозяйке. У нее возникла абсурдная уверенность, что в эту минуту что-то произошло, причем настолько значительное, что в ее жизни ничто больше не будет так, как прежде.

Его глаза странно зажглись, остановившись на ее губах, и ей показалось, что сейчас он подойдет к ней вплотную и поцелует, не обращая внимания на окружающих. Она рывком выдернула себя из странного транса, испуганно отшатнулась и отругала за излишнюю впечатлительность. Наверняка у него и в мыслях не было ничего подобного. Вот фантазерка!

Он прекратил озабоченное созерцание девушки и перевел ставший странно напряженным взгляд на ее спутника. Весомо разрешил, не делая лишних движений, будто экономя силы:

– Если вам нужен картофель, можете сами затарить его в мешки и взвесить на грузовых весах. Кузьмич вам поможет. Но предупреждаю – здесь не магазин. Пара килограммов туда-сюда – это нормально.

Мужики закивали головами, соглашаясь с ним, и даже толстый начальник не собирался оспаривать его слова.

Дядя Костя, уже отчаявшийся разжиться дешевой картошечкой, подскочил на месте и сразу взял быстрый старт, лишь кивнув на прощанье головой. Он считал, что добился справедливости сам и благодарить за это некого. Татьяна замешкалась, не понимая, что ее здесь держит, и снова взглянула на мужчину. Он смотрел на нее тяжелым сумрачным взглядом, что-то прикидывая. С трудом вырвавшись из-под гипноза его настойчивых серых глаз, она, исправляя недостатки воспитания своего водителя, быстро пробормотала ничего не значащие слова пустой благодарности, резко развернулась и стремительно побежала следом за Константином Ивановичем.

Невольно дернувшись в порыве отправиться за ней, мужчина своевременно вспомнил о своем долге руководителя и повернулся к собеседникам.

Быстро указал:

– Ну, что же, всё решено, давайте работать!

Толстый хотел что-то возразить, но он властно прервал:

– Хватит, Иваныч! Все знают, что болтать ты любишь больше, чем работать. Что делать, ты слышал, давай действуй!

Мужчины шумной толпой вывалились из домика, на ходу обмениваясь мнениями. Большинство подходили к поджидающим их одинаково потрепанным УАЗикам, садились за руль и разъезжались в разные стороны.

Не обращая внимания на царившую кругом суматоху, дядя Костя вытащил из багажника шесть штук вместительных матерчатых мешков и стал по очереди набивать их под завязку. Картофель был отменный – сухой, чистый, в меру крупный, приятно округлый, с прозрачной, еще молоденькой кожицей. У хозяйственного Константина Ивановича даже глаза заблестели от удовольствия.

Татьяна стояла неподалеку, наблюдая за погрузкой. Внезапно вздрогнула, почувствовав, что рядом кто-то стоит. Не оглядываясь, поняла, кто это. Казалось, у нее внезапно прорезался третий глаз или взыграло внутреннее чутье. Душа томительно заныла, с каждым мигом всё сильнее и сильнее страшась чего-то огромного, непонятного и угрожающего, что несла с собой эта неслучайная повторная встреча. Сразу захотелось убежать без оглядки. Представив, как она будет выглядеть, скача по дороге, как испуганный кролик, мрачно усмехнулась. Никогда с ней ничего подобного не было. Почему одно только присутствие этого человека рождает в ней такое странное чувство? Обхватив себя руками, с трудом заставила тело не двигаться.

Помолчав, натужно дыша ей в затылок, мужчина, казалось, через силу спросил, как ее зовут. Решив, что в безобидном вопросе ничего страшного нет, и никакого криминала не будет, если она ответит, тихо произнесла:

– Татьяна.

Он подвинулся еще ближе, почти касаясь ее плеча широкой грудью. Негромко представился:

– Владимир! – и тут же требовательно спросил: – Вы замужем?

Вместо того, чтобы сказать ему, что это не его дело, как она и ответила бы любому другому, сунувшему свой длинный нос в ее личную жизнь, послушно выдохнула, не понимая, откуда в ней такая покорность:

– Нет, уже нет… – И почти робко спросила, решив, что теперь и она имеет право на такой же вопрос: – А вы?

Он огорченно замялся, не желая оттолкнуть ее честным ответом. Сразу всё поняв, она бесстрастно заметила, чувствуя, как разочарование захлестывает сердце:

– Что же, говорить больше не о чем.

