Когда такси тронулось с места и доехало почти до ворот, из дома выпрыгнула Лейла и с помчалась за нами с громкими воплями.

— Мон Дье! — испугался водитель.

Хоть Кирилл и называл помощниц «девушками», однако дамы были довольно упитанным. Поэтому Лейла, пробежав несколько десятков метров вслед за автомобилем, запыхалась и покраснела.

— Катя, возьми! Возьми, возьми! Талисман нашего мсье! Это поможет! — она сунула в открытое окно машины… серебряную ложку Андрея Константиновича.

* * *

Оставив водителю целое состояние, я неуверенно вошла в ворота клиники. Здание больницы, представлявшее собой стеклянный куб, переливалось в лучах солнца.

Несколько шагов — и я испуганно замерла: увидела Кирилла. Мой любимый стоял у больничного крыльца в тени высокого дерева и выглядел так, что у меня земля ушла из-под ног, а в сердце с размаху воткнули отточенный кинжал. Небо раскололось, солнце померкло, все вокруг погрузилось в горестную тьму.

Наверное… уже… все.

Я смотрела на Кирилла и чувствовала, как глаза наполняются раскаленными слезами, а горло сжимает железной перчаткой. Кирилл меня не видел, он был полностью поглощен тяжелыми мыслями.

Бедный мой! Как же ему сейчас плохо!

— Кирилл, — прошептала я, но тут же закричала: — Кирилл! — и побежала к любимому.

Он меня заметил. Его лицо в тот же миг озарилось безудержной радостью, он бросился навстречу, и через пару мгновений я уже оторвалась от земли, взлетела, поднятая его сильными руками.

— Катюша, милая, ты приехала!

— Конечно, я приехала! Сразу, как только узнала, помчалась следом за тобой!

— Солнышко мое!

Кирилл прижал меня к себе, мое лицо оказалось чуть выше, я тут же обвила руками шею милого друга и принялась осыпать его поцелуями. Я установила мировой рекорд скоростного целования — сто поцелуев в секунду!

По моим щекам текли слезы, и они немедленно перемещались на лицо Кирилла. Он тоже меня целовал — торопливо, лихорадочно, так, словно я была живительным источником, а он никак не мог напиться после долгой и мучительной разлуки. Его глаза были в сеточке красных сосудов, меж бровей залегла глубокая морщина.

Как его жаль!

— Кирилл, должна тебе сказать… — горячо зашептала я. — Я тебя люблю, люблю! Я тебя обожаю! Когда мы расстались, я наконец поняла, какие чувства к тебе испытываю. Не хочу жить без тебя, в этом нет никакого смысла. Хочу постоянно быть с тобой! Милый мой, удивительный, любимый… Ты чудесный, я так тебя люблю, Кирилл!

— Маленькая моя девочка… Я тоже тебя безумно люблю. Давай больше никогда не будем расставаться?

— Никогда!

— Второй раз я этого не вынесу. Без тебя жить совершенно невозможно. Больше тебя ни за что не отпущу. Даже не надейся снова от меня сбежать!

— Я и сама не хочу. Я намучилась без тебя, Кирилл! Ужасно намучилась! Скучала, тосковала…

— И я намучился.

— Я каждую секунду думала о тебе! День и ночь!

— Милая… Ты будешь мне верить? Не будешь бояться?

— Я тебе верю! Ты самый лучший, ты удивительный!

За спиной Кирилла я заметила несколько улыбающихся лиц — на нас все смотрели. Но нам было не до зрителей, мы были опьянены близостью друг друга. Я жадно вдыхала родной запах и ликовала от возможности прикасаться к любимому, прижиматься к его груди, целовать, обнимать за шею… Волнующий коктейль изумительных чувств будоражил кровь, превращал нас в безумцев…

Но еще секунда — и опьянение пройдет. И Кирилл мне скажет, что его отец…

Нет! Я не хочу это слышать!

— Катюша, как ты добралась?

— Прилетела на самолете. В аэропорту схватила такси и помчалась на виллу.

— А потом обратно? Вот это путешествие, — слабо улыбнулся Кирилл.

Я погладила его по голове, снова поцеловала. Он так и не опустил меня на землю.

— Кирилл, а как… там… папа? — сделав над собой чудовищное усилие, выдавила я. Боялась спрашивать, но все-таки спросила.

