Эпилог

Грэм прошел через парадную дверь Иденкорта, не имея необходимости прикасаться к замку своей собственной аристократической рукой. Конечно же, это стало возможным потому, что двери были сняты с петель и увезены плотником для какого-то очень необходимого ремонта. Они должны были вернуться через день или два. Теперь, когда прибыло больше рабочих, ремонт дома начнет продвигаться быстрее.

Грэм надеялся на это. Он пообещал Сэди, что двери вернутся на место перед первым снегопадом.

— Окна! — Она взмахнула в его сторону жесткой щеткой. — Не забудь нанять стекольщика! У нас слишком много разбитых окон!

Это была идея Сэди нанять мистера Стикли для генеральной организации и ремонта главного дома, и парень направил свои рьяные усилия на то, чтобы тратить состояние Пикеринга почти так же быстро, как он накапливал его.

— Я обеспечил первоисточник, — заверил он Грэма. Еще были так же произнесены и другие слова, как, например, «амортизация» и «проценты», поэтому, когда глаза Грэма начали стекленеть, он просто махнул рукой, чтобы бывший поверенный продолжал свое занятие.

— Отличная демонстрация, старик.

Стикли засиял.

— Это стоит того, ваша светлость. Я надеюсь, что когда-нибудь побываю здесь, у вас в гостях.

Грэм уставился на него с раскрытым ртом.

— Как будто мы когда-нибудь позволим тебе уехать!

У маленького человечка положительно заблестели глаза. Грэм со своей стороны не мог дождаться, когда спустит Стикли с цепи на остальную часть поместья!

Тем не менее, в настоящий момент поместье выглядело еще хуже, чем прежде. То, что провисло, было сорвано. То, что было сломано — заколотили досками. То, что можно было починить — увезли, оставив повсюду огромные зияющие дыры и мусор.

Им пришлось самостоятельно сражаться со всем этим беспорядком. Грэм радушно пригласил Брукхейвена и Марбрука помочь. Они с сожалением отказались. В это время умер старый герцог Брукмур, а Колдер и Дейдре взяли Мэгги и ее котенка, Фортескью-младшего, и отправились в путь, чтобы поселиться в Брукмуре. Рейф и Феба немедленно направились в Брукхейвен, сгорая от нетерпения сделать его своим домом, сохраняя поместье для первого сына, который родится у Колдера и Дейдре.

Дейдре призналась, что она уже ожидает прибавления. Феба продемонстрировала прежде незамеченную у нее состязательную черту, немедленно оказавшись в таком же положении.

Сэди счастливо улыбнулась, радуясь за них обеих, а затем утащила Грэма домой, чтобы тоже немного попрактиковаться в этом деле. Грэм покорно дал ей все, что она желала. А затем еще немного.

Сейчас, стоя в вестибюле, Грэм закашлялся от облака пыльной штукатурки. Муж Мойры, Джон, весело встряхивал брезент с балкончика наверху.

— Простите, ваша светлость!

Ох уж эти радости возвращения домой. Грэм поднялся по лестнице, избегая ловушек там, где крошащиеся мраморные плиты были сорваны и ожидали нового заказа, который слишком запаздывал.

Сэди не было ни в кухнях, ни в саду, ни даже в конюшнях. Грэм хохотнул при этой мысли. Сэди заявила, что ей не нужно учиться ездить верхом, потому что она никогда не заберется на еще одну лошадь до конца своей жизни. И все же она всегда появлялась в конюшнях, тайком скармливая сахар крепким пони, которые в настоящее время обеспечивали большую часть перевозок.

С вершины лестницы Грэм посмотрел вниз на свои владения. Удивительно, как мало воспоминаний осталось от его старой жизни. После ритуального костра, очистившего комнаты от каждого заплесневелого, высохшего охотничьего трофея, кажется, что все меньше и меньше жестокости старого герцога оставалось в этих просторных коридорах.

