Не кольнуло. Дженива Смит может выходить за своего расточительного, непутевого маркиза, особенно если брак с ним означает близкое общение с его мрачным домом и его озлобленной бабкой. Единственное, о чем она жалела, что не осознала этого раньше. Белый, чистый снег придавал неизъяснимую красоту окружающему пейзажу, но холод пронизывал, поэтому Дамарис немедля села в карету. Слуга поставил ее дорожную сумку у ног и закрыл дверцу. Пара осталась снаружи, воркуя. Дамарис вынула руки из муфты и стянула перчатки. В карете было довольно тепло. Поэтому она сняла манто.

Накидка у Дженивы была по цвету почти такой же, как у нее, но из ткани, а не из бархата. И обшита кроликом, а не дорогой шиншиллой. Конечно, радоваться этому мелочно, но она пока еще не переборола таких мыслей. Чтобы избежать их, Дамарис стала разглядывать карету. В ней было тепло и удобно, как в уютной гостиной. Источник тепла — слой горячих кирпичей — она обнаружила на полу под ковром.

Мягкие сиденья были обиты камчатной тканью, занавески из того же материала подвязаны декоративными шнурами. В позолоченных подсвечниках, прикрытых стеклянными колпаками, стояли свечи. Нет, она не понимала роскоши, которую позволял себе обедневший маркиз.

Девушка обнаружила неглубокие шкафчики, встроенные в стены кареты, где хранились напитки, а также карты, фишки, шахматные доски и фигуры, шашки и триктрак, доска для игры в криббидж и экземпляр правил карточных игр мистера Хойла.

Она решила, что займется изучением виста во время путешествия, и взяла книгу. Однако успела прочесть только часть вступления, когда дверца открылась, и Дженива забралась внутрь. Она коротко улыбнулась Дамарис, но потом снова повернулась к маркизу, который стоял снаружи, держа дверь открытой. Дамарис собралась уже было возразить, когда он закрыл дверцу и пошел садиться на лошадь.

Мисс Смит, зачарованная, наблюдала, как он усаживается в седло и его грум расправляет попону на лошадином крупе. Хорошо, что слуга сделал это за него, ибо мысли маркиза явно были все еще с мисс Смит. Дамарис надеялась, что его конь знает дорогу домой.

Уксус и мед, напомнила она себе и отвернулась, посмотрев в окошко, которое было обращено к дому. Там стояли лорд Родгар и леди Аррадейл, одетые в манто и перчатки. Сидящий в седле Фитцроджер не взирал на нее с восторгом. Слава Богу, он не лишен здравого смысла.

Путешественники могли не бояться разбойников. Помимо Эшарта и Фитцроджера, четыре всадника сидели в седлах, готовые двинуться в путь, и мужчины на козлах тоже были вооружены. Возможно, ей и не обязательно было оставлять здесь свои драгоценности, но в Чейнингсе рубины и изумруды ей не понадобятся, а когда лорд Родгар поедет в Лондон, у него будет не менее солидная охрана.

Кучер щелкнул кнутом, и Дамарис помахала на прощание своему новому опекуну. Подумать только, что еще вчера она убегала отсюда, уверенная, что ее жизнь разрушена.

Дом и его владельцы пропали из виду, но Фитцроджер все время держался чуть впереди ее окошка, такой же великолепный верхом на лошади, как и со шпагой. Он взглянул искоса, поймал ее взгляд и улыбнулся. Она знала, что не должна, но все равно улыбнулась в ответ:

— Как здесь восхитительно тепло.

Дамарис повернулась и увидела, что Дженива Смит тоже отложила в сторону свою муфту, стянула перчатки и сняла манто.

— Просто роскошно, — согласилась Дамарис.

— Я приехала в Родгар-Эбби в другой карете и уверяю вас, что эта ей и в подметки не годится. — Красивые голубые глаза мисс Смит замерцали. — Сомнительные нимфы, нарисованные на потолке, повсюду позолоченная резьба, и набивка сидений мягкая, как подушка.

— Я удивлена, что лорд Эшарт может себе это позволить. — Дамарис поморщилась, жалея, что не может забрать это замечание назад.

— Карету заказал его отец. Эшарт никогда ею не пользуется. Он предпочитает ездить в седле. Мне тоже нравится простая жизнь.

— Трудно поверить, что вы предпочитаете бедность.

— Вы сочтете меня глупой, но, по мне, лучше бы Эшарт был простым человеком!

Дамарис заколебалась, но затем честно сказала:— Да, ибо как он может быть им? Я имею в виду, вы же любите его таким, какой он есть и кто он есть. Если б он был простым человеком, то это был бы уже не он.

