Препирательства продолжались, пока не удалось-таки загнать Гей домой.

Эйлин начала чистить картошку для ленча, а Гей ползала у ее ног.

— Поиграй с конструктором.

— Нет.

— Нарисуй мне картинку.

— Нет.

— Тогда замолчи, — твердо сказала Эйлин.

— Обними меня.

Против этого Эйлин не могла устоять и, взяв это маленькое промокшее создание на руки, поцеловала его.

— Ах, Гей, ну почему ты так ужасно себя ведешь? Нам бы было так здорово здесь, если бы ты вела себя хорошо.

— Ужасно веду, — с удовлетворением повторила Гей.

Ленч явно не удался: картофель, говядина с кукурузой и горошком остались несъеденными. Может, Гей не привыкла к консервам, а может, не ела назло. Эйлин дала ей яблоко, но Гей бросила его на пол, требуя конфет. Теряя силы, Эйлин дала ей последний кулек с конфетами, запихнула девочку в постель, а сама рухнула на софу и тут же уснула.

Через полчаса Эйлин, вздрогнув, проснулась. Где она? Что случилось? — Успокойся, успокойся, — сказала она себе, — Гей спит. Хорошо, что дочка заснула до чая, быть может, она проголодается и съест яйцо. Эйлин потянулась и зевнула, положила в камин полено и решила выпить чашечку кофе. Нет, сначала она заглянет к Гей, чтобы убедиться, что она еще спит и не занята каким-нибудь кошмарным делом.

К своему ужасу Эйлин обнаружила, что входная дверь и дверь спальни открыты, а бросившись в спальню Гей, увидела, что кровать, на которой повсюду валяются (рантики от конфет, пуста.

Охваченная паникой, она выбежала на дорогу, крича: «Гей! Гей! Где ты? Сейчас же иди сюда!» Но дочь ее не подавала признаков жизни. Может быть, ее задавила машина? Или похитили? Эйлин в ужасе побежала вверх по дороге, сердце ее неистово билось, грудь теснилась от рыданий. Она ожидала увидеть машину скорой помощи, маленькую окровавленную фигурку, но не было ничего, кроме тишины и монотонного шума падающего дождя.

Она побежала по направлению к дому. Быть может, Гей вскарабкалась на каменную стену, ведущую к Блэкхиллу, упала, сломала ногу и потерялась в тумане. Эйлин решила поднять соседей, чтобы те организовали поисковую группу. Быть может, у кого-нибудь здесь есть телефон.

Тут рядом с кучей гравия, на дороге, ведущей вниз с холма, она заметила дочь, копошащуюся в траве. Темные волосы девочки поливал дождь, а одета она была лишь в нижнюю юбку и штанишки.

— Гей! — с бешенством и облегчением заорала Эйлин, подбегая к ней.

— Ты ужасная, ужасная девчонка! Как ты могла? Ты же вся мокрая и замерзшая. — О, Гей!

Ее сердитые обвинения смешивались с криками Гей, когда Эйлин тащила ее обратно в коттедж.

Именно в этот момент в нескольких ярдах от коттеджа остановился грузовик, и от него отделилась грузная фигура в рыбацкой куртке. Человек направлялся прямо к Эйлин, окликая ее по имени. Это никак не мог быть Джоэль. Но, тем не менее, это был он. Задыхаясь, прижимая к себе полураздетую дочь, Эйлин уставилась на него в состоянии полной растерянности. Вместо спокойных, запланированных ею приветственных слов, с ее губ сорвалось лишь взволнованное «Джоэль!»

Да, момент его появления трудно было назвать удачным! Что же она за мать, если позволяет ребенку играть полураздетому под дождем? Хорошая картина! И сама она промокшая, замерзшая, чувствовала себя несчастной, расстроенной. Она с досадой вспомнила, Что намеревалась изобразить перед Джоэлем картину спокойного, уверенного в себе материнства, вести себя сдержанно, с гордой и холодной грацией.

Она влетела в коттедж, посадила Гей у камина, схватила полотенце и начала с яростью вытирать ее, надеясь, что ее растерянность пройдет.

Джоэль последовал за ней в коттедж. Она услышала, как дверь за ним закрылась, и почувствовала, что он подошел к ней. Он ничего не говорил, и, наконец, Эйлин осмелилась поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Он смотрел на свою дочь, и глаза его потемнели, что случалось всегда, когда он был глубоко тронут.

— Так это… — произнес он наконец.

— Да, это Гей.

— Гей, — повторил он, удивляясь. — Гей! — Он взял полотенце из рук Эйлин и обмотал вокруг ребенка.

— Гей, — сказал он. — Меня зовут Джоэль.

