Грэм закрыл глаза. Она вошла в его кровь и кости. Какое имеет значение то, что следы ее присутствия появляются повсюду?

— Она добавила бант.

— Ах. — Феба уселась на низкий стульчик рядом с его коленом.

— Грэм, я знаю тебя не слишком долго. И Сэди я знаю не намного дольше. И все же, мне кажется, что она по-настоящему любит тебя. — Феба вздохнула. — Она так печальна.

Сэди в Брук-Хаусе. Ну, конечно же.

Целая и невредимая.

Его это не беспокоит. Ни в малейшей степени. Тем не менее, что-то глубоко внутри прекратило беспокойно кружиться и устало улеглось, чтобы вместо этого начать скорбеть.

Глупая верная собака. Глупое верное сердце.

Грэм откинул голову на спинку кресла.

— Феба, какое значение имеет тот факт, что она любит меня? Я даже не знаю эту женщину.

— Грэм, если ты не прекратишь невыразительно бубнить, то я пролью этот вонючий чай тебе на колени.

Грэм даже не открыл глаза.

— О, замечательно. Дейдре вернулась.

Неужели ты еще не опротивел сам себе? На самом деле так оно и было. Герцог открыл глаза.

— Думаю, что к настоящему моменту ты должен в значительной степени опротиветь сам себе, — заметила Феба.

— А я уверена, что это так, — согласилась Дейдре.

Тем не менее, его ноющее сердце вскипело.

— Она погубила меня! — В финансовом смысле, конечно же, а не в других. За исключением того, что на самом деле она погубила его и там тоже.

Феба грозно глянула на него.

— Софи сделала это только для тебя, Грэм!

— Она солгала!

Дейдре фыркнула.

— Единственная ложь. Одна крохотная, маленькая ложь. Несомненно, ты лгал кому-то и когда-то, не так ли, Грэм?

— Но…

Феба вмешалась в спор.

— Она была совсем одна!

Эти слова ударили его. Он знал, что значит быть одному.

Феба продолжала.

— Ты возвел ее на пьедестал. Это несправедливо. Рано или поздно она должна была совершить оплошность и упасть. Она всего лишь человек.

Грэм не думал о ней, как о человеке. Он считал ее кем-то… каким-то кумиром — символом правды, благопристойности и все такое — Господи, ему стало тошно от своих собственных кружащихся мыслей.

Было легко обвинять Сэди во всем, но неприятности в Иденкорте начались задолго до того, как она родилась, и продлятся они еще довольно долго. Даже с неким ошеломляющим притоком денежных средств поместье невозможно было вылечить чудесным образом. Это была бы трудная, упорная, постепенная работа — и в чем Грэму не хотелось сознаваться, работа, с которой он мог и не справиться.

Он думал, что ему будут нужны деньги Лайлы — но это был выбор прежнего Грэма, надеющегося, что кто-то уберет с его пути все трудные препятствия. Он поднял голову от своих рук и посмотрел на Дейдре и Фебу.

Сэди Уэстморленд лгала и им тоже. Она обманула их и сделала из них дурочек, и даже пыталась похитить их наследство!

Черт, она пыталась преподнести ему его наследие, завернутое и перевязанное, с красивым розовым бантиком.

Все, что она украла у него — это его сердце.

Но опять же, он ведь отдал ей его добровольно, не так ли?

Дейдре внимательно смотрела на него.

— Лемонтёр сказал нам, что у тебя был шанс отказаться от бракосочетания. Ты по-настоящему спрашивал себя, почему ты этого не сделал?

Грэм пригладил рукой волосы.

— Я не мог погубить ее.

Феба улыбнулась ему.

— Но ты можешь погубить себя?

Удовлетворенная улыбка Дейдре заставила бы устыдиться хорошо откормленную кошку.

— Мне кажется, что это любовь.

Любовь.

— Ад и все дьяволы! — Грэм резко поднялся. — Я забыл! Эта женщина, Блейк, заявила мне, что собирается выдвинуть обвинения!


Озлобленная, мстительная миссис Блейк поселилась в доме на Примроуз-стрит. Тесса, выигравшая битву за то, чтобы спасти наследство Дейдре, любезно позволила ей это сделать, а затем в течение часа упаковала свои вещи и переехала к своему новому любовнику.

Когда кто-то был еще более ядовитым, чем Тесса, то с этим человеком невозможно было ужиться.

Грэм, Феба и Дейдре одновременно поднялись по ступеням дома. Когда безалаберный дворецкий Тессы наконец-то ответил на стук дверного молотка, то обнаружил себя лицом к лицу с тремя энергичными ангелами возмездия.

