Эйлин Форрест - Самый длинный выходной

— Хочу сока, — протянула Гей, когда всем раздали бокалы.

— Давайте дадим ей капельку, — предложила Эйлин.

— А почему бы и нет? Выпей папиного сока, Гей.

Эйлин заметила, как мать вздрогнула при слове «папиного», а затем она бодрым голосом произнесла:

— За вас обоих. Надеюсь, что вы будете очень счастливы вместе.

— Правильно! — согласился отец Эйлин.

— Постараемся, — промямлил Джоэль.

— Какая гадость, — пожаловалась Гей, с отвращением кривя личико.

— Я дам ей апельсинового сока, — сказала мать Эйлин.

— Мама, давай я.

— Сиди спокойно, сегодня твой праздник.

Эйлин мечтала о том, чтобы все поскорее закончилось. Она хотела, чтобы Джоэль перестал выглядеть, как побитая собака, и снова стал самим собой, жизнерадостным и веселым; чтобы ее мать была обычной добродушной бабушкой; хотела не испытывать стеснения от многого недосказанного.

— У Гей появилось новое слово — «ужасный», — объявила Эйлин, пытаясь разрядить атмосферу. Она умоляюще посмотрела на Джоэля.

— Ужасный Джо, ужасный Джо, — сказала Гей, забираясь к нему на колени.

— Гей Форрест, так говорить нехорошо, — начала мать Эйлин и вдруг замолчала. На этот раз вздрогнул Джоэль.

— Скоро она будет Гей Браун, — сказал он, краснея от смущения. Звучит не очень хорошо, правда? Может быть, добавим какое-нибудь имя типа Йанти или Пруденс, или что-то еще. Гей Пруденс Браун будет звучать неплохо.

— Но не подходит к имени Гей, — холодно сказала Эйлин, оживляя в памяти ту обиду, которую она ощущала в больнице, когда, не имея мужа, вынуждена была дать Гей свою собственную фамилию.

— Выпейте еще шампанского, — предложил ее отец, — а об именах поговорите в какой-нибудь другой раз. Каковы ваши планы, если вы уже успели их построить?

Эйлин испытующе посмотрела на Джоэля. Сейчас у него появилась возможность проявить себя разумным и ответственным человеком.

— Естественно, мы бы хотели сразу пожениться, — сказал он. — Но мы думаем, что лучше подождать, пока я сдам выпускные экзамены.

— Очень разумно, — согласилась с ним мать Эйлин.

— Затем я повезу Эйлин и Гей в Лондон познакомиться с моими родителями. Вчера вечером я позвонил матери, и, хотя она немного огорчена, она ждет не дождется увидеть свою внучку.

— Я подумала, — деликатно заметила мать Эйлин, — что если вы хотите провести каникулы вдвоем, я могла бы позаботиться о Гей.

— Это очень мило с вашей стороны. — Джоэль помолчал. — …но в этом нет необходимости. Вы уже внесли свою лепту. Даже больше, чем следовало. Теперь мы с Эйлин справимся сами.

Мать Эйлин закусила губу, а отец снова спас положение, сказав спокойно:

— Это очень правильно и своевременно. А имеете ли вы какое-нибудь представление о том, где вы будете работать?

— У меня различные перспективы на этот счет, — беззаботно ответил Джоэль. — В течение года я должен вести практику, вероятно, в Лондоне или в пригороде. А потом мы подумали, что, может быть, нам стоит провести несколько лет за границей.

— За границей? Где именно?

— Возможно, в Африке.

— В Африке? — воскликнула мать с нескрываемой болью. — И вы заберете с собой Гей?

— Конечно, — вежливо ответил Джоэль.

— Простите, я должна… — Ее голос задрожал, и она выбежала из комнаты.

— Говорят, что путешествия расширяют кругозор, — продолжал Джоэль, — а мне надоел здешний холодный климат. Снег в апреле, скажите на милость.

— Снег был очень красивый, — возразила Эйлин.

Почему Джоэль не мог рассказать о настоящей причине — о своем желании работать в Африке, потому что он так же, как и ее родители, считает, что развитые страны в долгу перед остальным миром? Но нет, он болтает какую-то чушь насчет климата, который, как она отлично знала, совершенно его не волновал.

Гей, думая, очевидно, что пора развлечь дедушку, заговорила:

— Гей построила снеговика. И мы играли в снегу и мы играли в снегу и…

— А что еще вы делали?

— Мы ходили на ферму и видели му-у — коровок, и мамочка была ужасная, и Джо был ужасный.

— А как насчет Гей? — резко спросил Джоэль.

— И Гей была ужасная.