— Джо, — повторила Гей.

— Хорошо, для тебя Джо. Давай я сниму с тебя все мокрое. Что случилось? — спросил он у Эйлин.

— Мы обе промокли, — коротко ответила Эйлин, не желая вдаваться в объяснения. Когда она впервые увидела их вдвоем, у нее появилось особенное чувство. Она выскочила из комнаты, чтобы подыскать смену белья для Гей, а потом остановилась в дверях и смотрела, как Джоэль уверенно снимает с Гей белье и носочки и заменяет их сухими с той же уверенностью.

Гей с важным видом смотрела на отца.

— Хочу сока, — сказала она. — Гей хочет сока.

— На каком языке она разговаривает?

— На чешском. А тебе, я думаю, немного кофе тоже не повредит.

— Может быть, ты сначала переоденешься? — нежно спросил он.

Вместо ответа Эйлин взяла чашку Гей и наполнила ее апельсиновым соком. Затем она налила в кастрюлю молока и поставила ее на огонь.

— Ты тогда посмотри за молоком.

— Конечно.

В спальне Эйлин с остервенением вытерла волосы. О, как бы ей хотелось, чтобы Джоэль не появлялся в доме. Он все еще обладал властью над ней, а Эйлин этого не хотела. Зачем она согласилась на его смехотворное предложение? Частично из чувства долга — ведь, несмотря ни на что, Джоэль был отцом Гей, а частично из любопытства — кто может устоять против желания снова увидеть бывшего любовника? Но большей частью из чувства мести — чтобы Джоэль мог увидеть спокойную, счастливую мать и дитя и понять, что он здесь не нужен. Он однажды отверг их, а на этот раз она отвергает его.

Беда заключалась в том, что она учла в своих расчетах все за исключением своих собственных чувств, а они как раз и вышли из-под ее контроля. И она не была больше единственной все решающей силой в данной ситуации. Со всей неизбежностью она, Джоэль и Гей — все вместе оказались вовлечены в сложный треугольник взаимоотношений.

Она переоделась в черный свитер и зачесала мокрые волосы со лба назад, решив обойтись без косметики, чтобы показать Джоэлю свое полное равнодушие к его присутствию. Глядя на свое отражение в зеркале — черный свитер, зачесанные назад волосы она вспомнила первый свой вечер с Джоэлем, когда он назвал ее светящимся ангелом и поцеловал в саду. Она силой отогнала от себя воспоминание и торопливо возвратилась на кухню.

К досаде Эйлин, ее деланное равнодушие как нельзя более подходило к равнодушию Джоэля. Сначала он пытался разговаривать с ней, описывал, как добирался до коттеджа, и бранил погоду, но Эйлин отвечала настолько односложно, что он вскоре оставил всякие усилия и сосредоточился на дочери. И все же Эйлин замечала, как украдкой Джоэль поглядывает на нее. Когда она поднимала глаза, то встречалась с его пристальным взглядом и понимала, что рано или поздно Гей придется уложить спать, и тогда разговор между ними окажется неизбежным.

Словно нарочно, нарушая спланированный сценарий, Гей с первых минут отнеслась к Джоэлю с обожанием и совершенно игнорировала свою мать. Хотела ли Эйлин переменить ей одежду, намазать маслом хлеб во время чая или вытереть ей нос, Гей отвечала с безумным упорством:

— Это сделает Джо.

И Джо делал.

Он отвел ее на ферму за молоком, и, естественно, на этот раз коровки не были в кроватках; напротив, Гей наблюдала за тем, как их подоили, и даже погладила теленка.

Джоэль пел Гей песни, рассказывал сказки, рисовал ей картинки и скакал с нею на плечах, как лошадка, по комнате. Эйлин кипела от ревности и чувства несправедливости.

В шесть часов она принесла пижаму Гей, чтобы согреть ее у камина, и стала наполнять ванну.

— Пора мыться, — сказала она.

— Не хочу, — автоматически ответила Гей.

— Пойдем, милая, — сказала Эйлин спокойным и твердым тоном.

Гей хитро посмотрела на отца — они сидели вместе на полу и строили башни из кубиков, которые Гей крушила с воплями удовлетворения — и сказала голосом, нетерпящим возражений:

— Это сделает Джо.

— Джо устал, — резко сказала Эйлин.

— Это сделает Джо! — закричала Гей.

— Конечно, сделаю, — ответил Джоэль, вставая.

Эйлин стояла, как перед судом Соломона, готовая разорвать своего ребенка пополам. Это было совершенно абсурдно. Конечно, любой ребенок предпочтет нового человека надоевшей маме. Все маленькие девочки флиртуют со своими отцами. Но чувствовала ли Гей, что Джоэль ее отец?