Дейдре ошеломила его сияющей улыбкой, которая не коснулась ее пылающих яростью глаз.

— Добрый день, Хэррик. Мы пришли по семейному делу.

Глава 32

В гостиной дома на Примроуз-стрит Грэм, Феба и Дейдре окружили натянуто вздрагивающую миссис Блейк.

— Вы сказали, что она была служанкой? — Феба просто источала терпеливую безжалостность. — И все же вы никогда не платили ей, это верно?

— Я дала ей дом, разве нет? Обращалась с ней, как с членом своей семьи! Не было необходимости к тому же и платить ей! Те деньги были адресованы моей дочери! А она украла их! Эта неблагодарная, злобная…

— Вашей дочери? — медленно проговорил Грэм, удерживая взгляды Фебы и Дейдре и со значением приподняв брови.

Глаза Фебы расширились, но Дейдре немедленно подхватила идею.

— Да, — согласилась она с миссис Блейк, кивая в знак симпатии. — Вашей дочери, Софи.

Миссис Блейк немедленно наклонилась вперед к единственному источнику сочувствия в комнате.

— Да, моей милой крошке, моей драгоценной…

— Дочери. — Уголки губ Фебы начали приподниматься. — Вашей дочери.

Миссис Блейк начала догадываться, что что-то неладно, что ее аудитория продолжает снова и снова повторять одну и ту же фразу.

— Да, — едко произнесла она. — Моей дочери Софи. И что из этого?

Грэм опустил взгляд вниз на свои сложенные руки.

— После того, как вы потеряли свою дочь, вы привезли С… мисс Уэстморленд к себе в дом, верно?

Сейчас взгляд женщины стал по-настоящему настороженным.

— Да. Я так скучала по моей Софи, что когда она покинула меня, моя экономка привезла девочку-сироту, чтобы составить мне компанию. Она заявила, что выбрала ее потому, что девочка была похожа на мою дорогую крошку — хотя я никогда не видела сходства…

Насколько Грэм мог судить по наружности женщины и по миниатюре, которую она драматически прижимала к своей груди, Софи… э-э, Сэди выглядела настолько похожей на мать с дочерью, словно естественным образом родилась в этой семье. Слишком рыжие волосы, чтобы быть настоящей блондинкой, глаза определенного серого цвета, словно штормовое облако, и нос Пикерингов во всей его красе. Он заметил, что Феба и Дейдре пришли к такому же заключению. Миссис Блейк намеревалась выдать сироту за свою собственную дочь, чтобы выиграть состояние Пикеринга!

— Хмм, — улыбка Дейдре стала чуть более яркой. — Как это называется, когда кто-то берет девочку из сиротского приюта и дает ей дом? — Она щелкнула пальцами в воздухе. — Грэм, помоги мне. Что это за слово?

Грэм улыбнулся.

— Полагаю, что слово, о котором ты думаешь, это «усыновление».

Улыбкой Дейдре стала напоминать насытившуюся кошку.

— Да, именно это слово. В точности. — Она практически мурлыкала, пока наблюдала за миссис Блейк прищуренными глазами.

Феба последовала ее примеру.

— Как вы сами сказали, деньги были предназначены для вашей дочери. Разве усыновление не делает Сэди Уэстморленд вашей дочерью — и таким образом законной правнучкой сэра Хэмиша Пикеринга?

Женщина прищурила глаза.

— Я уверена, что не знаю, что вы имеете в виду.

Феба с улыбкой склонила голову набок.

— Думаю, что я знаю кое-кого, кто сможет объяснить это вам.

Мистер Стикли по прибытии был сопровожден в знакомую гостиную и оказался лицом к лицу со странной и неожиданной сценой: герцог Иденкорт, маркиза Брукхейвен и леди Марбрук стояли позади кресла, словно прекрасный надзиратель и два его прелестных стражника. В кресле находилась смягченная и тревожная версия ужасной женщины, которая испортила замечательную свадьбу мисс Блейк.

За исключением того, что она не мисс Блейк, не так ли?

— О Боже, — выпалил Стикли. — Какая неприятная ситуация.

Он в недоумении заморгал, когда троица, стоящая позади кресла, разразилась непринужденным смехом.

Однако, как только ему объяснили суть дела, Стикли тут же оказался в своей стихии.

— В порядке наследования имущества приемный сын не может рассматриваться как законный наследник, — объяснил он. — Но приемная дочь вполне может унаследовать по обычному завещанию, при условии, что упомянутое завещание не оговаривает особых условий для кровных родственников.