Владимир порывисто взял ее за руку, собираясь что-то сказать, но замер от охватившего его страстного томления, глядя в ее бледное лицо и не в силах собраться с мыслями. Она тоже оцепенела. От его руки по ее напрягшемуся телу побежал электрический разряд, свел в томительный комок мышцы живота и остановил сердце. Отдернув руку и низко склонив голову, она постаралась вырваться из окутавшей ее пелены чувственного наваждения.

Прерывисто вздохнула, тщетно силясь восстановить самообладание. Что это с ней такое? Зачем ей это надо? Уйти немедленно! Но ноги, приросшие к земле, идти никуда не хотели.

Собравшись с духом, подняла взгляд и с подчеркнутым осуждением посмотрела ему в вопрошающие глаза. Он был растерян и обеспокоен. Татьяна заметила, как у него на щеке несколько раз подряд дернулся нерв. Он растер щеку, снимая нервный тик, и обескуражено развел руками, не пряча свою раздвоенность. Медленно признался, с трудом преодолевая внутренний разлад:

– Не знаю, что со мной такое, обычно я вовсе не такой. Никогда ни с кем знакомиться желания не возникало. Но вы – другое дело. Почему-то отчаянно не хочется вас отпускать. – И с напором попросил: – Скажите, кто вы, и где живете. Я вас обязательно найду!

Она отрицательно мотнула головой, с трудом отводя глаза от его пылающего взгляда.

– Ни к чему всё это. У вас наверняка и ребенок есть…

Он кивнул, с болью глядя на ее мгновенно замкнувшееся лицо.

– Дочка.

У Татьяны в голове мелькнула ледяная мысль – еще один ловелас на ее жизненном пути! Отвернулась и прошипела сквозь стиснутые зубы, чувствуя что-то вроде отчаяния:

– Вот видите!

Он болезненно втянул в себя воздух. Наклонившись, жестко спросил:

– Вы хотите, чтобы я вас умолял?

Она отшатнулась от него, встревоженная не столько ожесточением, прозвучавшим в его голосе, сколько гадкими мыслишками, мелькнувшими в собственной голове: а почему бы им и не познакомиться поближе, тем более, что их так тянет друг к другу? А что он женат, так ведь жена не стена, это всем известно. Так поступают все, когда-то это проделали и с ней. Почему она не может ответить судьбе тем же? Но тут же ответила этой незнакомой ей безнравственной Татьяне: я просто хочу себя уважать! С тихой безнадежностью, рвущей сердце, ответила:

– Ничего я от вас не хочу!

Спасаясь от недостойных порядочного человека сомнений, быстро подошла к машине и села на свое место, решительно захлопнув двери, отрезав его от себя. Отвернулась и нарочито пристально стала наблюдать за своим водителем.

Дядя Костя, взвесив мешки на грузовых весах, молодецки закидывал их в багажник. Кузьмич, несмотря на заморенный вид, оказавшийся неожиданно жилистым и сильным, добросовестно ему помогал. С довольным хохотком захлопнув набитый доверху багажник, Константин Иванович крепко пожал на прощанье помощнику руку, вручив нераспечатанную пачку «Примы» в виде честно заработанного приза. Франтовато развернув УАЗик, покатил в бухгалтерию платить за покупку.

Татьяна плотно вжалась в сиденье, стараясь не смотреть в сторону Владимира, но не удержалась. Пока УАЗик фривольно выезжал с разгрузочной площадки перед самым носом вынужденного резко затормозить самосвала, она искоса, пряча горестный взгляд под длинными ресницами, взглянула на Владимира.

Он стоял у бункера, широко расставив ноги, засунув руки глубоко в карманы, и смотрел на нее с мрачной обреченностью. Их взгляды встретились, и она дернулась, как от удара. Обессилено закрыла глаза и отвернулась. Таким он и останется в ее памяти – с взъерошенными легким ветерком темно-русыми волосами, плотно сжатым яростным ртом и сверкающими серыми глазами. Если бы он не был женат… Но что попусту гадать? Если бы да кабы…

По дороге домой, резво ведя машину по хорошему шоссе, Константин Иванович без перерыва бахвалился собственными достижениями, принимая безразличное молчание спутницы за одобрение его героическим действиям.