— Катя… — Кирилл помотал головой. — Утром началась операция. Обещали закончить через три часа. Но мы ждем уже больше пяти часов. Мама плачет, она совершенно измучена. Два раза из операционной выходила медсестра и что-то нам говорила. Но мама в таком состоянии, что не смогла перевести, она не поняла. Мы ничего не знаем. Что там у них происходит? Как это страшно — ждать… В любой момент нам могут сказать, что…

— Нет! Все будет хорошо, Кирилл! Смотри, я привезла с виллы папину ложку! — я достала из сумки священный талисман. — Вот! Ты видишь?! Его ложка! Операция скоро закончится, и с папой все будет хорошо!


Кирилл вздохнул. В его глазах сияла любовь, надежда и… отчаяние.

— Пойдем к маме, Катя. Я вышел на пару минут воздухом подышать… а тут такое счастье — ты! Это просто чудо какое-то! Я и мечтать не смел. Нет, я мечтал об этом… Но даже не верил, что такое счастье возможно. Пойдем, — Кирилл, наконец, поставил меня на землю и, крепко сжав мою руку, повел в здание больницы.

Глава 40

Катя

Первые дни мы едва ли не круглосуточно дежурили в палате Андрея Константиновича, но не потому, что этого требовало его состояние, а потому что одиночество и бездействие отец Кирилла воспринимал как наказание.

Операция прошла отлично, хирург — мсье Бонне — был очень доволен результатами и тем, что удалось сделать за семь часов. Как выяснилось, он воспользовался ситуацией и решил совместить экстренное вмешательство с плановым, назначенным на январь, чтобы лишний раз не кромсать скальпелем любимого пациента. Именно поэтому Кириллу и маме пришлось так долго ждать.

Медсестра, отправленная хирургом, чтобы успокоить отчаявшихся родственников, ничего толком не смогла объяснить — Елена Михайловна ее не поняла, она не настолько хорошо знала французский и, к тому же, волновалась и паниковала. Поэтому часы ожидания превратились для них в настоящий ад…

Больше всего Андрею Константиновичу нравилось проводить время со мной. У нас нашлось столько тем для обсуждений — «Импульс», мсье Массон, французские нравы, местная кухня, Кирилл. О, да, о Кирилле мы говорили безостановочно, потому что и мне, и папе это доставляло огромное удовольствие. Андрей Константинович гордился сыном, а я с каждым днем испытывала к Кириллу все более яркие чувства…

Жерар привозил в кастрюльках диетические, но изысканно приготовленные супчики, с тончайшими специями. В первый день я кормила папулю с ложки, но вскоре он уже самостоятельно орудовал своим драгоценным талисманом.

— Железный мужик, — поделился со мной мсье Бонне. Сорокалетний хирург проявлял ко мне интерес и постоянно останавливал в коридоре клиники. — Никаких осложнений, все по плану. Даже неинтересно. Для его возраста восстанавливается на удивление быстро. Ах, ну еще бы! С такой-то очаровательной сиделкой!

Кристиан, узнав от Кирилла о состоянии отца, прислал в больницу огромную корзину цветов от имени концерна, а мсье Дефоссе даже собственноручно подписал открытку с пожеланием скорейшего выздоровления.

— Какое внимание, надо же, — довольно улыбнулся Андрей Константинович. Он был польщен. — А что это Массончик так суетится? Даже открыточку от Дефоссе организовал.

— Пап, мы ж для них очень выгодные партнеры, — усмехнулся Кирилл.

— Молодец, сынок, хорошо все с французами провернул. А Катюша помогла.

— Да, Катя очень помогла!

— Катя — прелесть! — хором воскликнули Андрей Константинович и Елена Михайловна и тут же рассмеялись.

Я смутилась, щеки сразу стали горячими.

— Прелесть. Чудесная девочка, — подтвердил Кирилл и, взяв мою руку, поцеловал пальцы. — С вмонтированным металлоискателем, да, пап? Серебряные ложки на раз-два находит.

— О, а вот это вообще бесценное качество!..

Кириллу надо было работать, поэтому он снял квартиру напротив клиники и устроил там мобильный офис. Он курсировал меж двух зданий, как челнок. Сыграв с отцом в шахматы в больнице, отправлялся в соседний дом, чтобы заняться делами. Несколько раз мы переночевали в этой квартире на большом раздвижном диване.