— Бог мой, вы правы. — Мисс Смит казалась потрясенной. Тем, что Дамарис Миддлтон могла сказать что-то проницательное? — В сущности, я знаю, что это так. Моя мама предупреждала меня никогда не выходить замуж за мужчину в надежде изменить его.

— Ну а моя матушка была более циничной. Она советовала никогда не верить слову мужчину, сказанному, когда он старается заташить тебя к алтарю. Или в постель.

— Она была мудрой женщиной, — заметила мисс Смит.

— Едва ли. Она вышла за моего отца.

— Он был жесток с ней?

Дамарис не хотелось говорить об этом, но она не знала, как уклониться от ответа.

— Только своим отсутствием.

— А-а... Как я слышала, он проводил большую часть времени на Востоке, наживая богатство. Как печально, что ваша мама не могла путешествовать вместе с ним.

Дамарис не была уверена, что у нее когда-либо был такой выбор, но сказала:

— Она была привязана к Уорксопу.

Мисс Смит ничего не ответила, но Дамарис и сама услышала, какой мрачной эпитафией это прозвучало. Ей придется сказать больше.

— Отец основал свое состояние на скромном мамином приданом. Она ожидала, что он вернется к ней, когда разбогатеет. Но он наносил лишь редкие и очень короткие визиты. Это разбило ей сердце.

— Должно быть, это было тяжело и для вас. Сочувствие задело Дамарис за живое.

— Хороший урок того, как тебя могут обмануть.

— Эшарт не обманывал вас.

— Он хладнокровно планировал жениться на мне ради денег.

— Как и вы собирались выйти за него ради титула. Дамарис резко втянула воздух. Но ведь это же правда. — Ладно, — сказала она. — Я была такой же расчетливой, как и он, и для нас обоих лучше, что мы избежали этого. — Самое время поставить в этом деле точку. — Я должна извиниться перед вами, мисс Смит. В последние дни я порой вела себя не лучшим образом.

Дженива Смит заморгала, затем схватила руку Дамарис:

— О нет, вас бесчестно ввели в заблуждение. Мне так жаль. Дамарис не знала, как реагировать на ее слова.

— Тогда, возможно, мы могли бы заключить мир. Мисс Смит стиснула ее руку.

— Если так, то прошу тебя, пожалуйста, называй меня Дженивой.

— Конечно. Как мило! — Дамарис улыбнулась. — Но только если ты будешь называть меня Дамарис.

— С удовольствием. Такое красивое имя. Дамарис высвободила руку.

— В переводе с греческого означает «телка». — Она тут же пожалела о своей резкости и, чтобы замять неловкость, отвернулась к окну.

— А... — заметила Дженива Смит. — Ты хочешь Фитцроджера.

Дамарис резко повернулась:

— Разумеется, нет!

— Почему? Он такой очаровашка. Ему нужно только какое-нибудь занятие. Он из тех, кто справляется со всем, за что бы ни взялся.

Упоминание о занятии напомнило Дамарис о том, что она должна вознаградить его. Сделав это, она избавится оттого воздействия, которое он на нее оказывает. Ей пришло в голову, что Дженива может знать о нем больше, чем она, и эта поездка дает возможность расспросить ее.

— Должно быть, у него есть семья, которая поможет ему устроиться, — закинула она пробный шар.

— Он, похоже, давно отдалился от них. Но это уважаемая семья. Кажется, из Херефордшира. И титул. Да. Виконт Лайден.

Виконт! Дамарис надеялась, что потрясение не отразилось у нее на лице. Она же пошутила, что выйдет за него, только если он виконт. — Его старший брат — носитель титула, — продолжала Дженива.

— Самый старший, полагаю. Октавиус означает восьмой ребенок.

Дженива задумалась:

— Да, едва ли он унаследует титул. Это такое непреодолимое препятствие?

Дамарис пожала плечами:

— Глупо выходить за человека скромного положения, когда мир полон прекрасных перспектив.

— Значит, Эшарт — глупец. У меня ничего нет.

— Он ценит твое обаяние и красоту. — Дамарис не хотела, чтобы это прозвучало язвительно, но боялась, что вышло именно так.

Дженива вскинула голову:

— Если лорд способен жениться ради обаяния и красоты, почему леди не может сделать то же самое? Особенно если она богата.

— Возможно, женщины более благоразумны. Красота и даже обаяние померкнут, а титул и положение останутся навсегда.

— И много ли счастья это принесло вдове, леди Эшарт?