Вместо этого Грэм ощущал присутствие своей матери, словно благословление. Была ли она здесь? Он на самом деле не верил в это. Возможно, дело было всего лишь в том, что он ощущал присутствие женского прикосновения. Каждый проект, на который обращала внимание Сэди, достигал исключительных результатов, словно дом и поместье стремились к тому, чтобы о них заботились, лелеяли, любили…

Разве не все мы стремимся к этому?

Наконец, отчаявшись, Грэм запрокинул голову назад и проревел ее имя громче грохота молотков, шума пил и всеобщего беспорядка.

— Сэди!

— Я здесь, Грэй!

Он последовал за звуком ее чувственного голоса в спальню старого герцога. Она стояла на коленях у камина, вычищая многолетний запас пепла из-за решетки. Его жена выглядела переутомленной, истощенной, неряшливой и грязной, и в высшей степени, совершенно счастливой.

— Сэди, ты не должна делать это сама! Ты станешь грязной!

Она повернула голову, чтобы посмотреть на него через плечо, а затем засмеялась.

— Посмотри на себя!

Грэм опустил взгляд, перебирая свою одежду рабочего, покрытую дегтем.

— Я инструктировал рабочих, ремонтировавших крыши на северных коттеджах, — объяснил он. — Мне пришлось запачкаться.

Она уселась на пятки.

— Хмм. Тебе это понравилось. Словно мальчику в грязи.

— Это я, я — грязный мальчишка! — Герцог бросил на нее плотоядный взгляд.

Сэди ответила ему не менее плотоядным взглядом.

— Хочешь понаблюдать за тем, как я позже буду принимать ванну, грязный мальчишка?

Он сглотнул. С трудом.

— Ух. — Он откашлялся. — Да, пожалуй. — Затем он вспомнил, зачем поднялся наверх.

— Время твоего урока верховой езды.

Она закатила глаза.

— Лошади очень полезны. Они могут тянуть экипажи и все остальное. Я слышала, что некоторые люди даже едят их. Не думаю, что необходимо обременять их еще и верховой ездой.

Грэм встал на колени перед ней.

— Обещаю, на них очень приятно ездить. Тебе не нужно бояться.

Сэди фыркнула, издав звук, который на самом деле очень напоминал лошадь.

— Я не боюсь. Как я могу бояться чего-то, что в три раза больше меня и имеет гигантские зубы и железные подковы…

— Да, я признаю, что они выглядят на самом деле устрашающе, когда атакуют эти беззащитные цветы, и я содрогаюсь от мысли, через что проходит охапка сена…

Грязная угольная щетка ударила его в грудь, но она рассмеялась.

— О, ну хорошо! Я отправлюсь на свой урок верховой езды, как только закончу здесь.

Он пренебрежительно огляделся вокруг.

— Что же такого важного в комнате моего отца?

Сэди склонила голову набок.

— Это не комната твоего отца, идиот. Это твоя комната.

Герцог протянул длинную руку и привлек жену к себе на колени.

— Наша комната, — прорычал он ей на ухо. — Если ты проведешь со мной все до единой ночи до конца нашей жизни, то я буду спать, где бы ты не захотела.

Она рассмеялась, когда его небритая щека защекотала ее лицо, но посерьезнела, когда подняла на него взгляд.

— Я люблю тебя, Грэм. Я любила тебя еще до того, как ты стал герцогом.

Он улыбнулся ей и одним пальцем потер пятно от сажи на ее щеке. От этого сажа расползлась еще больше.

— Я люблю тебя, Сэди, моя жена. Я любил тебя до того, как ты стала одной из самых богатых женщин в Англии. Я также любил тебя до того, как ты сделалась самой красивой женщиной в Англии. Я совершенно уверен, что любил тебя перед тем, как ты превратилась в самую безумную женщину в Англии, но это всего лишь минимальное преимущество.

Тогда она улыбнулась, одарив только его теперь знаменитой сверкающей улыбкой. Именно так, как он любил. Грэм поцеловал ее, хотя они оба и были грязными, используя губы и руки для того, чтобы заставить Сэди задыхаться.

Они занимались любовью в золе, герцог и герцогиня в своей счастливой жизни, которую они создали для себя сами.