«Никто не осмелится прошептать даже слово против тебя», — заверил ее Лемонтёр. — «Благодаря моим возможностям для преображения и богатству, а также непоколебимому положению Брукхейвена, ни одна душа в Лондоне не станет сомневаться в тебе».

Грандиозные слова. Софи, потому что она была пока все еще Софи, а не обещанная София, собиралась пересмотреть свой взгляд на слова «большое спасибо». В прошлом никто не колебался перед тем, как оскорбить ее. У нее были трудности с тем, чтобы поверить, что любые будущие перемены будут иметь столь драматические последствия.

Фортескью встретил ее в вестибюле, при этом он выглядел странно раскрасневшимся для такого образца достоинства и сдержанности. Ее неожиданный визит, должно быть, расстроил его больше, чем она полагала.

Позади него Софи заметила горничную Дейдре, Патрицию.

Она заморгала от удивления.

— Ее сиятельство уже вернулась домой?

Патриция улыбнулась и покачала головой.

— Нет, мисс. Я осталась здесь, чтобы присматривать за леди…

— Софиии!

К счастью, Софи подготовилась к удару, потому что леди Маргарет бежала очень быстро, а скользкий мраморный пол вестибюля не позволял затормозить. После того, как Софи обрела возможность дышать и выпуталась из клубка острых коленок и локтей, она поставила Мэгги на ноги и с притворной серьезностью уставилась на нее.

— Орешек, разве ты не знаешь учения о трении и импульсе?

Мэгги усмехнулась ей.

— Несомненно. Когда я бегу в одних чулках, то могу скользить от черной лестницы до парадной двери, если Грэм будет здесь, чтобы подтолкнуть меня.

Упоминание Грэма отняло у Софи часть удовольствия от встречи со своей новой маленькой кузиной, но она выше подняла подбородок и невозмутимо взглянула на дворецкого, одного из немногих мужчин, присутствие которого она хорошо переносила.

— Я приехала, чтобы остаться, Фортескью.

Фортескью, кажется, также пришел в себя.

— Конечно же, мисс, добро пожаловать. Как долго вы пробудете с нами?

Так долго, сколько потребуется. Девушка уклончиво улыбнулась.

— Не могу сказать. Просто я ощутила, что мне нужны перемены.

Искра насмешливой симпатии сверкнула в глазах Фортескью.

— А как поживает леди Тесса?

Софи с сожалением покачала головой.

— Боюсь, что ее ждет сюрприз, если она когда-нибудь потрудится заметить, что я сбежала.

Фортескью не ответил, но его оживленные приказы слугам относительно ее багажа сделали очевидным то, что он приветствует девушку в этом доме. Когда дворецкий пошел прочь, Софи улыбнулась Патриции.

— Я очень рада, что ты здесь. Если ты не возражаешь, то мне понадобится твоя помощь.

Патриция склонила голову.

— Я буду счастлива, мисс, но вы никогда раньше не позволяли мне заниматься вашими волосами.

Софи опустила взгляд на свои руки, затянутые в перчатки.

— Все меняется.

Патриция вздохнула.

— И правда, мисс.

Софи подняла глаза, чтобы увидеть, как взгляд хорошенькой горничной следует за слугами-мужчинами, поднимающимися по лестнице. Неужели Патриция заинтересовалась одним из красивых молодых лакеев? Если это так, то Дейдре, вероятно, не станет стоять на ее пути, так, как это сделали бы большинство хозяек.

Счастливая девушка — романтические отношения без преград.

Однако зависть еще никому не была к лицу. Софи приехала сюда, чтобы добиться кое-чего, и у нее не было времени на сожаления о том, что могло бы быть.

Мэгги потянула ее за рукав.

— Софи, папа и Ди сейчас в Брукмуре, навещают двоюродного дедушку. Я не могла поехать. Я не слишком спокойный гость для пожилого джентльмена, — с легкостью заявила она.

Софи быстро опустилась на колени, чтобы ее глаза были на одном уровне с лицом девочки.

— Знаешь, Орешек, думаю, что я тоже не слишком спокойный гость.

Мэгги усмехнулась.

— Хочешь поиграть в карты после обеда?

Софи мягко схватила ее двумя пальцами за дерзкий маленький нос.

— Ты жульничаешь, маленькое чудовище.

Улыбка Мэгги стала еще шире.

— Так же, как и ты. Просто я делаю это лучше.

Софи рассмеялась и встала.

— Идет, зверюшка. — Затем она повернулась к Патриции. — Лемонтёр скоро прибудет. Я…

Патриция в ужасе заморгала.