Дамарис открыла рот от изумления. Когда она присовокупила это к словам Родгара о графе Феррерсе, все ее планы грозили рухнуть. Она отвернулась, но ее глазам вновь предстало соблазнительное зрелище Фитцроджера.

Она может его купить. Это правда. Разве он сам так не сказал?

— Более того, — пробормотала она, — почему женщины не могут поступать, как мужчины, и иметь супруга для одних целей и любовников для всего остального?

— Дамарис!

Она обернулась, довольная, что сумела шокировать даже такую искушенную в житейских делах девушку, как Дженива. Ту, которая плавала по морям и даже, говорят, сражалась с пиратами.

— Однако мы не можем, не так ли? Как не станем морскими героями и не отправимся на Восток за богатством и приключениями. — Ты храбрая. — В глазах Дженивы светилось восхищение.

— Это было бы неплохо, но боюсь, не принесет ничего, кроме печали. Ты играешь в криббидж?

Дженива кивнула, и они начали играть. Их умения оказались приблизительно одинаковыми, поэтому игра требовала сосредоточенности. К тому времени, когда путешественники остановились для первой смены лошадей, Дамарис даже было весело.

Она призналась себе, что ей начинает нравиться ее спутница. Дженива была приятной и обладала поразительным чувством юмора. Да и какая польза в том, чтобы обижаться и дуться?

Большую часть пути снег не представлял проблемы, но местами заносы затрудняли езду. Конечно, верховые предупреждали о сложностях, и они устранялись, но все это сильно замедляло движение.

По чистым дорогам они могли надеяться добраться в Чейнингс к двум часам и там пообедать, а так они остановились на обед в «Королевской голове» в Першеме. Все для них уже было готово. Дамарис воспользовалась ночным горшком за ширмой в спальне, а затем вышла в уютную гостиную, предназначенную для важных персон, где уже был подан обед. Там были только вдова и леди Талия. Нетрудно было угадать, почему Эшарт с Дженивой задерживаются, но где же Фитцроджер? О нет, она не будет постоянно обращать внимание на то, присутствует ли он. Старые леди уже приступили к супу. Она присоединилась к ним.

— Где же эти глупые создания? — вопросила леди Талия. — Питаются любовью, полагаю. Ах, я помню те дни!

Вдова подняла глаза:

— Твой возлюбленный умер.

Дамарис увидела потрясенное лицо бедной леди Талии и едва сдержала протестующий возглас. Она ринулась спасать ситуацию.

— Суп из бычьих хвостов такой питательный! И живительный после стольких часов в дороге.

Но отвлечь леди Талию не удалось. — Мой дорогой Ричард умер не от голода, София, а от сабельной раны. — Она вытащила кружевной платочек и приложила к глазам.

— Разве такая романтическая натура, как ты, не верила в то, что любовь защитит его?

— Нет, как я могла? — Искреннее или напускное, непонимание леди Талии было отличным ответом. — Сколько любимых умирают на войне! Или иным образом. Четверо твоих детей умерли, София, и я уверена, что ты любила их не меньше, чем я своего Ричарда.

Вдова побелела.

— Материнская любовь — совсем другое дело, Талия, чего тебе никогда не понять.

— Нет, увы, но так много детей умирает. Господь так несправедлив, заставляя мать любить ущербное дитя, ты не считаешь?

Охваченная ужасом, Дамарис снова вклинилась:

— Пути Господни выше человеческого понимания. Вдова повернулась к ней:

— Не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются, девочка. Ты отказалась от моей семьи. Так тому и быть.

Благодарение Богу, что в этот момент вошли Эшарт и Дженива, а за ними и Фитцроджер. Эшарт улыбался, но, кажется, почувствовал атмосферу.

— Суп пахнет восхитительно, — сказал он, усаживая Джениву, которая бросила на Дамарис взгляд широко открытых глаз.

Леди Талия принялась болтать о супе, быках и, по какой-то невидимой связи, о платье, которое она надевала ко двору сорок лет назад. Сейчас она казалась просто глупой болтливой старушкой, но тот момент обнаженных клинков не был иллюзией. Леди Талия Трейс не так проста, как полагала Дамарис. Это навело ее на раздумья, как много людей вовсе не те, какими кажутся. Фитцроджер, например. И даже вдова. Бедная женщина потеряла многих, возможно, даже всех своих детей, так что, может, у нее и была причина ожесточиться. Девушка твердо решила попытаться быть с ней помягче.

Фитцроджер сел рядом с ней и налил себе супу.

— Надеюсь, вы не находите путешествие слишком медленным.