Поверенный испуганно уставился на маркизу.

— Вы обеспокоены тем, что мисс Блейк… э-э, герцогине Иденкорт будет позволено унаследовать в обход вас?

— Ни в малейшей степени. Я надеюсь, что ей это удастся. — Маркиза улыбнулась, глядя на него, ее глаза заблестели от мгновенной нежности к нему. Она — настоящая красавица, не так ли? Эти золотистые волосы… эти потрясающие глаза…

Герцог щелкнул пальцами перед лицом Стикли.

— Уменьши свое сияние, Ди. Парень не привык к этому.

Стикли откашлялся и потеребил шейный платок.

— Э-э… да. Что ж. Извините меня… что?

Леди Марбрук положила ладонь на руку Стикли.

— Сэр, мы хотим, чтобы герцогиня унаследовала состояние Пикеринга.

— Она заслуживает этого, — решительно подтвердила маркиза. — Мне оно не нужно.

Леди Марбрук улыбнулась.

— Как и мне.

Герцог кивнул.

— Но самое важное то, что нам нужно получить гарантию от миссис Блейк в том, что она не будет выдвигать обвинения в воровстве денег, предназначенных ее дочери.

Стикли фыркнул. Это было верное утверждение, потому что даже герцогиню можно было обвинить в преступлении.

— Миссис Блейк должна была немедленно проинформировать нас о смерти своей дочери. — Затем он смягчился. — Или как только она нашла бы в себе для этого силы, поглощенная своим горем.

Маркиза пробормотала что-то вроде «что означает никогда», но такого не могло быть, потому что маркиза представляла собой образец благопристойной леди.

Миссис Блейк заворчала.

— Я должна делать то, что должна. Никто не станет красть у меня, тем более тощая сирота!

Стикли обменялся обеспокоенными взглядами с герцогом и двумя его прелестными компаньонками. Вся договоренность не сработает, если эта женщина не прекратит свою вендетту и не подтвердит, что герцогиня — ее законная дочь.


Когда Сэди проснулась в своей комнате в Брук-Хаусе, то новая горничная Дейдре, та, которую она брала с собой в поездку, чистила ее вчерашнее розовое платье.

Ее подвенечное платье, если быть абсолютно точным. Она выбрала его потому, что существовал единственный бледный оттенок розового цвета, который могут носить даже девушки с рыжеватыми волосами. Сэди ощущала себя в нем прекрасной, женственной и желанной.

Казалось, что все это произошло давным-давно.

Новая горничная, Джейн, улыбнулась Сэди, когда увидела, что ее глаза открыты.

— Доброе утро, ваша светлость. Не хотите ли чая? Должна ли я попросить, чтобы завтрак был сервирован здесь?

Сэди заморгала. Ваша светлость. Она поразмыслила над тем, как много времени уйдет на то, чтобы привыкнуть к этому титулу?

Завтрак был принесен и съеден. Сэди надела утреннее платье из льдисто-зеленого шелка и побрела вниз. Она не имела ни малейшего понятия, что делать с собой. Должна ли она отправиться обратно в Иденкорт сама по себе, чтобы помочь арендаторам? Должна ли она ждать здесь, когда Грэм пошлет за ней — что может не произойти никогда? Или ей стоит запрыгнуть на ближайший корабль, отплывающий из порта, и быть герцогиней Иденкорт в Америке, где она произведет на всех должное впечатление и сможет обедать за счет своего титула каждый вечер до конца жизни, не платя ни гроша?

Из всех этих вариантов больше всего она стремилась назад в Иденкорт. Не только потому, что Мойре и ее детям нужна была помощь, но еще и потому, что в единственные день и ночь, которые она провела в Иденкорте, она настолько ощущала себя дома, как никогда прежде.

Большинство женщин не боятся, что их мужья вышвырнут их на улицу, когда обнаружат их «дома».

Сэди праздно слонялась по парадной гостиной, когда услышала стук дверного молотка. Моментом позже Фортескью вошел в комнату.

— Леди Тесса и мистер Сомерс Бут-Джеймисон, ваша светлость.

— В самом деле? — нахмурилась Сэди. — Как… странно.

— Дорогая! — Тесса вплыла в комнату и одарила Сэди тетушкиным поцелуем в щеку. Так как для нее это был первый поцелуй такого рода, то Сэди можно было извинить за то, что она слегка пригнулась, так, что поцелуй пришелся на ее ухо. Однако для мистера Бут-Джеймисона у нее нашлась искренняя улыбка.