Эйлин вручила ему большое полотенце и произнесла с нарочитым спокойствием:

— О'кей. Она в твоем распоряжении.

Эйлин прилегла с книжкой на софе, делая вид, что читает, но краем глаза наблюдая за тем, что будет происходить. Она питала грешную надежду, что Гей сейчас устроит сцену и ляжет на пол, лягаясь и плача.

Но Гей не устроила сцену, не стала звать бабулю или убегать от Джоэля, когда он посадил ее к себе на колени для того, чтобы раздеть. Вместо этого она погладила его по лицу и проворковала:

— Джо — хороший.

Вероломная маленькая дрянь, — мстительно подумала Эйлин.

Она слышала, как из ванной доносятся звуки веселья, и наконец, оба вернулись оттуда в прекрасном расположении духа. Эйлин сцепила зубы. Она не стала рисковать, предлагая Гей вытереть ее, спеть ей песенку о трех маленьких котятах и уложить ее спать.

— Поцелуй мамочку и пожелай ей спокойной ночи, — сказал Джоэль, подталкивая к ней благоухающее розовое создание.

— Доброй ночи, милая, увидимся утром, — небрежно сказала Эйлин. Чтобы расслабиться, она встала и начала мыть посуду после чая с преувеличенным шумом, думая с горечью: «Что он знает о кормлениях через каждые четыре часа и о пеленках, об утомительных прогулках, когда толкаешь перед собой коляску, о сценах, которые постоянно устраивает ребенок? Для него все одна забава. Что он знает о поездках на работу в переполненном автобусе, о невозможности вести веселую светскую жизнь? Что он знает о моей борьбе и болезненных решениях? Он все еще безответственный студент.»

Джоэль, уложив Гей, вернулся в комнату с самодовольным видом. Он встал у камина, улыбаясь широкой улыбкой.

— Мне понравилась малышка.

— Хм! — презрительно фыркнула Эйлин.

— Хотя это несколько утомительно.

— Что ты этим хочешь сказать?

Джоэль взглянул на ее застывшее лицо и сделал еще одну попытку завязать разговор.

— Симпатичное местечко ты выбрала. Кому принадлежит этот дом?

— Друзьям моих родителей, — кратко ответила Эйлин, думая о долгой прогулке в Гордон, возне с огнем, и о том, где высушить мокрую одежду Гей.

— О Боже, — воскликнула она. — Я забыла принести с улицы постиранное белье.

— Я помогу, — предложил Джоэль.

— Я сама. Ты не знаешь, где оно висит.

Эйлин поспешила в темный сад, поскользнулась на ступеньках и стала снимать мокрые вещи с веревок. Простыня ударила ее по лицу. Эйлин вздрогнула и, выругавшись, открепила ее, сняла пижаму Гей и побежала обратно в дом.

— Ты похожа на фурию, — засмеялся Джоэль.

— Я и чувствую себя такой. Эти вещи кажутся более мокрыми, чем когда я развешивала их.

— Гей все еще мочится в кроватку?

— Прошлой ночью — да.

Она не стала объяснять, что дома такие случаи крайне редки.

— Дай мне белье. Я развешу его своими сильными руками хирурга.

Эйлин сдалась и начала отогревать мокрые руки у огня.

— Где мне развесить их?

— В бельевой, самой первой комнате. Остальное белье, наверное, уже высохло.

Вернувшись, Джоэль сел на стул у камина, задумчиво посмотрел на Эйлин и сказал:

— Давай поговорим.

— О чем?

— О кораблях и башмаках, и сургуче — о тебе.

— Что обо мне?

— О том, что мне хотелось бы знать.

Начался злополучный разговор. Теперь Эйлин могла расквитаться с ним и говорить холодным и деловым тоном, как она планировала. И она кратко рассказала Джоэлю, что окончила курсы секретарей и теперь работает в офисе, а ее мать заботится о Гей, но теперь она (Эйлин) решила взять воспитание дочери в свои руки. Она нашла себе квартиру и ясли. Это было не совсем так, но Эйлин хотела показать, что она в состоянии сама планировать свою жизнь, совершенно ни в ком не нуждаясь.

Она не стала ему рассказывать о своих вечерних занятиях, о том, что она учится сейчас на декоратора, о том, что ее мать предложила удочерить девочку, и о ее преданности внучке, о горькой войне, идущей между ними за право воспитывать Гей, о том, что Эйлин живет в своем узком кругу, не зная мужского общества.

— Ну и компетентный же ты цыпленок, — с восхищением пробормотал Джоэль.