— Мария, Иисус и Иосиф, — выдохнула она. — Сюда?

— Да. — Софи знала, что все леди в Лондоне восхищалась творениями Лемонтёра, но очевидно, она не понимала всей величины этого восхищения. — Он будет помогать мне… улучшать мой стиль.

У Патриции приоткрылся рот. Затем закрылся. Потом на ее лице появилась медленная, восхищенная улыбка.

— О мисс! Вы будете выглядеть как принцесса!

Софи состроила гримаску.

— Тем хуже для королевства. — Потянувшись вниз, она взяла Мэгги за руку. — Леди Орешек, почему бы тебе не помочь мне распаковать вещи?

Мэгги посмотрела на нее прищуренными глазами.

— Ты не так красива как Ди, Софи.

Софи спокойно кивнула. Это была всего лишь правда, и лояльность Мэгги по отношению к ее новой матери была понятной.

— За исключением тех случаев, когда ты улыбаешься.

Пока она поднималась по лестнице, а Мэгги — следом за ней, Софи размышляла: неужели Мэгги имела в виду, что она становится такой же красивой, как и Дейдре, когда улыбается?

Невозможно.

На пути к своей комнате Софи задержалась в галерее, заметив несколько новых полотен, висящих в конце длинной фамильной линии Марбруков. Там, где раньше ряд картин оканчивался портретами совсем юных Рафаэля и Колдера, и еще одним портретом умершей первой жены Колдера, теперь он продолжался в совершенно новой последовательности.

Вначале шел портрет Колдера, старшего брата, нынешнего маркиза Брукхейвена и его жены. Он был мощным мужчиной, широкоплечим и темноволосым, с карими глазами, сердито пылающими на лице с чеканными чертами. Выражение этого лица заставило Софи улыбнуться, потому что она легко представила себе его нетерпение из-за процесса позирования для портрета. Колдер был человеком действия, а не праздного времяпровождения.

Рядом с ним с исключительным изяществом была изображена Дейдре. Она обладала королевской, золотоволосой красотой и глазами, похожими на сапфиры. Улыбка на ее лице была холодной и надменной, но во взгляде можно было заметить юмор и собственное нетерпение. Если Софи не ошибалась, то рука ее кузины на плече Колдера буквально удерживала того на месте!

Их ухаживание вовсе не было легким, особенно учитывая то, что большая его часть происходила после брака по расчету, но все же даже на портрете Софи могла видеть то, как Колдер всем своим существом стремится к Дейдре, словно она была землей, а он — одуревшей от любви луной. Каждый день между ними шла битва характеров, и все же оказалось, что призом является ничто иное, как полная преданность.

На следующем портрете красовался лорд Рафаэль Марбрук, незаконный, но признанный второй сын. Сходство между сводными братьями было удивительным, если смотреть только на цвет волос и глаз и телосложение. Разница между ними заключалась в отношении к жизни. Взгляд карих глаз Рейфа был светлее, почти смеющийся, и легкая влюбленная улыбка никогда не сходила с его губ.

Сидя в кресле чуть перед ним, с медово-золотистыми волосами, переброшенными через одно плечо, с картины смотрела Феба, с таким озаренным любовью светом в глазах, что сердце Софи чуть-чуть глуше застучало от зависти. Рука Рейфа на ее плече была и благословением и лаской, его пальцы слегка зарылись в шелковистые волосы жены.

Любовь с первого взгляда, несмотря на тот факт, что Феба согласилась выйти замуж за Колдера и почти дошла до алтаря вместе с ним. Любовь навечно, подумала Софи, пока смотрела на руку, с нежностью задержавшуюся на плече Фебы.

— Папа отдал мне мамин портрет, чтобы я повесила его у себя в комнате, — спокойно заявила Мэгги. — Мне он там нравится, и Ди — тоже. — Маленькая девочка ласково взглянула на лицо своей новой матери. — Раньше я хотела, что мама взяла меня с собой, но теперь я рада, что она не сделала этого.

Софи закрыла глаза, припомнив трагедию, которой Мэгги удалось избежать. Первая жена Колдера погибла в перевернувшемся экипаже, когда убегала со своим любовником. Слава Богу, что у этой женщины хватило здравого смысла оставить дома двухлетнюю дочь Колдера!

— Я тоже рада, Орешек.

— Папа сказал, что я тоже буду сидеть для портрета. — Мэгги почесала свой нос. — Как только я научусь сидеть.

Софи улыбнулась девочке.

— На твоем месте я бы практиковалась. Кажется, что Некто Безымянный превратил это в искусство.