— Рад, что ты понимаешь это.

— Для нее это просто новое слово, — опять объяснила Эйлин.

— Нам надо научить ее другим.

Тут снова появилась мать Эйлин, она несла поднос с кофе и тортом. Эйлин пристально посмотрела на нее и подумала, что, наверно, она все сильно преувеличивает. Мать была спокойной и собранной. Она села рядом с Джоэлем и стала с обаянием и тактичностью расспрашивать его о родителях и работе, о его планах насчет свадьбы и каникул. Она даже высказала мысль, что, несмотря на то, что ему придется усердно потрудиться следующие несколько месяцев, он должен постараться выкроить время для Гей, «чтобы она постепенно привыкла к вам»; она хвалила намерение Эйлин повысить свою квалификацию; спросила его совета относительно какого-то вопроса из педиатрии. Слегка коснувшись рукой его колена, как бы для того, чтобы подчеркнуть значимость произносимых слов, она сказала ему, что необычайно рада окончанию прежнего непонимания и тому, что они с Эйлин снова вместе.

Джоэль медленно оттаивал, и к тому времени, когда он поднялся, чтобы уходить, Эйлин счастливо подумала: «Скоро они понравятся друг другу, я уверена в этом».

— Мне так не хочется уходить от вас, мой драгоценный гранатик.

— И мне тоже не хочется, чтобы ты уходил.

— Давай отбросим всю эту ерунду насчет разумности и поженимся завтра. К черту экзамены. Я хочу быть с тобой каждую минуту дня и ночи.

— Я выйду за тебя замуж завтра.

— Не говори таких вещей, — пробормотал Джоэль, нежно целуя Эйлин. — Кроме того, на этот раз мы должны как следует все обставить. И в довершение всего, если я буду все время смотреть на тебя, разговаривать с тобой и заниматься с тобой любовью, разве я смогу открыть книгу? Нет, мы будем встречаться раз в неделю и часто-часто звонить друг другу. Доброй ночи. Доброй ночи, моя смелая, прекрасная любимая.

Эйлин в опьяняющем восторге проплыла наверх.

— Я собираюсь купать Гей, — пропела мать.

— Иди и отдохни, — твердым голосом сказала Эйлин. — Я уложу Гей спать.

Родители Эйлин отвезли ее, Джоэля и Гей на вокзал, чтобы они успели на ночной поезд до Лондона. Она надеялись, что в поезде Гей заснет, но теперь она прыгала взад и вперед, вертелась на коленях у пассажиров и была явно перевозбуждена. Эйлин пыталась взять ее за руку, но девочка извивалась, как рыбка.

— Гей поедет на поезде, Гей поедет на поезде! — пела она, увертываясь от Эйлин, чтобы ее поймала бабушка.

Эйлин следила за тем, как носильщик погрузил чемоданы отрепанные — ее и Джоэля, и новенький синий чемоданчик Гей (подарок от бабули) — на тележку, и думала:

— Наконец-то, наконец-то! Я действительно замужем. Теперь я вместе с Джоэлем навсегда — в радости и в горе — Джоэль, я и Гей — одна семья!

Ее отец с видом знатока покупал железнодорожные билеты, а мать сказала: «Я упаковала апельсиновый сок и яблоки в маленькую сумку на всякий случай — но она должна заснуть. Она так вымоталась.»

Джоэль поискал свой бумажник. Все они вышли на платформу вслед за носильщиком, и Джоэль с отцом Эйлин стали проверять списки их вагона.

— Имея такое имя, как Браун, — сказал Джоэль, — следует проявлять осторожность, а то можно оказаться в одном купе с орнитологом и двумя его ручными совами.

Выглядывая из-за его плеча, Эйлин, наконец, увидела в списке долгожданные фамилии — мистер и миссис Джоэль Браун, мисс Г.Браун. Она едва не лишилась чувств от волнения, как будто по телу пропустили электрический ток. И все вокзальные шумы — объявления поездов, рычание моторов, хлопанье дверей — усиливало ее возбуждение.

Последние два месяца тянулись ужасно медленно. Обычная каждодневная деятельность прерывалась многочисленными телефонными разговорами и глупыми открытками типа: «Для Вашего душевного здоровья необходимо проконсультироваться с доктором Швейзенбергом в 7 вечера, в субботу» или «Скажи мне, где находится сдоба? Кофейный бар в Уэст Энде, во вторник в 9.30 вечера». Неоднократно присылал он ей и цветы, а однажды даже глупого пушистого зверька с плакатом «Секс запрещен!».