Что мы там устроили… Наше безнравственное поведение в апартаментах на авеню Марсо имело оправдание — нас измучила долгая разлука и пережитый совместно страх за отца. Чувства обострились до предела, мы сходили с ума от страсти, каждая минута близости превратилась в драгоценный подарок. А душа пела при мысли о том, что таких моментов полного единения у нас будет все больше, ведь впереди целая жизнь, которую мы собираемся провести вместе…

Через восемь дней врачи разрешили Андрею Константиновичу вставать… И началось! Мы отлавливали папаню на всех этажах здания и чуть ли не на крыше. Он всегда ловко испарялся из палаты — так проскальзывают сквозь пальцы маленькие рыбки в морской волне.

На третьем этаже папа тусовался с медсестрами, в ординаторской на втором — травил байки с анестезиологами, на четвертом — изучал снимки вместе с хирургами. Пытался просочиться с советами в операционную, а на чердаке, где монтировали кабель, сурово командовал рабочими-арабами. Неважно, что ни французского, ни арабского папуля не знал, везде он гармонично вписывался в коллектив и умело руководил.

— Завтра я его выписываю, — сказал мсье Бонне. — В клинике порядок он навел, всех проинструктировал, обязанности распределил. Значит, делать ему здесь уже нечего. Да и Новый год послезавтра, лучше встретить этот праздник дома. Так и переведите своим родственникам, моя прелестная русская мадемуазель.

Пальмы, море, солнце… Как поверить, что сейчас конец декабря, а значит, год вот-вот закончится? Год, наполненный для меня, с одной стороны, диким напряжением и переживаниями, а с другой стороны, волнующими открытиями, любовью и нежностью.

Тем не менее, праздник приближался. Чудесно, что Новый Год мы будем встречать все вместе — я, Кирилл и его родители.

Сдав беспокойного пациента Елене Михайловне, мы с Кириллом прогулялись по Английской набережной. Как хорошо идти, держась за руки, молчать, дышать морским воздухом… Справа — за стеной из раскидистых итальянских сосен с длинными иголками и круглыми кронами — виднелись белые фасады элегантных отелей и вилл, а слева от нас волновалось море, сохраняющее свой необыкновенный цвет даже в непогоду.

После недавнего дождя розовые плиты набережной и серая галька на пляже потемнели. Кактусы, агавы, пальмы и прочее тропическое буйство блестело зеленым глянцем. Прохладный воздух был насыщен влагой, о том, что скоро Новый год, напоминали только наряженные елки, припорошенные искусственным снегом, в гирляндах золотых и красных шаров.

Кирилл остановился. Я тут же с готовностью обняла его, обхватила руками за спину и уткнулась подбородком в грудь, задрав лицо. Подумала, что сейчас нас ждет очередной раунд поцелуев — мы начинали целоваться через каждые тридцать метров и становились от этого совершенно пьяными.


Но Кирилл меня не поцеловал. Вместо этого он опустился на одно колено и, достав из кармана бархатную коробочку, протянул ее мне. Я замерла, сжав ладони на груди… Успела подивиться собственной проницательности — и как это я догадалась, что внутри вовсе не комплект шин для моего служебного автомобиля?

Да, внутри коробочки, в уютном бархатном гнездышке лежало кольцо. Невероятно красивое! Ах!

— Катя, ты выйдешь за меня замуж? Я безумно тебя люблю и уже не представляю своей жизни без тебя. Ты самое лучшее, что случилось со мной… Ты удивительная, невероятная… Пожалуйста, выходи за меня!

Кирилл выглядел немного смущенным, он всматривался в мое лицо — так, словно сомневался в ответе. Но ответ нам обоим был хорошо известен.

Наше двухнедельное расставание пусть и доставило немало мучений, однако помогло понять, насколько мне дорог Кирилл, как много этот мужчина для меня значит. До разлуки мое чувство было словно необработанный алмаз, а сейчас оно превратилось в сияющий драгоценный камень с четкими гранями.

— Да, да, да! Конечно, я за тебя выйду! — прошептала я и склонилась к Кириллу, чтобы его поцеловать. А он тут же подхватил меня, поднял высоко вверх и начал кружить и приступе буйного ликования:

— Ура! Моя девочка согласилась!

На глаза навернулись слезы. Это был один из самых чудесных и радостных моментов жизни, и мне хотелось впитать и навечно сохранить в памяти каждый нюанс этого волшебного дня… Вот нежно-розовое солнце, окутанное дымкой недавнего дождя, и мокрые пальмы, и морские волны, рисующие узоры на широкой полосе пляжа… Как хочется любить и верить, что наша любовь всегда останется такой же волшебной и бескрайней, как это необыкновенное бирюзовое море.