Мэгги посмотрела вниз на котенка с длинными лапами, безвольно свисающего с ее рук, словно кошачий костюм без костей.

— Могучий Мортимер. — Она нахмурилась. — Нет, это не подходит. — Девочка тяжело вздохнула и пожала плечами. Котенок продолжал блаженно висеть. Громкое, скрипучее мурлыканье раздалось в воздухе. — Я не знаю, как звать его.

Софи одной рукой пригладила волосы девочки.

— Все в порядке, моя милая. До тех пор, пока он приходит, когда ты зовешь его.

Мэгги подняла глаза вверх на Софи и заморгала.

— Как Грэй поступает с тобой?

Софи небрежно отвела взгляд.

— Хмм. — Но лишь тогда, когда девочка пошла вперед, Софи задумалась над тем, что Мэгги имела в виду: что Софи приходит, когда Грэм зовет — или совсем наоборот?

Что, конечно же, было смешно. Грэму никто не был нужен. Никогда.

Глава 7

Если бы статус человека оценивался по тому, сколько глаз направлено на него, то Грэм мог бы стать королем.

Конечно же, вышеупомянутые глаза были всего лишь стеклянными, безжизненно мерцавшими с набитых и подвешенных на стены голов, принадлежащих жертвам покойного герцога — э-э, то есть охотничьих трофеев, так что, возможно, что соответствующий статус Грэма был точно таким же хрупким.

Обстановка кабинета была гнетущей комбинацией темного дерева, темных обоев и темной атмосферы смерти. Грэм воображал, что глянцевые глаза следят за ним, пока он ходит по комнате, в их блестящей полупрозрачности вспыхивает просьба о последнем освобождении. Запах, к сожалению, был отнюдь не плодом воображения.

Неужели эта комната всегда пахла заплесневелым табаком и усохшим, спертым гниением? Именно этот запах у Грэма постоянно ассоциировался с отцом. Добавить еще пороха от недавней стрельбы и виски — и можно было бы ожидать, что в любой момент сам старый герцог войдет в кабинет.

Герцог мертв.

Да здравствует герцог.

Грэм повернулся и прорычал огромному бурому медведю, маячившему в углу.

— Теперь — я герцог.

Час спустя Грэм выпил за свой костер в саду за домом уже четвертый… пятый? стакан виски. Он обнаружил, что рога оленей горели, как сухое дерево, и если осторожно встать против ветра, то можно было даже обнаружить дикий блеск облегчения в стеклянных глазах до того, как они потеряются в пламени.

Грэм поднял свой стакан.

— За моих павших товарищей. — Он всего лишь слегка пошатывался, учитывая то, сколько успел выпить. — За вас отомстили. Поприветствуем все вместе могучего лосна… — Подождите. Это неправильное название. — Снола. — Достаточно близко.

Он проглотил оставшийся виски и провел рукой по лицу, потому что жар от костра заставлял его глаза слезиться. Или, возможно, это был дым… Но ведь он стоял против ветра…

Теперь кабинет был тихим, и, что еще лучше, не переполненным. Единственным оставшимся трупом, смотрящим на него порицающими глазами, был медведь. Грэм решил оставить трофей весом в четырнадцать с половиной стоунов [6] там, где он находился. Однако настроение этого создания требовало улучшения, и немедленно.

Добавление старой мягкой шляпы с пятнами, принадлежавшей герцогу, ездившему в ней на сафари, и одного из древних кремниевых ружей, висевших над камином, на угрожающе поднятые передние лапы, придало медведю беспечный вид.

Грэм отступил назад и критически изучил его.

— Чего-то не хватает. — Он пожал плечами, а затем отсалютовал своему мохнатому компаньону. — Извини, сэр Большие Клыки, я совсем лишился ума. — Пошатываясь, он добрался до троноподобного кресла у камина и свалился в него. Мрачно глядя на трофей, Грэм икнул. — И виски тоже лишился.

Он откинул голову на спинку мягкого кресла и закрыл глаза, спасаясь от пристального упрекающего взгляда… И наконец-то уснул.


На следующее утро Грэм отправился на Примроуз-стрит, готовый припереть к стенке Софи за ее внезапную холодность к нему.

Ее там не было.

Грэм не знал, кто был больше удивлен, узнав, что Софи сбежала — он или быстро проснувшаяся Тесса. Так как в задачу Тессы как компаньонки входило быть в курсе местонахождения беззащитных девиц и так далее, то Грэм не одобрил то, каким дрянным образом она справлялась с этой работой.