Как всегда, Джоэль был непредсказуем, и Эйлин никогда не знала, когда он может позвонить, требуя ее немедленного прихода, а в другой раз проворчать, что он весь зарылся в книгах, и никто не может его вовремя разрыть, чтобы он не опоздал на свидание с ней.

Но в одном на него можно было полностью положиться: почти каждый день он заходил и вел Гей гулять. Иногда он приходил, когда Эйлин все еще была на работе, а иногда после чая, так что они могли погулять с ней вместе. Постепенно Гей начала воспринимать Джоэля как нечто само собой разумеющееся и относилась к нему, как к обычному отцу, а не как к очаровательному незнакомцу.

Сама свадьба представляла определенные проблемы. Очевидно, следовало пригласить родителей Джоэля, хотя Эйлин казалось, что теперь наихудшее время для знакомства с ними. Она живо воображала себе, как родители с обеих сторон подозрительно изучают друг друга, стараясь вести вежливую беседу. Возможно, родители Джоэля сочтут ее испорченной женщиной, которая сбила их дорогого сына с пути истинного. К счастью для Эйлин, его мать написала в письме, что они решили не приезжать. Они были сильно задеты как прежним молчанием Джоэля, так и всей этой затеей. «Это не будет свадьба в том смысле слова, в каком мы понимаем ее, — писала она. — Поэтому мы с твоим отцом останемся дома и встретим вас здесь». Джоэль пытался скрыть свое разочарование, точно так же как Эйлин — свое облегчение.

— Так, наверно, лучше. Терпеть не могу всякие семейные неурядицы. Теперь мы можем устроить такую свадьбу, какую хотим, и пошли все к черту.

Кроме того, была проблема с Гей. Родители Эйлин с их современными либеральными взглядами не видели причины, почему она не должна присутствовать на свадьбе своих родителей. Но Эйлин и Джоэль смотрели на вещи более старомодно. Кроме того, они не были уверены в поведении Гей, которая могла нарушить церемонию регистрации брака.

В конце концов Гей оставили с добрыми друзьями, а в числе приглашенных на свадьбе были только родители Эйлин, Фиона и Ангус, друг Джоэля по мединституту.

Поначалу казалось, что удовольствие получает от церемонии лишь одна Фиона. Она надела по этому случаю невероятно короткое платье с яркими цветными узорами, а к нему — белые чулки, оранжевые туфли и громадные солнечные очки.

— Обожаю свадьбы, — радостно сказала она, — хотя для себя лично я бы предпочла более пышную церемонию. Но и здесь очень мило. — Ах, Джоэль, ты выглядишь таким респектабельным.

— Это мой экзаменационный костюм.

Эйлин впервые увидела его в темном костюме, и хотя с квадратным лицом и вздернутым носом его нельзя было назвать красивым, он выглядел очень сильным, бодрым и изысканным. Эйлин вдруг представила его ответственным врачом, разумным и симпатичным, очень сведущим в своей области. Да, он будет очень хорошим врачом. А она будет женой врача, и ей придется забыть о своем стремлении стать декоратором. Жаль, конечно, потому что ей это интересно, но ничего не поделаешь.

Друг Джоэля, Ангус, высокий худой юноша, явно выросший из своего экзаменационного костюма. Он очень стеснялся и нервно потирал руки. Он не спускал глаз с пышных форм Фионы и застенчиво улыбался.

Что касается родителей Эйлин, они не уступали свадебному ритуалу. Мать была без шляпы и без перчаток, как обычно, а отец надел один из своих самых ярких галстуков. Все же, — подумала Эйлин, лучше уж так, чем если бы они выглядели неестественными. Они были бы счастливы, если бы Джоэль надел джинсы и спортивную рубашку, и, вероятно, были слегка разочарованы, что он не сделал этого.

— Неудивительно, что многие браки разрушаются, если семейные пары начинают свой совместный жизненный путь в новой неудобной одежде, — сказала однажды ее мать. Она часто хвасталась, что они с Генри поженились во время ленча, когда оба были еще студентами, и после этого вместе пошли на лекцию.

— Мне бы хотелось новое платье, — сказала Эйлин.

— Конечно, но ничего вызывающего.

— Я никогда не ношу вызывающие вещи, — сердито ответила Эйлин.

В конце концов она купила себе совсем простое платье оранжевого цвета, коричневые замшевые туфли и коричневую замшевую сумочку.

— Ты красавица, моя медовая конфетка, — прошептал Джоэль, сжимая ее руку. — Ты счастлива? Ты хочешь убежать отсюда? Ты в этом уверена?

— Да, — ответила Эйлин. — У меня в кармане единственный билет к Архангелу.