Татьяна устала от этой чванливой болтовни. Сделав вид, что спит, откинула голову на спинку и прикрыла веки. На сердце было так неспокойно, будто она совершила самую страшную ошибку в своей жизни. Всерьез задумалась, не попросить ли у водителя валидол или нитроглицерин из дорожной аптечки, но решила, что от подобных чувств лекарства еще не изобрели. Но это не страшно – пройдет время и все забудется. Главное – ни о чем не жалеть. Она всё сделала правильно.

Глава вторая

Ехать домой чертовски не хотелось. Владимир снизил скорость до сорока километров и медленно, как по забитому машинами городу, тащился по мокрому от росы асфальту, тускло отсвечивающему в свете полной луны. Долг велел отправляться домой, сердце неистово просилось на волю. Это давнее раздвоение, ранее лишь по касательной затрагивавшее душу, сегодня стало невыносимым.

Они со Светланой всегда были несовместимы. Никаких точек соприкосновения, даже общих тем для разговора не было. А может, и были, но он давно уже перестал говорить с женой, как с нормальным человеком, боясь вызвать неосторожным словом очередной взрыв истерического негодования. Так, общие, ни к чему не обязывающие междометия, заменявшие необходимое между близкими людьми общение.

Он давно уже проклял свою несдержанность, приведшую к рождению дочери. Но, считая, что из-за его пагубной ошибки не должен страдать невинный ребенок, каждый вечер упрямо возвращался в собственный дом, давно ставший для него холодным и чужим. Чувство долга – страшная сила! Ему всегда было лучше одному, чем в так называемой семье. Жене, похоже, тоже. Бесконечные упреки, лившиеся нескончаемым потоком на его бедную голову, говорили об одном – она его терпеть не может.

Их супружеская жизнь закончилась давным-давно, когда она презрительно заявила ему после стандартной серенькой близости:

– Ты меня удовлетворить не можешь! – не думая о том, что это откровенно говорит о том, что у нее есть с кем его сравнивать.

Любой другой мужчина воспринял бы эти слова как признание в многочисленных изменах, но Владимир понимал, что это не более чем еще одна истерическая попытка его унизить. Но охладел к ней полностью. До этих глупых фраз он еще воспринимал Светлану как женщину, пусть и не очень желанную, и пользовался преимуществами женатого мужчины, чтобы сбрасывать напряжение, периодически охватывающее его, как нормального здорового мужика.

Но после ее унизительного утверждения ушел жить в другую комнату, не пытаясь больше искать взаимопонимания. Был вежлив, доброжелателен, и не более того. По утрам здоровался, как с соседкой по коммунальной квартире. В общем, относился к ней так же, как к любой просто знакомой женщине. Ее это беспредельно бесило, и ссоры приняли хронический характер. Семейная жизнь превратилась в затяжной кошмар.

Уступив желанию, остановил машину, выключил фары и стал безразлично пялиться в черную пустоту. В воцарившемся вокруг полумраке снова, который раз за этот день, зримо проявилась стройная фигурка с пронзительными синими насмешливыми глазами и бронзовыми волосами. Казалось, протяни руку и почувствуешь гладкость кожи и тепло зовущего тела. Он даже почуял запах ее ненавязчивых духов. Горько выдохнул, пробуя на вкус имя: Татьяна… На губах остался вкус засахарившегося меда. Да что это с ним приключилось? Как чары колдовские кто на него навел!

Надо же было дожить до тридцати пяти лет, чтобы внезапно, после одной-единственной встречи, понять, что может чувствовать мужчина к женщине? Владимир иронично хмыкнул, не решаясь признаться себе, что эта встреча перевернула всю его жизнь. Не внешне, но внутренне. Он всегда с изрядной долей скептицизма слушал о безумствах, которые совершают нормальные с виду мужики из-за любимых женщин. И вот теперь сам вполне мог проделать что-либо подобное. Если бы Татьяна не была столь добродетельна, и позвала бы его за собой, взглянув своими удивительными глазами, смог ли бы он удержаться, вспомнив о семье? Однозначно нет.

С силой потер лоб, пытаясь простым физическим действием рассеять захватившие душу видения. Что это? Любовь с первого взгляда? Ну, допустим, только допустим! Что же тогда ему делать? Неизвестно…